– Да-да… спасибо, – пряча деньги во внутренний карман пиджака, поблагодарил его Александр. – Ну, я пойду?.. – не глядя на ротмистра, проговорил он. – Да, вот что… У меня к вам будет просьба… Пожалуйста, не увольняйте Лизу. Насколько я понимаю, Гридасовы испытывают сейчас некоторые материальные трудности, так что войдите в их положение.
Шатуров усмехнулся.
– Неужели вы меня принимаете за подлеца? – спросил он. – Лиза как работала, так и будет работать. И вас я прошу остаться… Что вы так смотрите на меня?.. Запомните: я не путаю личные дела со служебными. Сейчас вы пойдете в свой кабинет… У нас есть новое задание. Ближе к вечеру мы отправимся смотреть помещение под мастерские. Надеюсь, оно вам понравится.
Болохов не знал, что и сказать.
– Сергей Федорович… Серж… Да полноте, зачем теперь все это? – пытался что-то говорить он. Ему было совестно перед этим человеком. Да уж лучше бы тот ударил его, ну если не ударил, то хотя бы оскорбил, а он отвечал ему добром. Да кто же он? Дурак или святой? Впрочем, его святость хуже свинца. Теперь придется постоянно мучиться угрызениями совести. Но разве так можно жить?..
– Мне нужно прийти в себя, – неожиданно заявил Болохов. – Вы позволите мне уйти?
Вот так, они снова на «вы». И лишь потому, что между ними встала женщина. Однако стоит ли удивляться? История знает немало примеров, когда женщины становились причиной не просто кровавых конфликтов, а настоящих войн. «Что ж, видно, нет в мире ничего ужаснее, чем ревность и оскорбленные чувства людей», – подумал Александр. И спасибо ротмистру, что он нашел в себе силы, чтобы не впасть в отчаяние. Да и козни он им с Лизой вроде не пытается строить. В общем, повел себя как настоящий мужчина.
А ведь Болохов чуть было не отправил его вместе со всеми генералами на тот свет. Более того, он даже не подумал о том, что тот тоже мог погибнуть. Но ведь это подло, думал Александр. Впрочем, что это он? Ведь тот на его месте точно так же бы поступил. Борьба есть борьба, и тут не может быть никаких сантиментов… И все же Болохову было мучительно стыдно за себя. Человек все ему простил, даже, несмотря ни на что, пытался помочь ему встать на ноги, а он что взамен?.. Ведь случись ему повторить операцию – он сделал бы все, как в прошлый раз. Только теперь, помня о причине вчерашней неудачи, учел бы все. В первую очередь он бы на пушечный выстрел не подпустил Лизу к заминированному зданию. Силой бы ее заставил уйти. Ну а Шатуров… Он солдат… Хотя нет, Болохов не знает, как бы он теперь поступил. Быть может, и о нем бы подумал. А может, и нет. Ведь ради достижения цели большевики даже собой часто жертвуют, что уж говорить о других?..
Глава восьмая
Отчаяние
1
С тяжелым чувством выходил Александр из организации. Чтобы привести в порядок мысли, решил пройтись по городу пешком.
После вчерашнего ненастья нынешний день выдался солнечным и по-летнему теплым. Где-то среди молодой листвы громко переговаривалась пернатая мелочь. Казалось, сама природа жила в ожидании каких-то добрых перемен. И только сосредоточенные лица прохожих и нескрываемая тревога в их глазах говорили о другом. Видно было, что люди жили в каком-то недобром предчувствии, а то и страхе. Война… Это слово постоянно повторяли в эти дни и взрослые, и дети, неся в своих настороженных душах его суровый и коварный смысл.
В гостиницу возвращаться не хотелось. На миру оно как-то веселее, а там в этих четырех стенах тебя замучают недобрые мысли или же захлестнет ностальгическая волна воспоминаний. Так всегда случалось, когда где-то далеко от родного дома Болохов оставался наедине с самим собой.
Город жил своей привычной будничной жизнью. Повсюду были толпы народу; звенели набитые людьми трамваи; бесконечной чередой шли авто, обгоняя вездесущих потных рикш и велосипедистов; громко кричали извозчики у театров и у кабаков, призывая пассажиров. «Полтинный до Пристани!», «Рупь до Старого города!», «Подходи, подвезу с ветерком!»
Жизнь!.. Но Болохова ничто не радовало, потому что все для него здесь чужое. И эти улицы, и дома, и люди… Даже воробьи здесь не те. Эх, скорее бы домой! – думал он. Вот только как быть с Лизой?
Этот вопрос больше всего мучил его сейчас. «Неужели ради любви она не отречется от своей веры?» – спрашивал он себя. Но ведь это смешно… Россия давно уже не та, а эти люди, что живут здесь, продолжают грезить о какой-то монархии. Они верят в то, что все еще можно изменить. Говорят, они тут каждую весну собираются в поход на советы, но по каким-то причинам постоянно откладывают его. На этот раз, кажется, все серьезно. Но, может, и сейчас пронесет?.. Побряцают-побряцают оружием – да и успокоятся. Хотя вряд ли. Ведь за их спиной стоят японцы. А те не любят блефовать – Восток, одним словом. Если они что-то задумали, то пойдут до конца. А планы у них, как известно, грандиозные.
Побродив по городу, Болохов отправился в гостиницу, по пути купив в винной лавке бутылку «чуринки» и какую-то закуску к ней. Не успел он накрыть стол, как в дверь постучали.
Это был связной Иван Иванович. «Какого черта он приперся?» – глядя на этого невысокого седого человека с плохо запоминающейся внешностью, поморщился Александр. Он-то хотел немного выпить и забыться, а тут на тебе.
– Выпьете? – усаживая гостя за стол, спросил он. – Правда, закуска у меня не ахти какая.
Связной замахал руками.
– Нет, спасибо, у меня сегодня много дел, – сказал тот. – Да и вам я не советую…
– Это еще почему? – не понял Болохов.
Гость усмехнулся.
– Ну, во-первых, для этого нет повода… Вы же провалили операцию… Да-да, и не спорьте – именно провалили. Я знаю, что там произошло… – кивнул он куда-то за окно, и было понятно, что он имеет в виду. – Ваше милосердие погубило все дело… Видно, вы забыли главную нашу заповедь: все ради достижения цели и никаких слюней.
Болохова буквально поразила такая осведомленность связника. Но кто, кто мог ему об этом сказать? Разве что Лиза… Да еще Шатуров. Больше никто про тот его злополучный портфель, в котором находилась бомба, не знал. А он-то грешил на Карсавина. Значит, не он? «А вот мы сегодня все и выясним», – тут же решил Александр.
– Было дело… – пробормотал он, не глядя на связного.
– Вот-вот, – произнес тот. – Я вынужден был доложить обо всем в Центр. Час назад оттуда пришла шифрограмма… Короче, вас отзывают в Москву.
Болохов побледнел. Ведь он всего ожидал, только не этого.
– Нет… нет, это невозможно! – воскликнул он. – Дайте же мне шанс! Я должен довести дело до конца…
– Увы, приказ есть приказ, – сказал Иван Иванович. – А насчет задания не беспокойтесь – за вас все сделает другой человек. Так что собирайтесь… Да, деньги на дорогу я передам вам завтра. И никому ни слова о своем отъезде. Иначе это вызовет у многих подозрение. – Он сделал паузу, будто бы что-то соображал. – На этот раз вам не придется трястись в грузовиках – поедете восточной веткой КВЖД, – сказал он. – На границе вас встретит наш человек, который поможет перебраться на советскую территорию. Легальный способ исключен – для этого нужны соответствующие документы, а у нас с вами нет времени заниматься этим вопросом. Ну, вам все понятно? – вставая со стула и собираясь покинуть номер, спросил он Болохова.
Тот тоже поднялся из-за стола. Он был бледен и у него от волнения тряслись губы. Да как же так? Неужели он уедет без Лизы? Но тогда он больше никогда – никогда! – ее не увидит. Надо было что-то срочно решать. Но прежде ему нужно выяснить, откуда связной узнал о деталях провала операции.
После ухода гостя Болохов тоже недолго находился в номере. Выждав какое-то время, он, оставив на столе непочатую бутылку «чуринки», вслед за связным отправился в город.
– Куда едем, мил человек? – видя растерянное лицо Болохова, спросил его рыжебородый извозчик, одетый в старенькую стеганую безрукавку, которую, видимо, он не снимал в любую погоду.
Тот не сразу ответил. Он был настолько расстроен, что голова его плохо соображала.
– Вези, братец, меня в центр…
– А точнее не изволите? – повернулся к нему рыжебородый.
Получив приказ ехать к управлению «Русского общевоинского союза», извозчик как-то весело гикнул и погнал лошадку вдоль по мостовой.
Пока они ехали, мужичок выложил ему всю свою биографию. Оказывается, то был старый вояка. В мировую войну он участвовал в знаменитом Брусиловском прорыве, потом была Гражданская, где он воевал на стороне белых. Да мне-то, отметил, все равно было, за кого воевать. Мол, и там были наши, и там. Выбирать не приходилось – пошел за теми, что первыми заняли его деревню. Да лучше бы в своих родных муромских лесах переждал смуту – теперь бы не пришлось горе мыкать на чужбине, признался он. Ну а тут, мол, сплошь одни горюны. Теперь бы рады домой возвратиться, да боятся. Уж больно, говорят, большевики там зверствуют.
