Светящиеся растения, которые Вася видел в норе, встречались и в перегоне. Они висели на потолке, лепились по тюбингам, росли между рельсов. Котенку хватало их мертвенного сияния, он уверенно прыгал по шпалам к своей цели, не обращая внимания на хлюпающую под лапами воду.
Вскоре Василий добрался до освещенного ответвления в техпомещения. Источником света являлся фонарь на шахтерской каске, рядом неподвижно лежал человек. Его одежда с вывернутыми карманами пропиталась кровью, а на ногах не было обуви. Но мужчина еще дышал – котенок уловил хриплый посвист выдыхаемого через зубы воздуха.
Когда Вася подошел к раненому и присел возле головы, тот почувствовал, что рядом кто-то есть, и открыл глаза.
– Кто это?.. Помогите… Умираю… – раздался тихий шепот. Потом человек собрался с силами и повернул голову. Скосив глаза, он перевел взгляд на котенка, который выжидающе смотрел в его лицо.
Мужчина сделал глубокий вдох.
– Надо же. Откуда ты здесь?.. Или это просто га… – короткий всхлип. – Галлюцинация?
Котенок встал, подошел вплотную к умирающему и положил лапу ему на плечо.
Человек с шумом выдохнул и сглотнул соленую от крови слюну.
– Настоящий… Никогда бы не подумал, что буду умирать в такой компании. Я ведь не выживу, правда?
Котенок взобрался на плечо, прилег и повернулся мордочкой к лицу раненого.
– Ты знаешь, когда я был совсем маленьким, у нас дома… Жила кошка. Она была такой красивой и… доброй. Терпела меня, мои выходки. Даже когда я пытался ловить ее за хвост, никогда не огрызалась. Если я слишком доставал ее, она просто о тходила в сторонку. Нам с ней очень нравилось в пальцы из-под подушки играть… – мужчина ненадолго замолчал, чтобы перевести дух. – Знаешь, когда я просыпался, она уже была рядом с кроватью, и ждала, когда я буду с ней играть. В детский садик меня провожала, потом в школу. Она меня больше всех любила в семье…
Раненый еще долго рассказывал котенку о своей жизни. О родителях, о первой любви, о студенческой поре. О тех людях, кому сделал что-то плохое, и теперь жалел, что не имеет возможности попросить у них прощения, и о своих поступках, которых стыдился. О тех, кому помогал искренне и бескорыстно, и о тех, кто его предавал – и тех, кого предавал он сам. О своей жене и детях, которых он очень любит, и ради которых готов был на все. Он говорил – и его голос становился все тише по мере того, как слабел свет от фонарика. В какой-то момент фонарь окончательно погас, и человек замолчал. Его пальцы, которыми он тихонько гладил лапы котенка, замерли.
В ася понурил голову и слез на пол. Последний раз он прикоснулся усами к щеке умершего, прощаясь с нежданно обретенным и тут же потерянным другом. Но сам Василий был еще жив – и, несомненно, впереди его ждали новые препятствия и смертельные опасности.
* * *
Запах мяса кружил голову и раззадоривал аппетит. Дозорные на блокпосту были беспечны, они не заметили прокравшегося мимо них лазутчика.
Вася шел на запах, перебегая от укрытия к укрытию и прячась в тени колонн, коробок и торговых лотков. Суетливые жители станции не обращали на зверька никакого внимания, они увлеченно продавали и покупали, совершали между собой сделки, попрошайничали…. Короче говоря, вели активную бизнес-деятельность, и до какого-то там котенка им не было совершенно никакого дела.
Уворачиваясь от прохожих, Василий добрался до источника манящего аромата. Это оказалась местная кафешка. Он проскользнул между свисающими в д верном проеме нитями занавески и очутился в задымленном помещении, заставленном столиками. За некоторыми из них обедали посетители. Покрутив головой, котенок увидел прилично одетого толстячка, который грыз большой кусок шницеля.
– Мяяау!
Толстяк оторвался от мяса и удивленно воззрился на Васю. А тот уже сидел возле столика и просительно заглядывал человеку прямо в глаза.
– О! – только и смог сказать мужчина. Он положил шницель на тарелку и выпрямился на стуле. Смотрел толстячок весело и задорно, с симпатией даже – котенок почувствовал приветливое отношение к себе и повторил попытку:
– Мяу!
– Да ты, никак, голоден! – догадался мужчина, после чего отрезал кусок и бросил его Васе. Тот не стал стесняться и тут же принялся за угощение. Пока он ел, окружающие с интересом наблюдали за представлением: для них это было в диковинку, как тем, кто давно не видел кошек, так и тем, кто в сил у юного возраста видел котенка впервые. А тот не обращал на зрителей никакого внимания и шустро уплетал подбрасываемые кусочки мяса.
Из-за занавески, ведущей на кухню, вышел повар и задумчиво уставился на нового «посетителя».
Вскоре Вася наелся, встал и потянулся, выгнув спину. Облизываясь, он подошел к толстячку и потерся об его ноги.
– Ух ты, мохнатый мой! – потрепал мужчина котенка за ухом. – Официант, счет, будьте добры!
Тот подошел к столику:
– Пожалуйста, ваш счет, Андрей Денисович.
Толстяк расплатился, вылез из-за стола и, погладив в последний раз котенка по холке, направился к выходу. Официант дождался, когда клиент выйдет наружу, подошел к умывающемуся котенку и пнул его ногой в бок:
– А ну, проваливай отсюда, блохастый!
От удара Вася отлетел в сторону, но тут же вскочил и бросился наутек. Пронесшись мим о прыснувшего со смеху вышибалы, котенок вылетел на станцию. Там он еле успел увернуться от груженной грибами тележки и отпрыгнул в сторону. Неожиданно хвост пронзила сильная боль: кто-то, не заметив, наступил на него каблуком сапога. Заверещав, котенок рванулся прочь, опешивший хозяин сапога убрал ногу, и Василий что есть духу помчался по торговым рядам. Его увидели, со всех сторон поднялся шум, кто-то кричал, смеялся, одна грузная старая женщина даже попыталась обдать котенка кипятком из чайника, но, по счастью, не попала.
Скрывшись от всего этого ужаса, Вася спрятался в темном углу и принялся зализывать ушибы – у него болели хвост и задняя левая лапа. А еще котенок пребывал в полной растерянности: в первый раз за всю его короткую жизнь люди поступили с ним настолько нехорошо. Даже те двое бандитов, которые хотели его съесть, не оставили у Васи плохих воспоминаний (главным образом потому, что они ничего не успели с ним сделать, а намерений их он так и не понял; ну да, подержали немножко взаперти, но они, может, просто играли так).
Как бы то ни было, больше Василия здесь ничто не держало. Приведя себя в порядок, он пошел искать выход со станции.
Вскоре Вася добрался до гермоворот. Конечно, в целях сообщения между станциями они были открыты, и поэтому препятствием не являлись. Проскользнуть мимо задремавшего постового тоже не составило особого труда. А дальше уже была столь знакомая темнота туннеля…
Примерно через пятьдесят метров котенок увидел огни блокпоста. Их коллеги совсем недавно не заметили пробравшегося на станцию Василия, поэтому он не особо беспокоился по поводу того, чтобы пройти границу незамеченным.
– Валерик, посвети туда!
Ярко вспыхнул прожектор. Котенок зажмурился и попятился назад, от стенок перегона эхом пронесся дробный топот солдатских сапог. Васю схватили. Он вырывался как мог, кусался, царапался, и все напрасн о: когти и зубы не могли повредить толстых перчаток и ткань одежды.
– Ага, попался! – раздался чей-то довольный голос. – Рюкзак! Где рюкзак? Давай его сюда, а то эта падаль брыкается!
Васю бросили в брезентовый мешок и затянули тесемками горловину.
– Кислый!
– Я!
– Держи, отнесешь секретарю начстанции…
* * *
– Мария, поручаю это вам, – чеканил суровый мужской голос. – Даю вам последнюю попытку. И чтобы с вашей стороны больше не было никаких инициатив, понятно?
– Я все поняла, Семен Георгиевич, – спокойно ответили ему. – Впредь такого больше не повторится.
– Помните об оказанном вам доверии. А также о том, что на вашу должность есть еще множество претендентов. Будьте умнее ваших предшественниц.
Немолодая женщина в строгом костюме лишь кивнула в ответ и попра вила сползшие на нос очки. Она стояла перед большим дубовым столом, за которым восседал начальник с резкими и несколько даже крысиными чертами лица.
Семен Георгиевич скорчил презрительную гримасу и подал знак своему телохранителю. Тот подошел и положил перед женщиной рюкзак.
Когда охранник развязал тесемки, то из глубины мешка испуганно выглянули огромные блестящие глаза.
– Не бойся, – сказала женщина, протягивая руку. – Я не сделаю тебе ничего плохого.