Оставшись с Малышом наедине, Молли почувствовала, как в бурный поток ее радости проникла льдинка холодного рассудка.
– Ты настоящее золото, Малыш, – сказала она благодарно. – Никогда в жизни я еще не носила мехов. Но ведь русские соболя, кажется, безумно дорогая штука? Помнится, мне кто-то говорил.
– А разве ты замечала, Молли, чтобы я подсовывал тебе какую-нибудь дрянь с дешевой распродажи? – спокойно и с достоинством спросил Малыш. – Может, ты видела, что я торчу у прилавков с остатками или глазею на витрины «любой предмет за десять центов»? Допусти, что это боа стоит двести пятьдесят долларов и муфта – сто семьдесят пять. Тогда ты будешь иметь некоторое представление о стоимости русских соболей. Хорошие вещи – моя слабость. Черт побери, этот мех тебе к лицу, Молли.
Молли, сияя от восторга, прижала муфту к груди. Но мало-помалу улыбка сбежала с ее лица, и она пытливым и грустным взором посмотрела Малышу в глаза.
Малыш уже давно научился понимать каждый ее взгляд; он рассмеялся, и щеки его порозовели.
– Выкинь это из головы, – пробормотал он с грубоватой лаской. – Я ведь сказал тебе, что с прежним покончено. Я купил этот мех и заплатил за него из своего кармана.
– Из своего заработка, Малыш? Из семидесяти пяти долларов в месяц?
– Ну да. Я откладывал.
– Откладывал? Постой, как же это… Четыреста двадцать пять долларов за восемь месяцев…
– Ах, да перестань ты высчитывать! – с излишней горячностью воскликнул Малыш. – У меня еще оставалось кое-что, когда я пошел работать. Ты думаешь, я снова с ними связался?! Но я же сказал тебе, что покончил с этим. Я честно купил этот мех, понятно? Надень его и пойдем прогуляемся.
Молли постаралась усыпить свои подозрения. Соболя хорошо убаюкивают. Горделиво, как королева, выступала она по улице под руку с Малышом. Здешним жителям еще никогда не доводилось видеть подлинных русских соболей. Весть о них облетела квартал, и все окна и двери мгновенно обросли гроздьями голов. Каждому любопытно было поглядеть на шикарный соболий мех, который Малыш Брэди преподнес своей милашке. По улицам разносились восторженные «ахи» и «охи», и баснословная сумма, уплаченная за соболя, передаваясь из уст в уста, неуклонно росла. Малыш с видом владетельного принца шагал по правую руку Молли. Трудовая жизнь не излечила его от пристрастия к первосортным и дорогим вещам, и он все так же любил пустить пыль в глаза. На углу, предаваясь приятному безделью, торчала кучка молодых людей в безукоризненных костюмах. Члены банды «Дымовая труба» приподняли шляпы, приветствуя подружку Малыша, и возобновили свою непринужденную беседу.
На некотором расстоянии от вызывавшей сенсацию парочки появился сыщик Рэнсом из Главного полицейского управления. Рэнсом считался единственным сыщиком, который мог безнаказанно прогуливаться в районе Дымовой трубы. Он был не трус, старался поступать по совести и, посещая упомянутые кварталы, исходил из предпосылки, что обитатели их такие же люди, как и все прочие. Многие относились к Рэнсому с симпатией и, случалось, подсказывали ему, куда он должен направить свои стопы.
– Что это за волнение там на углу? – спросил Рэнсом бледного юнца в красном свитере.
– Все вышли поглазеть на бизоньи шкуры, которые Малыш Брэди повесил на свою девчонку, – отвечал юнец. – Говорят, он отвалил за них девятьсот долларов. Шикарная покрышка, ничего не скажешь.
– Я слышал, что Брэди уже с год как занялся своим старым ремеслом, – сказал сыщик. – Он ведь больше не вожжается с бандой?
– Ну да, он работает, – подтвердил красный свитер. – Послушайте, приятель, а что меха – это не по вашей части? Пожалуй, таких зверей, как нацепила на себя его девчонка, не поймаешь в паяльной мастерской.
Рэнсом нагнал прогуливающуюся парочку на пустынной улице у реки. Он тронул Малыша за локоть.
– На два слова, Брэди, – сказал он спокойно. Взгляд его скользнул по длинному пушистому боа, элегантно спадающему с левого плеча Молли. При виде сыщика лицо Малыша потемнело от застарелой ненависти к полиции. Они отошли в сторону.
– Ты был вчера у миссис Хезкоут на Западной Семьдесят второй? Чинил водопровод?
– Был, – сказал Малыш. – А что?
– Гарнитур из русских соболей, стоимостью в тысячу долларов, исчез оттуда одновременно с тобой. По описанию он очень похож на эти меха, которые украшают твою девушку.
– Поди ты… поди ты к черту, – запальчиво сказал Малыш. – Ты знаешь, Рэнсом, что я покончил с этим. Я купил этот гарнитур вчера у…
Малыш внезапно умолк, не закончив фразы.
– Я знаю, ты честно работал последнее время, – сказал Рэнсом. – Я готов сделать для тебя все, что могу. Если ты действительно купил этот мех, пойдем вместе в магазин, и я наведу справки. Твоя девушка может пойти с нами и не снимать пока что соболей. Мы сделаем все тихо, без свидетелей. Так будет правильно, Брэди.
– Пошли, – сердито сказал Малыш. Потом вдруг остановился и с какой-то странной кривой улыбкой поглядел на расстроенное, испуганное личико Молли.
– Ни к чему все это, – сказал он угрюмо. – Это старухины соболя. Тебе придется вернуть их, Молли. Но если б даже цена им была миллион долларов, все равно они недостаточно хороши для тебя.
Молли с искаженным от горя лицом уцепилась за рукав Малыша.
– О Малыш, Малыш, ты разбил мое сердце! – простонала она. – Я так гордилась тобой… А теперь они упекут тебя – и конец нашему счастью!
– Ступай домой! – вне себя крикнул Малыш. – Идем, Рэнсом, забирай меха. Пошли, чего ты стоишь! Нет, постой, ей-богу, я… К черту, пусть меня лучше повесят… Беги домой, Молли. Пошли, Рэнсом.
Из-за угла дровяного склада появилась фигура полицейского Коуна, направляющегося в обход речного района. Сыщик поманил его к себе. Коун подошел, и Рэнсом объяснил ему положение вещей.
– Да, да, – сказал Коун. – Я слышал, что пропали соболя. Так ты их нашел?
Коун приподнял на ладони конец собольего боа – бывшей собственности Молли Мак-Кивер – и внимательно на него поглядел.
– Когда-то я торговал мехами на Шестой авеню, – сказал он. – Да, конечно, это соболя. С Аляски. Боа стоит двенадцать долларов, а муфта…
Бац! Малыш своей крепкой пятерней запечатал полицейскому рот. Коун покачнулся, но сохранил равновесие. Молли взвизгнула. Сыщик бросился на Малыша и с помощью Коуна надел на него наручники.
– Это боа стоит двенадцать долларов, а муфта – девять, – упорствовал полицейский. – Что вы тут толкуете про русские соболя?
Малыш опустился на груду бревен, и лицо его медленно залилось краской.
– Правильно, Всезнайка! – сказал он, с ненавистью глядя на полицейского. – Я заплатил двадцать один доллар пятьдесят центов за весь гарнитур. Я, Малыш, шикарный парень, презирающий дешевку! Мне легче было бы отсидеть шесть месяцев в тюрьме, чем признаться в этом. Да, Молли, я просто-напросто хвастун – на мой заработок не купишь русских соболей.
Молли кинулась ему на шею.
– Не нужно мне никаких денег и никаких соболей! – воскликнула она. – Ничего мне на свете не нужно, кроме моего Малыша! Ах ты, глупый, глупый, тупой, как индюк, сумасшедший задавала!
– Сними с него наручники, – сказал Коун сыщику. – На участок уже звонили, что эта особа нашла свои соболя – они висели у нее в шкафу. Молодой человек, на этот раз я прощаю вам непочтительное обращение с моей физиономией.
Рэнсом протянул Молли ее меха. Не сводя сияющего взора с Малыша, она грациозным жестом, достойным герцогини, набросила на плечи боа, перекинув один конец за спину.
– Пара молодых идиотов, – сказал Коун сыщику. – Пойдем отсюда.
Иностранная политика 99-й пожарной команды
(Перевод под ред. В. Азова)
Джон Бирнс, возница в 99-й пожарной команде, был одержим недугом, который его товарищи называли японитом.
У Бирнса, во втором этаже пожарного депо, всегда лежала развернутая на столе карта военных действий, и в любой час дня или ночи он готов был объяснить вам точное расположение, состояние и намерения русской и японской армий. Карта его была утыкана пучками булавок, которые изображали враждующие стороны, и он перемещал их изо дня в день в соответствии с военными известиями в газетах.
Каждый раз, когда японцы одерживали победу, Джон Бирнс переставлял соответствующим образом булавки, а затем исполнял бурно-восторженный военный танец; его товарищи пожарные слышали его возгласы: «Здорово! Вот это так здорово! Ах вы, чертенята, обезьяны морские бесхвостые – вот молодчаги-то! Карлики, черти кривоногие, морды собачьи! Ну, жарьте, жарьте на прованском: будете скоро лопать рис в самом Петербурге».
Даже на прекрасном острове Ниппоне вряд ли нашелся бы более ревностный поклонник японского оружия. Сторонникам русских не рекомендовалось показываться в пределах пожарного депо № 99.
