Дженнифер бросила ещё один короткий взгляд на гору посуды, а затем, уже прекрасно понимая, что ни в какой магазин она не выходила, еле слышно выдохнула.
- Как давно ты дал ей расчет?
Стенли опустил глаза вниз, а затем прикрыл их и хрипло задышал, пытаясь остановить очередной приступ. Дженнифер показалось, что её сердце только что взяли и со всей силой сжали в тисках. Она чувствовала невыносимую боль, но понимала, что совершенно ничего не может изменить. Единственное, чем она могла помочь – это просто делать вид, что все хорошо. Если уж чему-то и научил её Стенли Пирс, так это никогда не проявлять жалости к мужчине. Женщина может сочувствовать, сопереживать, понимать, протягивать руку помощи, но жалеть – никогда. Потому что ничто не причиняет большей боли, чем осознание собственной никчемности.
- Как ты поняла? – Спросил Стенли, когда, наконец, более или менее восстановил дыхание.
- Я знаю тебя, – шепотом ответила она, подходя ближе и присаживаясь рядом на корточки. Дженнифер прекрасно понимала, что болезнь причиняла ему невыносимые страдания и что с каждым днем они становились все сильнее, но, как и он, не хотела произносить этого вслух. Вы знаете, что бывает, когда вы что-то произносите вслух? Это становиться вашей реальностью. До того, как это слетает с языка, это просто мысль – плохая или хорошая это не важно, – но она не материальна. Она не настоящая, а значит, не может повлиять на ваше настоящее, изменить ваше будущее. Но как только вы говорите о ней – она мгновенно обретает силу. Покрывается оболочкой и становится настолько могущественной, чтобы суметь стать вашим самым страшным кошмаром.
Вот почему они оба молчали. Вот почему не говорили очевидного вслух.
Это совершенно ничего не изменит. Но это позволит встретить неминуемое с достоинством. Они не отдадутся во власть страху, пока находятся рядом друг с другом. Никогда не позволят ему победить.
Дженнифер накрыла его руку своей ладонью, ощутив при этом, как он вздрогнул, и еле сдержалась, чтобы не упасть ему на колени и не разрыдаться. Совсем как в детстве, когда ей было обидно и грустно. Совсем как раньше. Он отвел свои глаза в сторону – он делал так всегда потому, что прекрасно знал, что она читала в них ответы абсолютно на любые свои вопросы.
- Почему ты отказался от помощи Лидии?
- Мне не требуется помощь сиделки, я не дряхлый старик, - ответил он настолько резко, насколько это было возможно в его состоянии, а затем выдернул свою руку из-под её ладони.
Дженнифер на секунду прикрыла свои глаза, пытаясь успокоить щемящую боль внутри, а затем обратила на него свой твердый взор. Он не увидит её расклеившуюся.
- Лидия не твоя сиделка, - начала она, - она твоя помощница. В её обязанности входила уборка дома, готовка и ведение твоего расписания по приему лекарств.
Дженнифер удалось уговорить Стенли начать принимать некоторые медикаменты, но долгие уговоры и оттягивание дня начала приема не могли не сказаться на общем состоянии его здоровья. Пока он упрямился, ему стало заметно хуже, и сейчас эти лекарства практически ничем ему не помогали. Но Дженнифер не сдавалась. Она хотела верить, что от них ему становится легче, хотя бы чуточку, но легче. Это уже было ни с чем несравнимым бальзамом на её душу.
- У Лидии есть и свои заботы, - тихо отозвался он. - У неё семья. И вместо того, чтобы нянчиться со мной, она могла бы провести время со своими внуками.
- Почему ты такой упрямый…
- Я не беспомощен, слышишь? – Он неожиданно повернулся к ней, его голос был тихим. – Не беспомощен.
Дженнифер было трудно, но она все-таки сумела сдержать слезы и надеть на себя ироничную маску.
- Но убираться в доме тебя все равно не заставишь, - она строго покачала головой, - не говоря уже о том, чтобы есть нормальную еду. Ты питаешься полуфабрикатами и дышишь пылью, куда это годится?
- Да какая теперь разница… - почти шепотом сказал он.
- Вот о чем я и говорю! – Дженнифер резко встала на ноги и недовольно развела руками. – С Лидией здесь было чисто и всегда пахло горячей домашней едой, а теперь что? Тебе бы только целыми днями перед телевизором валяться и следить за паршивой игрой нашей сборной.
- Дженни…
Она пресекла его попытку возразить и стала поправлять смятое покрывало на диване и поднимать разбросанные по полу подушки.
- Я помогу тебе убраться только потому, что ты жуткий лентяй, но больше на мою помощь не рассчитывай.
- Милая…
- Ещё приготовлю тебе что-нибудь полезное, - не слушала его Дженнифер, делая вид, что ведет себя вполне естественно, - а то на своей неприязни к плите ты посадишь себе весь желудок, а потом…
- Перестань, - Дженнифер почувствовала, как отцовская рука сжала её плечо и замерла. – Хватит. Пожалуйста.
Дженнифер вымученно прикрыла глаза, а затем медленно развернулась к отцу. Он пошатывался, кое-как держа равновесие, а его бледность и мука, отражающаяся в потускневших голубых глазах, заставляли боль внутри лишь усиливаться.
- Почему ты не позволяешь тебе помочь, - не выдержав, прошептала она, понимая, что играть больше нет смысла. – Почему не позволяешь быть рядом…
- Я позволяю тебе быть рядом, - прохрипел Стенли, ласково проводя по её щеке трясущейся рукой, - но на этом все, малышка.
- Папа…
- Ты заметила, как мы с этим домом похожи? – Внезапно спросил он, и Дженнифер даже показалось, что на его устах промелькнула легкая улыбка. - Он медленно разрушается, пока каждый прохожий думает про себя: «он простоял много лет, но уже отжил свое». Ничто не вечно в этом мире, и никто не вечен, крошка. Твой папочка совсем не исключение, - тихо говорил он, пока Дженнифер собирала в кулак последние остатки самообладания. – Я знаю, что мне осталось не так долго, но я… - он закашлялся, а затем начал задыхаться, и Дженни сильнее вцепилась в его руки, больше не в силах сдерживать свои эмоции. Она почувствовала, как слезы заструились по щекам, и быстро заморгала, стараясь избавиться от следов собственной слабости. Усадив Стенли на диван и, убедившись в том, что он не нуждается в срочной скорой помощи, Дженнифер потянулась к ингалятору, но как только попыталась воспользоваться им, её отец завертел головой и опустил её ладонь вниз. – Я в порядке, - выдавил из себя Стенли, хотя дышал все ещё с большим трудом.
- Не упрямься хотя бы сейчас, - дрожащим, но как можно более твердым голосом сказала она. – Прошу.
Он долго и внимательно смотрел ей в глаза, – совсем как в детстве, когда пытался понять, действительно ли она хочет получить ту игрушку, о которой так слезно умоляет, – а затем, по всей видимости, осознав, что её просьба не простая прихоть, и что она нуждается в ней, как в воздухе, - кивнул, открыв рот и позволив ей ввести пар в горло. Дженнифер еле сдержала новый поток слез, который уже готов был вот-вот вырваться наружу огромным дождевым ливнем, а затем сосредоточенно распылила препарат внутри. Стенли сделал несколько хриплых вдохов, а затем немного устало прикрыл свои глаза, несколько секунд выжидая момента, когда лекарство начнет свое действие.
- Ты должна понять, что никакие ингаляторы не изменят того, что я умираю, - внезапно сказал он, заставляя Дженнифер замереть.
- Ты не должен говорить так… - качала головой она.
- Когда я принимаю очередное лекарство, я вижу в твоих глазах надежду.
- Ты видишь облегчение, - все ещё подрагивающим голосом произнесла она.
Он выдавил из себя усмешку.
- Это одно и то же.
- Перестань…
- Я смирился с тем, что меня ждет. И хочу, чтобы ты тоже это приняла…
