— Ты сдался? — спросила Алина.
Она требовательно смотрела на сына.
Степан поник.
— Выходит, что сдался, мама. Обстоятельства сильнее. Иногда. Ну и потом… Я все думаю над той запиской. Может, Варя действительно со мной только гуляла, а замуж вышла за надежного человека, который много зарабатывает и мне не чета. Это Глеб так сказал. Глеб о сестрах заботится. Он им родителей заменил.
— Понятно, — поскучнела Алина. — Ну что ж, сын, занимайся. Время лечит душевные раны.
После этого они больше не возвращались к разговору о Варе.
Весной Степан собрал рюкзак и отправился в Сибирь. Алина на сей раз ему не препятствовала, наоборот, поехала провожать в аэропорт.
Но она так и не привыкла к тому, что сын то приезжает, то уезжает. Невозможно привыкнуть к разлукам с близким человеком. Даже если эти разлуки возвращаются с постоянством маятника.
* * *
Эту девушку Степан приметил еще в самолете. Она ничем не напоминала Варвару и тем не менее вызывала у Степана совершенно такое же желание познакомиться и быть рядом как можно дольше, а по возможности и не расставаясь вовсе. Склонный к теоретизированию Денис, наверное, сказал бы, что это любовь с первого взгляда.
«Вторая любовь с первого взгляда? — удивился бы Степан. — Разве такое возможно?»
«В любви возможно все!» — ответил бы Денис, будущий писатель и журналист, знаток человеческих душ.
Девушка была высокая, стройная, статная; темные волосы ее были модно подстрижены, черные брови-дуги изгибались над большими блестящими главами. Она была одета строго, в костюм, как учительница. И чемодан у нее был огромный и, судя по всему, очень тяжелый.
В аэропорту Степан догнал ее и пошел рядом. У самого Степана весь багаж был — наполовину пустой рюкзак. Большая часть его вещей находилась здесь, в экспедиции.
— Девушка! — Он зашагал рядом. — А с вами можно познакомиться?
Она покосилась на него и улыбнулась:
— Вы уверены?
— Конечно! — с жаром произнес Степан. — Меня, например, зовут Степан Самарин.
— Да неужели? — воскликнула она и засмеялась.
— Да, — кивнул он. — А вас?
— Оксана Ивлева.
— Я геолог, — продолжал Степан. — Приехал для дальнейшего прохождения службы, как говорят военные.
Оксане вдруг стало так легко — словно перед ней распахнули все двери и можно избрать любую дорогу…
— А я — метеоролог, — сказала она.
— Здорово! — обрадовался Степан. — Вы знаете, Оксана… Давайте я ваш чемодан возьму. — Он выхватил у нее чемодан и даже присел от неожиданности. — Ой, какой тяжелый!
— Там оборудование для метеостанции, — объяснила Оксана. — Поэтому и тяжелый такой.
— Так вы на метеостанции работаете? — восхитился Степан. — Здорово. Мой учитель, Ухтомский, говорит, что каждый настоящий геолог обязательно должен иметь свой блат на метеостанции… Оксана, вы будете моим блатом?
— Посмотрим, — лукаво ответила она.
— Знаете что, давайте-ка я вас до дома провожу… Вы где остановились?
— У моего родственника, у дяди Васи.
— Хорошо иметь родственника дядю Васю, — беззаботно сказал Степан. — А у меня мама в Москве.
— Мама в Москве… — Оксана едва заметно вздохнула. — Дядя Вася — мой единственный родственник. Я прилетела из Омска.
— А в Омске что делали?
— Разное…
Степан понял, что Оксана не хочет это обсуждать, и с легкостью отступился. Если они подружатся и Оксана позволит за собой ухаживать — расскажет и про Омск, и про дядю Васю… А если нет — незачем к человеку в душу лезть.
Они дождались автобуса, доехали до Междуреченска, дальше пошли пешком. Степану казалось, что его рука оторвется вместе с чемоданом. Он корчил ужасающие гримасы, пытаясь таким образом себе помочь. Оксана наконец забеспокоилась:
— Давайте передохнем. Вы же надорветесь.
— Слушайте, Оксана, а как вы собирались одна тащить эту тяжесть?
— Ну, я же не одна, — отозвалась она. — Нашлись бы добрые люди.
— Точно… — пропыхтел Степан. — Нашлись…
— Жалеете, что со мной пошли? — поддразнила она.
— Ничуть! — возмутился он. — Я еще к вам в гости хочу навязаться.
— Да вы скорый, — согласилась она. И остановилась перед забором, на котором криво были написаны краской название улицы, «Пролетарская», и номер дома. — Мы пришли. Здесь живет мой дядя Вася.
Калитка скоро отворилась, и показался человек лет шестидесяти, с вытянутым, морщинистым, очень загорелым лицом и недобрыми глазками.
— Дядя Вася! — обрадованно закричала Оксана и повисла у него на шее.
Он безрадостно обнял ее, похлопал по спине.
— Иди в дом.
Степан сделал шаг вперед… чемодан раскрылся, и оттуда посыпались яблоки. Одни сплошные яблоки, много килограммов.
— Ничего себе — оборудование для метеостанции… — прошептал Степан, собирая их с земли и складывая обратно в чемодан.
Оксана солгала ему. Никакой она не метеоролог, и привезла она вовсе не оборудование. Но почему она так сказала?.. Дальнейшие раздумья Степана были прерваны дядей Васей:
— Кончил собирать? Давай сюда чемодан.
Степан встал, держа одно яблоко в руке.
— Меня зовут Степан Самарин, мы с Оксаной вместе летели в самолете.
— Понятно, — сказал дядя Вася. — А здесь ты что забыл?
— Ничего… У нее был тяжелый чемодан, я предложил проводить. Я геолог, между прочим, — прибавил он, желая смягчить сердце сурового дяди Васи.
— Проводил — и проваливай, — сказал дядя Вася совсем грубо.
— Зачем вы так? — Степан отступил на шаг. — Я ничего плохого не сделал.
— И не сделаешь, — пообещал дядя Вася. — Кобелей я за версту чую и дрыном отгоняю… Давай топай, парень. И не оглядывайся.
«Странные они здесь какие-то, — подумал Степан, благородно ретируясь. Рюкзак болтался на его плече, руки отдыхали после тяжестей. Степан грыз яблоко. — Или это мое персональное везение такое? Надо будет Денису написать. Может, он из этого роман сделает. Он жаловался тут как-то, что ему сюжетов не хватает. В Сибирь опять просился. Тут, говорит, и на очерк материала хватит, и на целую эпопею с продолжением… Почему, интересно, как понравится мне девушка — так непременно у нее родственники будут против? Или я несимпатичный?»
Он засмеялся. Любимый сын красивой матери — конечно же, Степан Самарин мог быть каким угодно: и самоуверенным, и нахальным, и доставучим… но уж никак не несимпатичным. Исключено.
* * *
Проблема с жильем для бурильщиков становилась в поселке все острее. Прошли те времена, когда люди довольствовались жительством в балках, построенных из подручного (точнее, подножного) мусора. Повышенная пожароопасность, холод, ненадежность жилья — это уже никого не устраивало. У многих появились маленькие дети…
Клевицкий развил бурную деятельность. Каждую освободившуюся копейку, каждое бесхозное бревно он тащил к себе, как муравей. Устраивал субботники, выпрашивал освободившуюся рабочую силу. В конце концов в Междуреченск привезли целую «бригаду» проституток, от которых тогда очищали улицы (преимущественно вокзалы) Ленинграда и Москвы.
При виде странного отряда красивых, развязных, смеющихся женщин Векавищев аж дар речи потерял.
— Кто это, Митрич? — воззвал он к Клевицкому.
Клевицкий ответил с похвальной невозмутимостью:
— Падшие женщины.
— Откуда они здесь в таком количестве? — ужаснулся Векавищев.
— Будем перевоспитывать трудом, — объяснил Клевицкий, абсолютно равнодушный к зазывным взглядом «воспитуемых».
Облаченные в ватники и сапоги, вооруженные лопатами и мастерками, «падшие женщины» приступили к работе на стройках социализма.
Их прибытие взволновало неокрепшие молодые умы. Юный Ваня Листов из векавищевской бригады осаждал опытного старика Авдеева:
— Илья Ильич, а эти самые проститутки… они ведь красивые?
— Думаю — очень, — авторитетно ответил Илья Ильич.
Листов аж задохнулся. Занятие изгнанных за непотребство девиц представлялось ему не столько постыдным, сколько экзотическим. Ему ужасно хотелось познакомиться с какой-нибудь проституткой. Илья Ильич, правда, считал, что Листов еще молод для подобных экспериментов…
Но всех этих мер все равно не хватало для того, чтобы обеспечить всех желающих достойным жильем. И Клевицкий с Буровым отправились в Москву. Необходимо было выбить дополнительные средства для строительства. Кроме того, у Бурова накопились и другие вопросы к руководству, решить которые можно было только при личной встрече: «Серьезные дела по телефону не делаются», — считал он.
В приемной у замминистра их долго мариновали. Клевицкий, всю дорогу в самолете проспавший сном невинности, в приемной оживился. Он был теперь как хищник, засевший в засаде: все нервы обострены, глаза широко раскрыты.
