– Да, конечно… – ответил Болохов. – Весь город об этом только и говорит.
– Кстати, когда вы в последний раз видели полковника? – Взгляд у Шульженко тяжелый, пугающий.
Болохов задумался.
– Третьего дня мы вместе были на концерте… Потом был ужин в ресторане.
– Он вам что-нибудь говорил?
Болохов пожал плечами.
– Нас была целая компания, поэтому говорить с каждым в отдельности он вряд ли мог, – пояснил Александр.
– Значит, вы хотите сказать, что лично с вами он ни о чем не говорил?
Болохов сделал вид, что пытается что-то вспомнить.
– Нет, – покачал он головой. – Было шумно… В общем, я не помню.
Шульженко нахмурил брови.
– А разве он не говорил вам, что готовит вам сюрприз?
– Вы это о чем? – не понял Болохов.
– А все о том же! – стукнул кулаком по столу Шульженко. Кулак у него был огромный, как, впрочем, и он сам, потому грохот получился отменный.
Болохов понял, что хозяева кабинета настроены решительно.
– Да… да… вспомнил, – неожиданно спохватился он. – Но это было до того, как мы пошли в ресторан. Полковник сказал, что со дня на день ждет каких-то господ, с которыми мне будет приятно встретиться. Об этом вы хотите услышать?
Шульженко даже порозовел от удовольствия.
– А, значит, вы все-таки не забыли!.. – радостно прогудел он. – Ну, конечно, как такое забудешь? Вы ж только об этом потом и думали. Вот и надумали… – Он усмехнулся. – Говорите прямо: вы убили полковника?
Болохов выпучил на него глаза.
– Да окститесь, господин хороший! Не было у меня надобности его убивать. Мы ж еще не распили с ним коньяк, – пытался он разрядить обстановку.
– Какой еще коньяк? – не понимает Шульженко.
– А тот, который я пообещал выставить в случае, если и впрямь увижу кого-то из своих старых боевых товарищей, – объяснил Александр.
Штабс-капитан потер лоб – будто бы в надежде найти какие-то новые аргументы. Не найдя, побагровел и набычился.
– Значит, вы не признаете своей вины? – грозно взглянул он на Александра, и было видно, что дело движется к кульминации. Вот сейчас эти трое, не получив нужного ответа, набросятся на него и начнут ломать ему кости.
– Естественно, нет, – понимая, что выносит себе приговор, произнес Болохов. – Зачем же я буду наводить на себя напраслину? Меня, знаете ли, с детства учили не врать.
В следующий момент штабс-капитан подал знак и те двое, что находились за его спиной, подскочили к Александру и опрокинули вместе со стулом на пол.
– Сейчас он у нас заговорит! – прорычал один из казачков и с силой воткнул носок сапога ему в бок. Его примеру последовал и другой.
– Бейте его, ребята! – приказал Шульженко. – Бейте, пока не признается.
Надо было что-то предпринимать. Может, позвонить Намоято? – лихорадочно соображал Болохов.
– Стойте! – попытался остановить служивых Болохов. – Дайте мне возможность позвонить…
– Еще чего не хватало! – осклабился штабс-капитан. – Может, тебе еще и водочки налить?
– Это же в ваших интересах… – умоляюще смотрел на него Александр.
Шульженко криво усмехнулся.
– Это еще почему?
– А сами узнаете…
– Ну хорошо… Отпустите его, – приказал старшой. – Только я не понимаю, кому ты собрался звонить?.
– Вашим же друзьям, – вставая с пола и потирая ушибленный бок, проговорил Александр и направился к висевшему на стене телефонному аппарату. Подняв трубку и покрутив ручку магнето, он попросил барышню соединить его с отелем «Модерн»…
К огромной радости Болохова, японец оказался на месте.
Несколько дней назад у них был конфиденциальный разговор в ресторане. Намоято-сан напомнил ему о том, что, подписав в Сахаляне соответствующие документы, он тем самым дал согласие сотрудничать с японской разведкой. Теперь настало время проявить себя. На первый раз, по словам японца, задание будет нетрудным: он должен будет докладывать обо всем, что творится в стенах РОВСа. Короче, хочет, чтобы он шпионил за своими соотечественниками. Выходит, не доверяют япошки своим друзьям. «Ну и хрен с ними!» – подумал он. Пусть шпионят друг за другом, а он только будет делать вид, что служит этим узкоглазым.
– Намоято-сан?.. Здравствуйте! – скороговоркой поздоровался Болохов, когда портье позвал того к телефону. – Знаете, я попал в неприятную ситуацию. Контрразведка РОВСа подозревает меня в убийстве полковника Одоевцева. Что?.. Да, я нахожусь у них на допросе. Вы не можете с ними поговорить? А то ведь прибьют ненароком… Да, да… могу…
Он протянул трубку штабс-капитану.
– С вами хочет поговорить господин Намоято, – произнес он.
Разговор их длился недолго.
– Хорошо, Намоято-сан… И вам того же… До свидания… – Он отошел от телефона и снова сел за стол.
– В общем, так, – сказал он, обращаясь к Болохову. – Из города никуда не уезжать… До тех пор, пока мы не закончим следствие, – уточнил он. – Помните: несмотря ни на что, вы все равно остаетесь у нас на подозрении. А сейчас идите… И благодарите Бога, что у вас есть такие заступники, – многозначительно добавил он.
Но Болохов и без того знал, что не будь у него покровителей, он бы не смог вырваться из рук этих головорезов. «В общем, не было бы счастья, да несчастье помогло», – вспомнив свою встречу в Сахаляне с резидентом японской разведки Миязаки, подумал он.
После этого работа Болохову уже не шла на ум. Чтобы успокоиться, он решил прогуляться по городу, но тут пришла Лиза.
– Вы что такой расстроенный, Саша? – увидев его потухшие глаза, спросила она. Пришлось обо всем ей рассказать.
– Какой ужас! – испуганно произнесла девушка. – И что же с вами будет?
Болохов развел руками.
– Если они не найдут убийцу, то, я думаю, они снова примутся за меня, – сказал он.
Лиза побледнела.
– Сашенька, нам нужно что-то делать! Они же убьют вас.
– Не исключено… – упавшим голосом проговорил он. Она обвила его шею руками.
– Саша, милый, да что же это?.. Почему мир наш такой злой? Вы же ни в чем не виноваты… Ведь я же права? Права?..
Он нежно погладил ее по голове. Это было единственное в мире живое существо, которое искренне жалело его.
– Лизонька, спасибо тебе… – молвил он, впервые почувствовав, насколько эта девушка дорога ему.
– За что?.. За что?.. – не понимала она.
– А за то, что ты у меня есть…
Лиза вдруг с благодарностью посмотрела на него и заплакала.
– Ты почему плачешь? – спросил он ее.
– Потому что… – произнесла она, – потому что я давно ждала этих слов.
– Дорогя, ты моя… Не плачь… не надо.
Но ее было уже не остановить. Она так откровенно рыдала, что у Болохова самого на глазах выступили слезы.
– Милый… милый… – вздрагивая всем телом, пыталась говорить она. – Я всегда… всегда буду любить вас… А надо… то и на эшафот пойду вместе… вместе с вами…
Он ласково поцеловал ее в мокрую щеку.
– А вот умирать не надо. Мы рождены, чтобы жить… При этом жить счастливо.
Она всхлипнула.
– Но мир такой несправедливый…
– Да, верно, но люди должны сделать его справедливым…
– Но как?
Вот сейчас бы и рассказать ей всю правду о себе, а там будь что будет. Но что-то его останавливало. Да, Лиза любит его, но ведь она до мозга костей монархистка. Примет ли она его веру? Настолько ли она любит его, чтобы пожертвовать собой, всем, чем она живет, что ей дорого с детства? Нет, наверное, еще рано посвящать ее в свою тайну. Тогда что же, продолжать ее использовать вслепую? Но ведь это нечестно!
«О какой чести ты говоришь? – неожиданно услышал он внутри себя чей-то насмешливый голос. – Ты же, братец, по уши в дерьме! У тебя руки в крови… Кстати, тебе не снятся по ночам кровавые мальчики?..»
Опять это второе его «я». Теперь оно появляется все чаще и чаще. Как только он в чем-то начнет сомневаться – тут же оно… Проклятие! Так ведь можно и с ума сойти. Психоаналитики говорят, что раздвоение личности – это первый шаг к безумию.
Надо поскорее закончить дела – и домой, неожиданно нахмурился он. Да, Одоевцева нет, но остались его помощники. Они теперь не дадут ему житья. Завтра связной обещал передать ему бомбу. Если теракт удастся, то ему нельзя уже будет оставаться в Харбине. Ведь он снова окажется под подозрением. И уж тогда Шульженко отыграется на нем. Это хорошо, если в момент взрыва он тоже окажется в кабинете генерала, а если нет? Лиза говорила, что на совещании будет одно только начальство. Впрочем, это хорошо. Ведь в этом случае ее тоже вряд ли пригласят, а если так, то ему не нужно будет думать о том, как ее оградить от беды…
Ну а бомбу он доставит на место сам, хотя еще недавно собирался использовать для этого Лизу. Зачем впутывать в свои дела ничего не подозревающего человека? Если что, пусть погибнет он один, но только не она. Это было бы совершенно противоестественно. Ведь это его борьба, не ее. А она пусть живет. Она молодая, и у нее все еще впереди. Выйдет замуж, нарожает детей, и уедут они всей семьей куда-нибудь к теплому морю. А его она забудет. Плохое быстро стирается из памяти. Так и должно быть. Человек ведь рожден для счастья…
