Эпигоны
Тон теперешних дискуссий задал тот же Пайпс. По его мнению, «немедленная задача России состоит в строительстве нации-госу- дарства». И потому «национализм, который Запад оставил далеко
позади, трактуя его как доктрину реакционную, тем не менее прогрессивен на той исторической ступени, на которой находится сегодня Россия».53 Расшифровывает для нас эту странную сентенцию современный эксперт младшего поколения, известный британский историк Джеффри Хоскинг. Он замечает: «Царская Россия была, по сути, азиатской империей, которая управлялась космополитической аристократией, собиравшей дань с подвластных ей народов».54
Отсюда вытекает, что «гигантские усилия, потраченные на строительство империи воспрепятствовали попытке создать русскую нацию. Для традиционных азиатских империй это было бы несущественно, проблема, однако, была в том, что [именно эта азиатская империя], Россия, пыталась стать еще и европейской державой».55 Как видим, азиатский характер русской государственности даже не обсуждается, он попросту постулируется — как неоспоримое наследство дискуссий 1960-х.
Другое дело, что эти странные европейские претензии азиатской державы оставили после распада империи «русских сиротами».56 Ибо сменившая империю «Российская Федерация есть не нация-го- сударство, но лишь кровоточащий обрубок империи».57 И, естественно, «русские — не нация».58
Почему? Попытке ответить на этот вопрос Хоскинг посвятил увесистый том под заглавием «Россия: народ и империя». И начинает он эту драматическую историю с Петра. Оказывается, это он, злодей, в своём безумном «стремлении секуляризовать и европеизировать» азиатскую Русь «растоптал её национальный миф», согласно которо-
New York Times Book Review, May 25,1997.
jeoffrey Hosking and Robert Service, eds., Russian Nationalism : Past and Present (hence forth Nationalism), London, 1998, p. 2.
Ibid., p. 18.
Ibid., p. 5.
Ibid.
ibid.
му «русские были избранным народом, строившим единственную христианскую империю в мире».59
В результате вместо «смиренной, скромной, святой и решительно женственной Руси» получили мы «грандиозную, космополитическую, секулярную и, наплевать на грамматику, мужественную» Российскую империю.60 Конечно, любой, хоть сколько-нибудь знающий свой предмет историк, мог бы напомнить Хоскингу, что, начиная с середины XVI века, когда кончается повесть о России европейской, доимперской (о трагедии, то есть, о которой мы и рассказывали в предыдущих главах), и до конца XVII, т.е. до Петра эта «скромная» и «женственная» Русь вполне мужественно присоединяла к себе (циник, пожалуй, сказал бы захватывала) ежегодно по 35 тысяч квадратных километров чужой территории — другими словами, по целой стране размером с Голландию. Но ведь и сам Хоскинг нечаянно проговаривается, что «национальный миф» Московии, собственно, в строительстве империи и состоял, пусть даже «единственной христианской империи».Честно говоря, не возьми Хоскинг в эпиграфы к своей книге выражение покойного (мир праху его) ностальгирующего славянофила Георгия Гачева «Русь была жертвой России», мы бы поначалу и не поняли, по какой причине принимает он так близко к сердцу судьбу разрушенной Петром культурно бесплодной, тупиковой (и агрессивной) Московии. Только впоследствии выясняется, что именно из элегических изысканий Гачева и сделал Хоскинг свой невероятный на первый взгляд вывод, что слово «российский» обозначает сегодня в России империю, тогда как слово «русский» — нацию.
Иначе говоря, противостояние между петровской Россией и допетровской Русью равносильно для Хоскинга конфронтации между империей и национализмом. Потому-то и полагает он, что, покуда Российская Федерация не станет русским государством (иначе говоря, «Россией для русских»), так и будет она оставаться «обрубком империи». Короче, доверившись славянофильской
Jeoffrey Hosking. Russia: People and Empire, Harvaed Univ. Press, 1997, Р- XIX.
Ibid., p. 2.
тоске Гачева, написал Хоскинг на самом деле теоретическое пособие для современных русских этно-националистов, для «придурков», как всердцах назвал их президент Путин. Увы, ничего этого не заметили западные рецензенты, осыпавшие книгу Хоскинга комплиментами.
Западный консенсус
Не в первый раз замечаем мы это противоестественное взаимодействие между самыми темными силами традиционалистской реакции в России и западными «попутчиками». Впервые видели мы его еще в XV веке, когда неистовый иосифлянин Геннадий, архиепископ Новгородский, взял себе в наставники в деле истребления инаковерующих испанского короля Фердинанда Католика.
Глава шестая «Деспотисты»
Потом снова встретились мы с этим взаимодействием в 1920-е, когда в ответ на провозглашение России «монгольской ордой» гордо объявили евразийцы: да, мы наследники Чингизхана! И вот сейчас прославление русского национализма как единственно возможного спасителя бывшей «азиатской империи», вплоть до дифирамбов Жириновскому («Как в своих лозунгах, так и в своей фразеологии... Ли- берально-Демократическая партия России под руководством Владимира Жириновского отвечает духовным нуждам израненного русского самосознания и гордости»)61 услышали мы от либерального британского историка.
И Ричард Пайпс со своим «патримониальным государством» выглядит в этом контексте неким соединительным звеном между «азиатской империей» Карла Виттфогеля и сегодняшней апологией русского национализма, ставшей основой нынешнего консенсуса западной историографии. Ибо согласно с Пайпсом и Хоскингом большинство современных западных историков. И Астрид Туминез
Цит. по Западники и националисты: возможен ли диалог? (далее Диалог), М., 2003, с. 366.
в книге «Русский национализм с 1856 года» спрашивает: «Было ли когда-нибудь в России создано национальное государство?» И сама себе отвечает: «Научный консенсус утверждает, что нет».62
А поскольку, по её мнению, именно «национализм есть клей, скрепляющий современные государства», то его Западу и следует в России поддерживать.63 Той же точки зрения придерживаются и Джон Дэнлоп в книге «Новые русские националисты», и Саймон Диксон в работе «Русский национализм: прошлое и настоящее»64, и практически все, пишущие об этом предмете эксперты, которых мне приходилось читать. Консенсус он консенсус и есть.
Невозможно отделаться от ощущения, что для этих авторов в постсоветской политической драме есть лишь два действующих лица: национализм и империя. Ясно, что для них империя хуже национализма. И потому приходится выбрать наименьшее зло. Куда денешься, пришлось напомнить коллегам (в статье, опубликованной в вашингтонском журнале «Demokratizatsia») заключение блестящего соотечественника Хоскинга Майкла Хэйуорда, что «принцип национализма с самого начала был неразрывно связан как в теории, так и на практике с идеей войны» и поэтому «в строительстве нации-го- сударства, как и в революции, повивальной бабкой истории всегда было насилие»65
Особенно, добавлю, если вовлечена в это перекройка границ (а в строительство нации-государства в Европе она, как правило, вовлечена). Так во всяком случае свидетельствует опыт распада Оттоманской, Австро-Венгерской или Югославской империй. Как пишет И.А. Зевелев, «строительство наций на обломках империй всегда дело этно-националистов. Кемалистская Турция начала свой эксперимент со строительством национального государства с того, что под-
Astrid Tuminez. Russian Nationalism since 1856. Ideology and the Makingof Foreign
Policy, Lanham, MD, 2000, p. 29.
Ibid.
Nationalism, p. 367.
Cit. in Demokratizatsia, p. 560.
Ibid., p. 56.
вергла геноциду и изгнанию свои армянские, греческие и курдские меньшинства... Сербия и Хорватия оказались в аналогичном случае агрессивно-националистическими и начали немедленно перекраивать силой карту бывшей Югославии».66
Можно ли сомневаться, что, избери в 1996 году Россия в президенты не Бориса Ельцина, а «истинного строителя нации» Геннадия Зюганова, мы почти наверняка имели бы сегодня на руках войну с Казахстаном — за «Южную Сибирь и Зауралье», как называет эти северные области соседней республики А.И. Солженицын67 и с Украиной (за Крым)?
Пришлось также напомнить коллегам, что русский национализм, как и сербский, никогда не противостоял империи, всегда был имперским. И в этом качестве противостоял он — от имени империи — исключительно «германо-романской цивилизации». Короче, никакой конфронтации между национализмом и империей, на которой настаивает современный западный консенсус, попросту не существует. На самом деле противостоит в России империи третье действующее лицо, которого западные эксперты просто не заметили. Я говорю, конечно, о Федерации. Той самой, про которую декабрист Сергей Трубецкой еще в 1820-е писал, как мы еще увидим, что «только федеральное управление соглашает величие народа и свободу граждан».
