- И как же ее зовут? - спросил его преподобие.
- Дороти, - был ответ. - Дороти ее зовут. У них имена идут - А, Б, Ц, только А на конце: Бетси, Цецилия, Дороти, Ева, Фанни, Грейс, Анна. Но они говорят, это не по алфавиту. Их крестили в честь тональности A-moll, если, конечно, вы это понимаете.
- Пожалуй, понимаю, - улыбнулся отец Опимиан. - Их крестили в честь греческой диатонической гаммы, и они составляют два смежных тетрахорда, если, конечно, вы это понимаете.
- Нет, пожалуй, я не понимаю, - отвечал горемыка с сомненьем.
- А молодой хозяин, - заключил отец Опимиан, - носящий имя Алджернон, это Proslambanomenos, или тоника, и заключает октаву. Родители его, верно, сочли, что это неспроста и что он и семь его названых сестер должны всю жизнь прожить в гармонии. Но вы-то как с ними свели знакомство?
- Да как? - отвечал страдалец. - Я много чего вожу к ним с нашей фермы, ну а она принимает товар.
- Я хорошо знаю этот дом, - сказал его преподобие, - и хозяина и девушек. Возможно, он женится, а они последуют его примеру. Будем уповать. Скажите, как вас зовут?
- Зовут-то меня Плющом, - был ответ. - Гарри Плющ я. А она ведь правда красавица?
- О, бесспорно, - сказал отец Опимиан. - Они все миленькие.
- И вот не хочет за меня, - снова вскричал тот, но уже с меньшей мукой. Отец Опимиан его утешил и озарил лучом надежды. На том они и расстались.
И снова его преподобие стал рассуждать сам с собой: “Кажется, всякая трудность разрешима. Выйдет замуж хоть одна - и все построение распадется. Однако сама по себе ни одна на такое не решится. Вот если бы семеро румяных здоровяков Плющей разом предложили каждой по руке и сердцу? Семь нот в тональности A-moll октавой ниже? А? Еще и не такое случалось! Я читал про шестерых братьев, которые все по очереди услужливо сломали себе шею, чтобы седьмой, герой повести, наследовал отцовское именье. Но вот опять я - и зачем мне печься о чьем-то браке? Пусть уж все идет своим чередом”.
Но, как ни старался, отец Опимиан не мог отогнать смутный образ - себя самого, благословляющего двух врачующихся юных своих друзей.
1. ГЛАВА VII
СВЯЩЕННИК И ЕГО СУПРУГА. СОЮЗЫ ЛЮБВИ. ГАЗЕТА
Indulge Genio: carpamus dulcia: nostrum est
Quod vivis: cinis, et manes, et fabula fies.
Vive memor lethi: fugit hora: hoc quod loquor, inde est.
Persius
Гения ты ублажай своего {52}: лови наслажденья,
Жизнь наше благо; потом - ты пепел, призрак и сказка.
Помня о смерти, живи! Час бежит, и слова мои в прошлом.
Персий
- Agapetus и Agapetae {Αγαπητος καὶ ἀγαπηται. (Примеч. автора).}, - сказал преподобный отец Опимиан наутро за завтраком. - И притом в лучшем смысле слова - таковы, к счастью, отношения юного сего господина со служанками.
Миссис Опимиан:
- Может быть, ты возьмешь на себя труд изложить мне свое мнение о них более доступно?
Преподобный отец Опимиан:
- Разумеется, душенька. Слово означает “влюбленный” в чистейшем, возвышенном смысле. В этом-то смысле и употребляет его святой апостол Павел, говоря о единоверках своих и возделывающих общий с ним вертоград соратницах, в чьих домах доводилось ему живать. В этом смысле прилагалось оно к девам и святым мужам, обитавшим под одной кровлей в союзе любви духовной.
Миссис Опимиан:
- Что ж, всякое бывает. Ты - святой муж, отец Опимиан, однако, будь ты холост, а я дева, вряд ли рискнула б я быть твоей ага… ага…
Преподобный отец Опимиан:
- Agapete. Но я никогда и не посягал на такую духовную высоту. Я последовал совету святого апостола Павла, который говорит: “Лучше вступить в брак…” {53}
Миссис Опимиан:
- Цитату можешь не оканчивать.
Преподобный отец Опимиан:
- Agapete часто переводится “приемная сестра”. Такие отношения, по-моему, вполне мыслимы при наличии обетов безбрачия и духовной высоты.
Миссис Опимиан:
- Очень возможно. И столь же мыслимы при отсутствии того и другого.
Преподобный отец Опимиан:
- И еще более мыслимы, когда приемных сестер семь, а не одна.
Миссис Опимиан:
- Возможно.
Преподобный отец Опимиан:
- Если бы ты видела, душенька, как обращаются эти девицы к хозяину, ты бы тотчас поняла характер их отношений. Их почтительность неопровержимо убеждает меня, что я не ошибся.
Миссис Опимиан:
- Будем надеяться.
Преподобный отец Опимиан:
- У меня попросту нет сомнений. Семь весталок непорочны, либо ничего не стоят ни наблюденья мои, ни весь мой жизненный опыт. Называя их весталками, я не вполне точен: в Риме избиралось только по шести весталок. Зато было семь плеяд, покуда одна не исчезла. Можно допустить, что она стала седьмой весталкой. Или, поскольку планет прежде было семь, а теперь насчитывается более пятидесяти, можно и седьмую весталку приписать законам прогресса.
Миссис Опимиан:
- Смертных грехов прежде тоже было семь. Сколько же прибавил к их числу прогресс?
Преподобный отец Опимиан:
- Надеюсь, ни одного, душенька. Хотя этим обязаны мы не собственным его тенденциям, но емкости старых определений.
Миссис Опимиан:
- По-моему, я уже где-то слыхала это твое греческое слово.
Преподобный отец Опимиан:
- Есть такие агапемоне {54}, душенька. Ты, верно, про них думаешь.
Миссис Опимиан:
- Про них. И что бы такое могло это слово значить?
Преподобный отец Опимиан:
- Оно значит “приют любви”. Любви духовной, разумеется.
Миссис Опимиан:
- Хороша духовная любовь - разъезжает цугом {55}, роскошествует и укрывается высокой стеной от любопытных взоров.
Преподобный отец Опимиан:
- Все так, душенька, но вреда ведь от этого никому никакого нет.
Миссис Опимиан:
- Ты, отец Опимиан, ни в чем вреда видеть не хочешь.
Преподобный отец Опимиан:
- Боюсь, я во многом вижу больше вреда, нежели мне бы того хотелось. Но агапемоне кажутся мне безвредными оттого, что я о них почти не слышу. Свет из-за всего готов поднять шум; а на то, что в порядке вещей, никто и внимания не обращает.
Миссис Опимиан:
- Неужто, по-твоему, эти агапемоне - в порядке вещей?
Преподобный отец Опимиан:
- Я говорю только, что не знаю, соответствуют ли они порядку вещей или нет. А вот нового в них нет ничего. Еще три столетия назад было такое семейство “Союз любви”, и Мидлтон о нем сочинил комедию. Королева Елизавета семейство преследовала; Мидлтон его высмеял; оно, однако, пережило обоих, и в том не вижу я никакого вреда {56}.
Миссис Опимиан:
- Неужто же свет так зол, что замечает новизну только в беспорядке?
Преподобный отец Опимиан:
- Быть может, это происходит оттого, что порядок вещей нарушается лишь изредка. Из множества людей, утром идущих по улице, лишь одного ограбят или собьют с ног. Если бы вдруг сообщение Гамлета “в мире завелась совесть” {57} оказалось верно, тотчас перестали бы выходить газеты. Ведь в газетах что мы читаем? Во-первых, отчеты обо всех смертных грехах, о несчетных видах насилия и обмана; затем безудержную болтовню, вежливо именуемую законодательной мудростью, которой итог - “непереваренные массы закона, вытряхнутые, как из мусорной тележки, на головы подданных” {Джереми Бентам. (Примеч. автора).}, затем перебранку в том лающем тоне, который именуется адвокатским красноречием и которого первым виртуозом был Цербер {Cerberus forensis erat causidicus. Petronius Arbiter [Цербер был судейский крючок. Петроний Арбитр (лат.). Фрагмент. 8]. (Примеч. автора).}; далее читаем мы о скандальных собраниях разоренных компаний, где директора и пайщики поносят друг друга в отборных выражениях, неведомых даже Рабле; о банкротствах банков, словно мановением волшебной палочки заставляющих благородных джентльменов сбрасывать маски и домино и являться в истинном своем облике жуликов и карманных воришек; об обществах всякого рода, обучающих всех всему, вмешивающихся во все дела и исправляющих все нравы; далее читаем мы хвастливые объявления, сулящие красоту Елены той, кто купит баночку крема, и век Старого Парра {58} тому, кто купит коробочку пилюль; читаем о чистейшем безумии так называемых дружеских встреч; читаем отчеты о том, как какой-нибудь невыразимый болван развлекал избранное общество - все предметы разные, несуразно-многообразные, но доведенные до сходства почти родственного лоском лжи, которая их покрывает.
Миссис Опимиан:
- Прости, что тебя перебила, отец Опимиан, но пока ты говорил, я подумала, что, читая газету, ведь не слышишь адвокатского лая.
Преподобный отец Опимиан:
- Воля твоя, но кому хоть раз довелось его слышать, легко воспроизведет его в своем воображении.
Миссис Опимиан;
- Ты ничего не сказал насчет несчастных случаев, а ведь и про них газеты много пишут. Как бы честен ни сделался свет, несчастные-то случаи не переведутся.
Преподобный отец Опимиан:
- Но честность сократит их число. Паровые котлы высокого давления не сеяли бы погибель, когда бы бесчестность и скупость не норовили употребить их там, где дорогостоящие котлы низкого напряжения обеспечат совершенную безопасность. Дома, честно построенные, не обрушивались бы на головы жителям. Суда, верно оснащенные и с хорошей командой, не налетали бы то и дело на мели и рифы и не разваливались бы от первого же толчка. Честно приготовленные сласти не отравляли бы детей, а честно составленные лекарства не губили бы больных. Словом, чаще всего так называемые несчастные случаи суть преступленья.
