Петр подвез нас к одному из домов, что стоял недалеко от реки Фонтанки, на Могилевской улице. Где нас любезно встретили у парадного входа и проводили на второй этаж.
Нас приветствовал сам хозяин квартиры. Мужчина лет пятидесяти, слегка полноватый, с классической черной еврейской бородой с проседью и с хитринкой в глазах. Он радостно всплеснул руками, узрев Мишку, пробасил громко:
- Ну, наконец-то, вы пришли. А то мы заждались уже.
Мишка искренне расцвел в улыбке, снимая перед гостем котелок:
- Борис Рубинович, ну я же обещал! Я не мог не придти. Потому вот он я собственной персоной и вот моя супруга. А это мой компаньон с невестой, прошу нас любить и жаловать.
- О-о, - восторженно пропыхтел хозяин, - рад встрече, очень рад. А вы, я так полагаю, и есть тот самый господин Рыбалко? Очень о вас наслышан, очень.
Я поздоровался с ним за руку.
- Александров Борис Рубинович, - важно представился он. - Купец первой гильдии, владею наравне с братом фирмой по оптовой продаже драгоценных камней и металлов. "Братья Александровы" - может, слышали?
- Сожалею, но не приходилось, - признался я.
- Ну и не страшно, да вы проходите, не стесняйтесь. Я вас сейчас со всеми познакомлю.
В большой многокомнатной квартире находилось около двух десятков человек. Сначала господин Александров представил нас приветливым гостям, а затем по очереди познакомил со своей супругой Анной, одного с ним возраста, своим братом Александром. Потом по очереди представил своих взрослых детей - старшего сына Шалома с супругой Итта-Идой, второго сына Нухима с супругой Гиндой. Затем он представил семью брата Александра - его жену Фрейду и их сына Моисея около двадцати лет. Ну а затем, пошли и остальные приглашенные гости - пара партнеров по бизнесу с супругами, да пара чиновников. У меня возникло ощущение, что целью этого визита были мои смотрины. Хозяин дома и приглашенные гости оценивали меня, присматривались. Только я пока не понял - зачем.
Вечер у нас прошел весело. Мы пили шампанское, пели песни, до коликов в животе играли в веселые фанты и рассказывали анекдоты. Я узнал много "новых", некоторые мне показались особо смешными. Сам рассказал кое-что из того что знал - народ оценил остроумие, захвалил меня до смущения. Потом обсудили последние столичные новости. Мишка на вечеринке был как рыба в воде, с каждым он находил, чем перекинуться словечком, с каждым мог пошутить. Я так не умел и потому чувствовал себя несколько неловко. Весь вечер я ловил на себе заинтересованные взгляды партнеров по бизнесу Александрова и чувствовал их желание со мной пообщаться наедине. Два человека, один из которых уже почти старик, а другой вдвое его младше, медленно нарезали круги вокруг меня, выгадывая момент, чтобы оттеснить меня в соседнюю комнату. И наконец, настал момент, когда им это удалось. Борис Рубинович веселыми разговорами увел от меня Марину, подобрал к ней ключик и, передав ее супруге, попросил показать последние журналы французской моды. Из самого Парижа! И Марина, завиляв хвостиком, побежала за лакомой приманкой. Моя суфражистка оказалась падка на новые шмотки.
И вот два солидных господина, подкатили ко мне с предложением:
- Пойдемте, покурим, дорогой Василий Иванович. А то при женщинах дымить не охота.
Я согласился. Мы прошли в соседнюю комнату, господа достали каждый по сигаре, предложили мне одну и с наслаждением задымили. Я приоткрыл форточку.
- М-да, вот так живешь на свете и не знаешь, когда встретишь знаменитого человека, - сказал один из них, тот, что был повыше и постарше, с осунувшимся лицом. Павел Яковлевич, кажется, так его звали. Фамилию не запомнил. Имеет склады с каменным углем, коксом, кирпичом и чугуном. Торгует при порте оптом.
- Это вы про меня? - удивился я. - Да бросьте, какая же я знаменитость.
- Ну как же, в газетах про вас пишут, да и у народа вы на слуху. Про вашу историю с покушением все наслышаны.
- Да-да, крайне мерзкий поступок совершил господин Баринцев, - поддакнул второй. Этого я запомнил - Цветков Петр Платонович. Чуть постарше меня. Занимался покупкой и продажей ценных бумаг. - Я понимаю, у вас с ним вышел какой-то личный конфликт. В жизни, конечно, всяко бывает. Бывает, что и в морду дать просто необходимо, но убивать человека это уже просто сверх глупости. Или отчаяния. Скажите честно, Василий Иванович, на какой почве вы повздорили? А то в газете такого понаписали, что простому читателю сложно разобраться, где есть правда, а где вымысел.
Я тяжело вздохнул. Не хотелось опять вспоминать эту нехорошую историю, где моя вспыльчивость сыграла со мной злую шутку. Но, подобравшись, искренне ответил:
- Господин Баринцев приходил ко мне с требованием, чтобы я перестал заигрывать с рабочими. Поставил мне ультиматум - или рабочие на моем заводе работают как все или...
- Или?
- Или он мне пообещал "сладкую" жизнь. Ну, я и тряханул его за ворот и выгнал вон. Вот и вся история.
Мужчины переглянулись.
- И это все?
- Все, - честно ответил я.
Павел Яковлевич задумчиво затянулся сигарой.
- Если это действительно так, - произнес он, выпустив клубы дыма, - то господин Баринцев меня разочаровал. Я был о нем другого мнения.
- Вы разве знакомы? - удивился я.
- Слегка, - уклончиво ответил он. - Встречался с ним у знакомого в гостях. Да уголек его заводу продавал. А скажите нам откровенно, Василий Иванович, а зачем вы на самом деле заигрываете со своими рабочими? Вот нам, людям с солидным капиталом, которые дают работу десяткам людей, крайне интересна ваша точка зрения. С какой целью вы сократили людям рабочее время? Это же просто невыгодно.
Я снова вздохнул. Этим господам действительно будет непросто объяснить наше с Мишкой решение. У них все мировоззрение сводится к двум крайностям - выгодно-невыгодно. И сокращенный рабочий день на самом деле прибыли нам не приносит. Да, лояльность рабочих у нас на запредельной высоте. Да, благодаря меньшей усталости существенно снизился уровень травматизма и незначительно увеличилась выработка на единицу времени. Но на этом все плюсы заканчивались. И все убытки мы были вынуждены покрыть внедрением механизации, что сожрало значительную часть средств. Отсюда и меньшее количество работников на нашем заводе, а значит меньший ФОТ, и больший вал продукции и ее лучшее качество. И вследствие этого нам прямая выгода. Это-то я и попробовал объяснить своим собеседникам.
Надо отдать им должное, они честно меня пытались понять. Долго слушали мои разъяснения, задавали уточняющие вопросы. Вроде бы мой ответ их удовлетворил. Они наполнили свежие бокалы шампанским, чокнулись со мной за мое новое мировоззрение и, осушив до дна, спросили:
- Скажите, Василий Иванович, а что, по вашему мнению, нужно сделать в Империи, чтобы недовольство рабочих не выливалось во вредные для всех стачки?
Мне ответ был очевиден:
- Надо снизить недовольство рабочих.
- Это-то понятно, - махнул рукой Павел Яковлевич. - Но что для этого надо сделать? Ваш вариант, конечно, хорош, но, черт возьми, он очень дорог. А как можно добиться такого же эффекта без значительных денежных вливаний? Или, например, у меня.... Постоянно идет загрузки складов и разгрузка. Как мне внедрить механизацию на моих складах? Я думаю, что это просто невозможно и потому ваш вариант для меня не подходит.
- Ну-у, - протянул я задумчиво, - вопросики у вас. Это, пожалуй, лучше всего спросить у самих рабочих. Хотя все и так знают что им надо - высокой зарплаты, человеческих условий работы и чтобы относились к ним не как к рабам. Понятно, что интересы рабочих и наши с вами интересы в этой плоскости входят в прямой конфликт. Вы хотите одно, а рабочие хотят прямо противоположное. И вам тут не договориться по-хорошему. Отсюда и стачки. На мой взгляд, лучшим бы выходом было бы со стороны царя узаконить профессиональные союзы. Сделать так, чтобы рабочие могли законным путем отстаивать свои права, но при этом не доводили дело до крайности. Это все же лучше, чем стачки и восстания. По моему мнению, нынешние работодатели слишком уж многое могут себе позволить в отношении простого человека. И рабочее время делают все как хотят, и рабочего держать в черном теле, и штрафуют людей за любые незначительные проступки. Даже в ватерклозете лишнюю минуту посидеть не дают - штрафуют беспощадно. И аргумент у них против недовольных всегда один - не нравится - увольняйся.
Оба моих собеседников переглянулись.
- Не слишком ли радикально вы мыслите, уважаемый Василий Иванович? - спросил после некоторой паузы Цветков.
- К моему большому сожалению - нет, - твердо ответил я. - Была б моя воля, я бы еще и оплачиваемые отпуска бы ввел для рабочих и выплаты по среднему при болезни.
- Ну это уж слишком. Эдак рабочие нам на шею сядут, свесят ножки и будут нас погонять. Может им еще и прибыль отдавать? И разрешения у них спрашивать на каждую производственную необходимость?
