– Немного.
– Гонка за зрелостью? Серьезно? – он попытался сказать это скептически
или подшутить, но не смог скрыть гордость.
Рассмеявшись, она пробормотала:
– Заткнись, Гэвин.
Он раскрыл книгу с короткими рассказами, но, ухмыляясь, поглядывал в ее
сторону.
– А приз дадут?
– Ага. Из волос на груди.
***
Но в среду он не наблюдал, как она идет к нему, вместо этого не сводил глаз
со спины уходящего Давала.
– Почему Давал никогда с тобой не приходит?
– Потому что он знает, что я хочу побыть с тобой наедине.
Гэвин неловко сглотнул, словно это не было очевидно, словно прошлый раз
они не говорили о зрелости, ее груди и его теле под рубашкой. Он перевел
взгляд на здание школы.
– Как думаешь, он хочет быть твоим парнем?
– Давал? – она рассмеялась. – Да он такой же натурал, как все цвета радуги.
На лице Гэвина проступило смятение.
– Но радуга не… О-о, – он посмотрел на удаляющегося Давала. – Я и не
знал.
– Тогда твой радар не определяет геев. Это ведь очевидно, стоит только ему
заговорить.
Гэвин был погружен в себя, чтобы улыбнуться Дэлайле. Вместо этого он
замер и надолго задумался.
– О чем ты думаешь?
– А его родители знают?
– Что Давал гей? Сомневаюсь.
Он прикусил нижнюю губу и посмотрел на Дэлайлу.
– Но как это? Они живут в одном доме, но не знают такую важную деталь?
Дэлайла пожала плечами, чувствуя, что от нее ускользает нить разговора.
– Не думаю, что он готов рассказать родителям. Он хочет, чтобы узнал кто-
нибудь еще.
– А что сделали бы твои родители, – спросил он, – если бы ты все-таки
принимала наркотики или участвовала в дикой лесбийской оргии в Святом
Бенедикте?
Дэлайла вздрогнула, не в силах представить себе романтическую близость с
кем-то из бывших одноклассниц.
– Ой, нет.
Это его рассмешило.
– Я не спрашивал, с какой девочкой ты бы такое захотела. Что бы сделали
твои родители?
– Обалдели бы. Сто процентов.
– Что это значит? Что бы они сделали после этого?
Дэлайла уже в миллионный раз хотела его спросить про родителей. Разве
они не были бы в ужасе от такого? Скрывал ли он что-то от них? Она
задумалась, не началась ли игра «Я расскажу тебе о себе, если ты расскажешь о
себе». Она не очень любила говорить о семье – поскольку там не было ничего
интересного, и ей было немного грустно, что ее родители были такими
холодными и скованными, особенно в сравнении с бурными проявлениями
любви Нонны – но если такая искренность показала бы Гэвину, что его семья
уж никак не страннее ее, она готова попробовать.
Поежившись, она сказала:
– Моих родителей… сложно описать…
– Как это?
– Я их толком не знаю.
Какое-то время он переваривал эту информацию.
– Потому что ты долго была далеко, ты об этом?
– И поэтому тоже, но еще думаю, они не общительные и не очень готовы
взаимодействовать с другими людьми. Для них есть только они сами, а я –
ребенок, что-то вроде совместного проекта. Воспитывать дочь – как построить
вместе скворечник или сделать ремонт на кухне.
– Это… так плохо.
– Не пойми меня неправильно. Они заботятся, чтобы я правильно росла, хотят, чтобы со мной все было в порядке. Просто они не очень душевные. Они
даже не спрашивают, сделала ли я уроки, но у них есть свое мнение о парнях, свиданиях, сексе и даже мыслях.
– Тебе нельзя даже думать?
– Я должна делать так, как говорит мама. Нет смысла думать о том, что
сделать не могу. А папа… он просто папа. Он работает, смотрит телевизор. И
так каждый день.
– Что, даже не спит? – с легкой улыбкой спросил Гэвин.
– Может, немного. В моей маме совсем нет очарования. Нонна зовет ее
Белиндой-пуританкой. Сейчас я наконец понимаю, что она тревожилась за
маму. На самом деле. Думаю, мама умерла бы, узнай, что я мастурбирую.
Гэвин внимательно слушал, но когда Дэлайла сказала последнюю фразу, он
провел рукой по лицу и закашлялся от смеха.
– Боже, Дэлайла. Ты меня убиваешь.
– Что? Почему? – спросила она, но тут же отвлеклась на слова, написанные
черным, что показались из-под рукава Гэвина. Она задумалась, что такого он
считал важным, чтобы написать это на коже.
Он покачал головой и вместо ответа спросил:
– У тебя не было парня?
– М-м, нет. Ты что, не слушал? Я целовалась с несколькими парнями, но все
эти истории я храню в тайне.
– И ничего не больше?
Ее энтузиазм сошел на нет, когда она поняла, что нарушила собственное
главное правило.
– Я не буду рассказывать тебе подробности.
– Эй, – коснувшись ее руки, сказал он. – Обещаю, я никому не расскажу, что ты целовалась с парнем.
Она прищурилась, а в его глазах заметила искорки.
– Ты смеешься надо мной.
Гэвин расхохотался.
– Ага. Так и есть.
***
В Массачусетсе, в местных магазинах «Trader Joe’s» [сеть супермаркетов –
прим. перев.] все пестрило цветами, яркими вывесками у входа, а полки ломились
от новых товаров. Единственный же продуктовый магазин в Мортоне был
самый обыкновеным, как и все остальное в городе. Он занимал длинное
прямоугольное здание, расположенное между книжным магазином и маленьким
обувным.
Погрузившись в чтение книги в мягкой обложке, Белинда вручила ключи от
машины Дэлайле и отправила ее за луковой приправой. Дэлайла пришла в
восторг от мысли, что сама поведет машину. Так можно слушать в пути свою
музыку, да еще и громко.
Дэлайла не знала, какие космические силы помогли ей вписаться в место на
парковке у продуктового как раз в тот миг, когда Гэвин Тимоти вошел в
автоматические двери. Взяв ключи и кошелек, она выскочила из машины и
отправилась в супермаркет.
Будучи на голову выше остальных, Гэвин был заметен издалека между
рядами, где вытаскивал пачку мороженого из морозильной камеры.
– Ну, привет, Гэвин Тимоти, – сказала она, остановившись в метре от него.
Он выпрямился и оглянулся на нее через плечо.
– Дэлайла Блу.
Как и всегда, Гэвин был с ног до головы в черном, его джинсы всегда были
чистыми, а футболка очень, ну очень подчеркивала руки и плоский живот. Но
его улыбка заставила ее отступить и споткнуться о вывеску сиропа «Хёрши».
– Я в порядке, – сказала она, не дав ему спросить, и тут же восстанавливая
равновесие.
– Это хорошо, – сказал он, улыбка стала шире, становясь почти
неприличной. Закрыв дверцу морозильной камеры, он повернулся к ней,
показывая на упаковку «Drumsticks» [мороженое в рожках – прим. перев.] в руках. –
А я ушел с работы и захотел мороженого.
Вместе они пошли дальше между рядами.
– Надеюсь, угостишь одним, – сказала Дэлайла, толкнув его локтем.
– Даже не знаю, что со мной будет, если я увижу, как ты ешь его, – сказал
он, и Дэлайла чуть не выронила ключи, а Гэвин покачал головой. – Я не должен
был этого говорить.
– Думаю, пора договориться, кто из нас будет провокатором, потому что
двоих таких эта дружба не выдержит.
« Дружба, – напомнила она себе. – Это дружба».
– Готов уступить, все ради тебя, – сказал он, направившись за ней к полкам
со специями. Женщина лет за шестьдесят читала написанное на обороте пачки
смеси для торта, потом подняла взгляд и осуждающе нахмурилась, разглядывая
лохматого Гэвина рядом с Дэлайлой.
Дэлайла рассматривала одну за одной баночки со специями.
– А вот и она, – сказала она, показав на верхнюю полку.
– Эта? – спросил он, легко достав баночку и отдав ей.
– Спасибо. Зачем ставить товары так высоко? Мне понадобилась бы
лестница.
– Или с этого момента тебе нужен сопровождающий в магазины.
Ее сердце затрепетало, как тысяча птиц.
– Чем займешься остаток вечера?
– Буду есть мороженое и думать о чем-нибудь полезном, – ответил он. – И
нужно подготовиться к тесту по истории. А ты?
– Смотреть, как папа смотрит телевизор. Не знаю вообще-то, – она
взглянула на него. – Заняться особо нечем.
Гэвин выглядел так, словно хотел что-то сказать, но они уже дошли до
кассы.
– Привет, Дэйв, – сказал Гэвин, поставив коробку на ленту и запустив руки
в карманы джинсов. На него со смятением посмотрел мужчина средних лет с
лысеющей макушкой и седыми висками.
– Привет, – медленно произнес он, разглядывая Гэвина, прищурившись, словно пытался узнать. – Я где-то тебя встречал, парень?
Гэвин подмигнул Дэлайле и повернулся к мужчине.
– Не беспокойтесь, – ответил он, достав из кармана пятерку и отдав ему.
Дэйв пробил луковую приправу, все еще сохраняя растерянный вид, после
чего его взгляд резко поднялся на Гэвина, словно он его все-таки вспомнил.
