Цареградский оборотень - Сергей Анатольевич Смирнов

-- Ты таишь свою силу, а не я,-- отвечал радимич.-- Ты говоришь о своей воле. Все племена ведают издавна, что тебе суждено обрести счастье. Все ведают, что тебе суждено править многими родами и самим царством ромеев. Так говорил твой отец, князь-воевода Хорог.

"Вымыслил то мой отец в свое оправдание!"-- признался было княжич, но осекся перед чужим, и сильные, но не изреченные им слова отступили от него в левую сторону коротким вихрем, поднявшим с земли палую листву и уснувших лесных ос.

-- Тебе, третьему княжичу Турову, суждено обрести великое богатство, -- продолжал радимич.-- Того и страшился жрец Даждьбожий Туров. Он никогда не преступал межи рода. Он страшился, что ты опередишь силой своего старшего брата, Коломира. Он страшился, что твою силу признают иные боги. Вот почему он изгонял тебя за межи и признал волкодлаком.

-- Сам измыслил ты или сказал тебе кто, княжич Лучинов? -- изумился таким мудрым словам Стимар, не находя среди своих слов таких, какими можно было бы покрыть навсегда чужие, как покрывают ладонью рот, когда зевают, чтобы ненароком не вылетела вон душа

-- Говорил мой отец, князь Лучинов,-- гордо сказал радимич.-- А я передаю тебе, как было сказано отцом. Мы же не страшимся твоей силы и иных богов. Мы примем тебя на свою землю. Мы ведаем, что твои потомки, княжич Туров, запашут старые межи и протянут новые. На самом окоеме земель. Мы ведаем тайную силу твоей крови. И твоего семени. И примем твою силу.

Наконец постиг княжич, чего хотят от него радимичи, зачем следили за ним и оберегли в Велесовой Роще его жизнь. Постиг и то, на какое счастье они позарились.

"Ты, отец, заварил густую кашу, теперь она полезла через край горшка! Всем не только языки, но и ноги пообварит!" -- горько подумал Стимар, опять не зная, как держать себя -- то ли вправду страшиться ему великого розмирья,то ли потешиться ему сначала над великим замыслом радимичей.

Он плюнул на ладонь, быстро растер, будто из плевка захотел по-древнему вызвать огонь, и, когда поднялся с ладони едва заметный лоскуток пара, сдул его через край Велесовой ямы. Красные листья осин посыпались сверху вниз по дуновению Велесова ветра и повисли радугой-тропой над той ямою.

-- Нет мне пути на полночь, как только через яму,-- сказал он радимичам, стараясь не рассмеяться.-- Пойду вниз -- наверху не дождетесь. Княжич Лучинов, перекинь через яму мост своим крепким словом -- тогда пойду.

-- Не ведаю такого слова,-- смутился чужак.

-- Сходи в свою землю, позови на это место отца,-- предложил Стимар.-- Может, он знает. Мы подождем, хоть и слова не дадим. Между межами слова не дают.

У него за спиной не выдержал догадливый Брога и то ли засмеялся, то ли весело залаял по-собачьи.

Княжич Лучинов наконец смекнул, какова корысть северца и крикнул по-соколиному. Не успел Стимар отскочить от ловцов, как радимичи, перепрыгнув через мертвого Богита и замочив ноги в его тени, крепко ухватили Стимара за обе руки и своей силой приковали к месту, а их, радимичский, княжич наступил ногой на горловину дорожной сумы северца.

Хватило ловцов и на слобожанина. Дотянуться до рукоятки ножа он успел, а показать жало ему не дали -- свалили на землю, вывернули руки, придавили коленями хребет.

-- Твоему отцу на виру овец не хватит,-- прохрипел снизу Брога, раздувая в стороны сухие травинки, защекотавшие ему ноздри.-- Слобода за меня много запросит... Двух розмирьев от двух родов твоему отцу не потянуть -- и пояс у него треснет, и пуп развяжется.

-- Не будет розмирья,-- твердо сказал радимический княжич и повелел приподнять Брогу.

Едва подняли того на две пяди, как радимич вынул свой меч и, взяв у корня лезвия, стукнул слободского рукояткой по затылку. Брога обвис. Радимичи живо стреножили его веревками, а их княжич, достав засапожный нож Броги, отбежал на два десятка шагов и воткнул его в одну из осин на высоте роста так, чтобы тот, когда очнется, заметил не сразу и до первого пота устал бы прыгать по-воробьиному.

Воины, тем временем, оттаскивали Брогу на другой край поляны и укладывали под кустами.

-- Не будет розмирья,-- повторил радимич, вернувшись.

Стимар не стал сопротивляться, а только сказал:

-- Кровь Гласа Даждьбожьего на вас. Пожалеете не по-доброму.

-- Ныне же отнесем Гласа Даждьбожьего в лодье с дарами к вашим межам. Ныне же принесем жертву, княжич Туров,-- ответил князь, отвесив земной поклон своему пленнику. -- И ты, княжич Туров, пожалеешь о том, что был принят родом Лучиновым не по своей воле. Говорю тебе: не по-злому пожалеешь, а по-доброму. И на полночь ты не пройдешь ни на шаг, как того и хотел. То будет уже наша, а не твоя, забота.

Хитро задумал Лучинов княжич: одни радимичи продолжали крепко держать Стимара за руки, другие так же крепко взяли его за шиколотки и оторвали от земли. Так они и понесли Турова княжича в свой град, будто он был не живым человеком, а бревном.

Как только радимичи покинули Велесову Рощу, сразу опали в ней с осин все листья, и ветер, свившись вихрем, собрал листву в Велесовой яме и вокруг нее на четыре шага.

Три дня искали радимичи в Велесовой Роще тело жреца Турова, но так и не нашли. Они нашли только целую и невредимую стрелу, пронзившую сто сорок семь красных осиновых листьев, если считать от оперения к острию, и сто сорок восемь, если считать от острия к оперению, которое тоже стало красным и похожим на обмакнутое в кровь крыло. Можно было подумать, что кто-то из радимичей выстрелил в