При прочих равных условиях соображения этического порядка, скорее всего, заставят нас отказаться от проведения опытов над цифровыми копиями людей. В такой критическо-стратегической ситуации мы будем вынуждены искать альтернативные пути, не требующие столь активного изучения биологического мозга.
Однако не все так однозначно. Готов выслушать ваши возражения: исследования, связанные с полной эмуляцией головного мозга, с меньшей вероятностью будут вызывать этические проблемы, чем разработки в области искусственного интеллекта, на том основании, что нам легче проследить момент становления, когда право на моральный статус начнет обретать именно эмулятор, а не совершенно чужеродный искусственный разум. Если ИИ определенного типа или какие-то его подпроцессы обретут значительный моральный статус прежде, чем мы это распознаем, этические последствия могут быть огромными. Возьмем, например, невероятную легкость, с которой современные программисты создают агентов для обучения с подкреплением и применяют к ним негативные раздражители. Ежедневно создается бесчисленное количество таких агентов, причем не только в научных лабораториях, но и в многочисленных фирмах, где разрабатываются разные приложения и создаются компьютерные игры, содержащие множество сложных персонажей. Предположительно, эти агенты еще слишком примитивны, чтобы претендовать на какой-то моральный статус. Но можем ли мы быть уверены на все сто процентов? И еще одно важное замечание: можем мы быть уверены, что узнаем, в какой момент следует остановиться, чтобы программы не начали испытывать страдания?
(В четырнадцатой главе мы вернемся к некоторым более общим стратегическим вопросам, которые возникают при сравнении двух процессов: проведения полной эмуляции головного мозга и создания искусственного интеллекта.)
Институциональное конструирование
Существуют интеллектуальные системы, чьи составляющие сами являются агентами, обладающими интеллектом. В нашем, пока еще человеческом, мире примерами таких систем являются государства и корпорации — они состоят из людей, но в отдельных случаях сами институты могут рассматриваться как самостоятельные, функционально независимые агенты. Мотивация такой сложной системы, как учреждение, зависит не только от мотивов составляющих ее субагентов, но и от того, как эти субагенты организованы. Например, институциональная система диктаторского типа может вести себя так, словно обладает волей, аналогичной воле одного-единственного субагента, исполняющего роль диктатора, а институциональная система демократического типа, напротив, ведет себя так, как будто аккумулирует в себе интересы всех субагентов и выражает совокупную волю всех участников. Однако можно представить такие институты управления, при которых организация не выражает совокупные интересы составляющих ее субагентов. (Теоретически вполне возможно существование тоталитарного государства, дружно ненавидимое всем его населением, поскольку властная структура обладает мощным аппаратом подавления, не допускающим даже мысли о каком бы то ни было гражданском противостоянии — ни о скоординированном восстании, ни об отдельных протестах. В итоге гражданам, не имеющим права ни на всеобщее, ни на одиночное возмущение, остается лишь выполнять функцию винтиков государственной машины.)
Таким образом, создавая соответствующие институты для сложных систем, можно предринять попытки сразу формировать эффективные системы мотивации. В девятой главе мы обсуждали социальную интеграцию как один из вариантов метода контроля над возможностями. Теперь нам надо рассмотреть вопрос социальной интеграции с точки зрения стимулов, с которыми сталкивается агент, существующий в социальном мире равных ему субъектов. Мы сосредоточим внимание на том, что происходит внутри конкретного агента: каким образом его воля определяется его внутренней организацией. Поскольку устройство института такого рода не зависит от крупномасштабного социального инжиниринга или реформ, метод выбора мотивации применим в условиях отдельного проекта создания сверхразума, даже если социоэкономическая среда и международная обстановка не самые благоприятные.
Вероятно, правильнее всего было бы использовать институциональное конструирование в сочетании с методом приумножения. Если мы можем начать с агентов, уже обладающих требуемой мотивацией или даже аналогичной человеческой, то институциональные механизмы и меры предосторожности повысят гарантии, что система не свернет с правильного пути.
Предположим, мы начали с некоторых хорошо мотивированных агентов человеческого типа, например имитационных моделей. Нам требуется повысить когнитивные возможности этих агентов, но нас беспокоит, что совершенствование может нарушить их мотивационную систему. Один из способов справиться с этой проблемой — создать что-то типа организации, в которой отдельные эмуляторы действуют как субагенты. Каждая последующая процедура усовершенствования будет применяться по отношению лишь к небольшой части таких субагентов, а его влияние — оцениваться путем сравнения их поведения с поведением контрольной группы субагентов, не подвергавшихся процедуре улучшения. Когда подтвердится, что совершенствование когнитивных способностей эмуляторов не вредит их мотивации, то процедуру можно начать применять ко всей популяции субагентов. Если выяснится, что система мотивации улучшенных субагентов пострадала, они выключаются из дальнейших планов усовершенствования и не допускаются к процессу принятия основных решений (минимум до тех пор, пока организационная система в целом не разовьется до такой степени, что сможет безопасно их реинтегрировать)30. Хотя субагенты с пострадавшей мотивацией могли бы в результате улучшения получить определенное преимущество, они не в состоянии захватить власть в организационной системе или «заразить» своей погрешностью всех остальных, поскольку представляют собой небольшое меньшинство всего сообщества субагентов. То есть коллективный интеллект и возможности системы будут постепенно повышаться в результате последовательных небольших шагов, притом что правильность каждого шага проверяется субагентами, обладающими не намного меньшими способностями, чем субагенты, появляющиеся в результате очередного шага.
Степень безопасности, которая достигается за счет такого институционального конструирования, ограничена точностью тестов, применяющихся для оценки улучшенных субагентов. Разработка тестов усложняется тем, что оцениваемые параметры могут быть проверены лишь на небольшом диапазоне когнитивных способностей, а применяться они должны к агентам в том числе за пределами этого диапазона. Можно отчасти снять эту проблему, если проводить усовершенствование последовательно, шаг за шагом, и проверку на протяжении длительного времени. Однако такие меры предосторожности повысят издержки и замедлят прогресс (а в случае конкурентной гонки это будет означать, что проект, принимающий такие меры, окажется в невыгодном положении). И даже если идти вперед небольшими шагами и проводить интенсивное тестирование, остается некоторый риск появления небольших дефектов, которые постепенно приведут к деградации всю систему целей — деградации, способной проявиться лишь на этапе достижения системой уровня сверхразума. Риск можно несколько снизить, расширив условие тестирования на множество шагов улучшений, чтобы даже те агенты, которые успешно прошли проверку на каком-то этапе и были подвергнуты последующим улучшениям, продолжали бы сравниваться с контрольной группой немодифицированных агентов с изначально правильной системой мотивации.
В идеале такое тестирование должно проходить непрерывно, а не ограничиваться первоначальным периодом оценки. У субагентов человеческого уровня имеются стратегические способности, и они могут скрывать некоторые цели в ходе контрольных проверок их поведения. Чтобы сделать возможным непрерывное тестирование, можно создать иерархию, в рамках которой одни субагенты выполняли задачу по контролю над другими субагентами с несколько более высоким уровнем способностей. На нижней иерархической ступеньке способностей (но на вершине властной иерархии) окажется самый недалекий и «заторможенный» принципал. Он будет напоминать слабоумного короля, который отдает распоряжение недееспособному двору, а тот, в свою очередь, контролирует посредственное правительство, управляющее талантливыми людьми. Еще его можно сравнить с древним «мозгом рептилий», который следит за тем, чтобы более молодой и гораздо более развитый «неокортекс» отвечал за выполнение таких функций, как питание и совокупление.
Может возникнуть вопрос, а будет ли такая перевернутая меритократия стабильной? Если окажется, что мотивация значительного количества сверхразумных агентов нарушена, и люди, отвечающие за проект в целом, попытаются «откатить» часть улучшений, окажется ли эта институциональная структура достаточно прочной для того, чтобы выдержать сопротивление, вызванное этим шагом? В контексте исторических и современных человеческих обществ ответ, скорее всего, будет отрицательным. (Нельзя сказать, что к власти приходят только самые способные люди, но и сказать, что нами в прямом смысле управляют шимпанзе, тоже нельзя.) Однако этот вопрос оказывается гораздо более сложным, когда общество представляет собой совокупность компьютерных программ31.
