принесли свой товар: всё оказалось впору, и, расплатившись, Иван задумал в воскресенье пройтись к старосте, который пригласил его на обед, а заодно расспросить: не желает ли кто из сельчан подучить своих отпрысков сверх курса земской школы. Шапки у учителя не оказалось и пока приходилось одевать фуражку, но морозец стоял лёгкий, и в тёплом пальто, и в меховых сапогах даже в фуражке было не холодно выйти на село.
YI
За подготовкой к зиме Ивану было не до Арины, но в воскресенье с утра он надумал снять мужские желания, чтобы идти в гости к старостиным дочерям без похотливой озабоченности. Взгляд старшей дочери старосты Татьяны часто вспоминался учителю и он опасался, что духовное стремление к этой девушке, что он испытывал, вкупе с мужской страстью могут сыграть с ним плохую шутку: неосторожное рукопожатие или нечаянный поцелуй в щеку, которых, несомненно, ожидает от него Татьяна, приведут его к женитьбе на этой девушке. Иван чувствовал глубокую симпатию к Татьяне и внутренне сопротивлялся этому чувству, чтобы оно не переросло в любовь, поэтому доступность Арины для удовлетворения мужской страсти была весьма кстати.
Накинув халат на ночную рубашку, Иван, всунув ноги в чуни, пробежал мимо Арины, хлопотавшей у печи, в туалет, утопая в снегу, что намело за ночь и, вернувшись в дом, скинул халат и подкравшись сзади к кухарке, обхватил её груди. Арина видимо ожидала внимания учителя, поэтому вытерла мокрые руки о фартук, который сняла, пока Иван продолжал мять её груди, и, направляясь к дивану, приговаривала:
– Что-то опасаюсь я, Иван Петрович, как бы ненароком не вошел кто в дом, как староста в прошлый раз, напугав меня до смерти.
– Не бойся, никто утром по снегу сюда не сунется, и ты успеешь согреть меня своим телом после улицы, – успокоил учитель женщину, укладывая ей на диван, обнажая и обнажаясь сам.
Их близость была короткой, но бурной, и закончилась взаимным удовлетворением плоти со стонами и страстными судорожными движениями сплетенных объятьями тел. Впервые Арина отдавалась хозяину с открытыми глазами, обнимая его руками и целуя в грудь, на что Иван ответно покусывал женские соски, пахнувшие свежестью, вжимаясь в нежное податливое тело на всю возможную глубину.
Женские груди были упруги, нежны и пахли луговыми травами.
Содрогнувшись в последнем порыве чувств кухарка и хозяин молча и неподвижно лежали некоторое время, потом разъединились и женщина, высвободившись, с улыбкой удовольствия на лице, ушла заниматься хозяйством, а мужчина вышел следом за ней на кухню, сполоснул лицо холодной водой из рукомойника, что висел в углу у входа, плеснул воды на грудь и плечи, вытерся чистым полотенцем и прошел к себе в спальню, чтобы одеться, шлепнув мимоходом женщину по упругой ягодице. Он хотел благодарно поцеловать Арину в губы, но она смущенно увернулась.
Услада похотливых желаний мужчины и женщины, по взаимному согласию, на этом закончилась до следующего раза.
За завтраком, Иван, умиротворенный плотской утехой с кухаркой, спросил, попивая горячий чай с баранками:
– Хочу сказать, Арина, что ты всегда чистенькая и пахнешь луговой свежестью, как тебе удается это?
– Так я, Иван Петрович, каждое утро иду в баню, что на задворках нашего двора, и там, раздевшись донага, обтираюсь терпким настоем луговых трав: зверобоя, чистотела и ромашки, которые завариваю в чугунке с вечера, ну и, конечно, по субботам парюсь в бане с сыном – потому и чистая. Свекор однажды спросил меня: что это я каждое утро намываюсь, идя к вам в услужение, так я ответила, что обтираюсь травами, чтоб не нести с собой к учителю в дом тяжелые запахи деревенской избы, где мы живём. Здесь и куры под печью и теленок по весне в углу кухни привязан – иначе в сарае может замерзнуть. Свекор понял и отстал с расспросами, а теперь вот и вы поинтересовались.
– Мне нравятся твоя чистота и запахи, тело у тебя нежное и упругое, вот только руки грубоваты.
– Так как им не быть грубыми от крестьянской работы, – удивилась Арина. – Попробуйте пшеницу жать серпом и у вас руки загрубеют. Ничего, за зиму я руки приведу в порядок, не извольте беспокоиться, Иван Петрович, – обиделась Арина.
– Прости, я не хотел сказать обидного, – смутился Иван, – и ещё хочу спросить: почему ты никогда не целуешь меня в губы и мне не позволяешь? Может тебе это неприятно?
– Нет, с вами, Иван Петрович, мне никак нельзя целоваться губами, – возразила Арина. – В губы целуются только муж с женой и у них в это время души сливаются воедино. А мы греховодники, и нам это ни к чему, чтобы наши души сливались – это бесовщина будет.
– Крестьянское, наверное, это поверье, – удивился Иван. – Я-то думал, что души мужчины и женщины сливаются в минуты плотского удовольствия, когда тела соединились, а по-вашему выходит, что при целовании в губы. Ладно, не буду больше вводить тебя Аринушка в искушение своими поцелуями в губы: но в грудь-то можно? – спросил Иван, закончив завтрак и мимолетно сунул свою руку в вырез сарафана, ухватив женщину за грудь и сжимая сосок между пальцами.
– Бессовестный вы охальник, Иван Петрович, делаете с бедной вдовой, все что хотите, да ещё и посмеиваетесь над нашими обычаями не целоваться в губы при греховной связи. Кроме целования, все остальное вам позволено: когда захотите и сколько захотите – я согласна хоть сейчас повторить ваш утренний урок на диване, – засмеялась Арина, ускользая грудью от хозяйской руки.
– Нет, мне в гости ещё к старосте идти, – пояснил Иван, а после второго нашего блудодейства я уже идти никуда не смогу. Как говорится – хорошего помаленьку. И ты, Аринушка, заканчивай хлопоты и иди домой к сыну. Он у тебя смышленый малый и учится старательно: пусть заходит сюда после уроков и покорми его на кухне, – я возражать не буду.
– Спасибо вам, Иван Петрович, за вашу доброту и заботу, – оживилась Арина. – Сынок-то мой приходит после уроков, а там семейка уже всё подъела в обед и ему остаётся лишь хлебушек, да изредка щей остатки. Утром-то я сама его кормлю и вечером тоже, теперь вот и с обедом наладится по вашей доброте. И кошку надо бы завести здесь, Иван Петрович: давеча в подпол лазила за картошкой, и есть подгрызенные местами клубни и морковь тоже. В деревне без кошки припасов не уберечь от мышей, особенно зерно. Так я присмотрю где-нибудь кошку и принесу, если не возражаете?
Иван не возражал, служанка прибралась в доме, напекла пирогов с ливером – в
