- кивнул Кит. – Учту.
Он подумал, подумал – и стал доедать цыпленка.
- Тебе, кстати, не мешает этот землистый запах в воздухе? – с облегчением спросил Вольф. – Он тоже аппетиту не способствует. Не могу от него избавиться при погружении. Какие только фильтры для рыхлителя не придумывал…
- Что с княжной Лизой?! – выпалил Кит свой главный вопрос, которого, конечно, стеснялся… а потому, покраснев, добавил: - …Ну, вообще, со всеми.
Вольф деликатно, но снисходительно улыбнулся:
- Не то, что бы ты казался не догадливым… По крайней мере, ты мог бы сделать верное предположение, когда увидел здесь принца Александра. Мне удалось устроить им всем побег… притом в самые разные стороны. Дело было сложноватое, признаю, но посильное… Княжна тебя дождется, будучи в добром здравии и расположении духа… Однако в сравнении с теми вопросами, которые я от тебя жду – не дождусь, этот представляется довольно мелким, прямо так и скажу.
Полегчало у Кита на сердце… Тут и возник у него вопрос – вопрос-детонатор!
- А как Анна оказалась у немцев? – Он спохватился, слегка похолодев: - Ну, то есть у фашистов?
Маркшейдер Вольф откинулся на высокую, изогнутую спинку стула и промокнул губы большой салфеткой из ослепительно белой ткани.
- Как ты меня радуешь, внук! – восхищенно сказал он.
Такое бурное восхищение, проявленное предком-немцем, тоже насторожило Кита.
- Еще один вопрос в самое «яблочко»! – продолжал конкретно восхищаться великий и ужасный Вольф. – До чая мы успеем погрузиться очень глубоко… Итак, ответ: я сам передал им в руки Спящую Охотницу… твою сестру.
- Сестру?! – обалдел Кит.
«Всё, что угодно, только не это!» - вот какая была у него подсознательная… то есть совершенно неосознанная мысль. Даже не мысль, а крик души! И не просто крик души, а – неумолимое требование! Ультиматум, достойный поддержки разрушителя!.. И вправду, левая рука Кита стала зудеть… и он невольно прижал ее правой рукой к животу. Бросив вилку на стол.
- А что ты так испугался? – невинно спросил маркшейдер Вольф, внимательно приглядевшись к своему обескураженному и оттого ставшему крайне опасным внуку. – Она не сообщила тебе степень родства?.. У нее тоже есть свои девичьи интересы и секреты… Я готов тебя успокоить. Русла особого родства разделились так давно, что, возможно, сам Александр Македонский ближе нам по крови, чем она, и, между прочим, может приходиться нам обоим десятиюродным дедушкой… Вопрос в мелочах – всего-то в дюжине особых генов. Ты меня понимаешь?
Кит поспешил понять и принять такую степень родства:
- Ага…
- Исчерпывающее согласие, - усмехнулся Вольф. – Готов узнать подробности?
- Всегда готов, - пробурчал Кит, осознавая, что дед пока успешно наносит ему удары по всем фронтам.
Вольф снисходительно улыбнулся и продолжил:
- Признаюсь в грехе и раскаиваюсь: я сам в одна тысяча девятьсот двадцатом году передал Эн тем людям в Германии, которые, как я предполагал, принесут в этот обветшавший мир свежую струю… изменят мир к лучшему. Соберут его заново. Починят, как ты умеешь чинить любые испорченные, разрушенные механизмы. Тогда я наивно думал, что они исполняют высшую волю… Впрочем, в ту пору я еще был атеистом… Среди них было много энергичных людей, подававших большие надежды. Например, один экзальтированный художник по имени Адольф Шиккельгрубер. Он же Гитлер… Да, конечно, мой поступок нужно считать опрометчивым. Но нельзя не учитывать мое тогдашнее состояние. Очень хотелось изменить мир к лучшему, особенно когда тебя с отрочества донимают, как золотую рыбку, требованиями обеспечить военное превосходство и мировое господство… Неважно кто, неважно чьё… В этом стремлении все стороны, какую бы ты ни принял, оказываются равноценными… К тому же в ту пору Энн, так сказать, «стояла на предохранителе», дожидаясь тебя, и не была способна на вселенские свершения... Это – не самый слабый аргумент в мое оправдание.
- А что нельзя было сразу забрать ее, как только вы… извини, дед… ну, ты понимаешь…
Кит показал себя большим специалистом по намёкам.
- Очень хорошо тебя понимаю, - напористо ответил дедушка Вольф, готовый к любым намёкам, пусть самым неприятным. – Особенно если учесть, что в обычном, так сказать реальном, времени для меня с тех пор прошло всего пару лет. Сейчас мое родное время – середина лета одна тысяча девятьсот двадцать второго года… Как и для тебя реальное время – та минута в истории человечества, когда ты покинул самолет… Но мы, странники во времени, способны за несколько дней пережить века. Ты понимаешь меня, Никита?
- В общем, да, - подтвердил Кит…
…и снова почувствовал на душе неимоверную тяжесть.
- Весь фокус в этих периодах времени, когда проходы открыты, а когда - нет… Вот смотри!
Он вдруг порывисто поднялся из-за стола, бросив на него салфетку, подошел к единственному, не украшенному какой-нибудь диковиной или картиной участку стены, и ткнул пальцем в едва заметную, чуть выступавшую клавишу.
Над клавишей выдвинулись вперед и разъехались жесткие шторки, обнажив черный, как небольшая школьная доска, экран, покрытый лампочками.
Вольф нажал еще одну незаметную клавишу – и часть лампочек зажглась, показав несколько рядов красных цифр, связанных черточками, и всего две пары зеленых цифр. Кит догадался: это – даты и время! Точно такой же «шифр» он видел в записной книжке князя Георгия.
- Вижу, тебя эта грамота путешественника во времени не удивила, - с облегчением заметил Вольф. – Значит, тебе уже известно, что не из каждой точки времени в истории можно отправиться в любую другую точку. Даже если проходишь через вневременной слой в оболочке земного ядра. Итог: в одних эпохах я отметился, скажем прямо, как плохой человек, а в других – как хороший. Причем между этими периодами нет прямой логической последовательности. Так и в настоящей, обычной жизни. Даже если мы исправились и многое осознали, многие наши дурные поступки имеют более отдаленные последствия, нежели хорошие… Но остается надежда, что, так сказать, по сумме баллов, помноженных на покаяние, хорошие последствия в итоге перевесят плохие. Ты меня понимаешь?
Голова у Кита пошла кругом. Он хотел понять.
Великий и, как теперь следовало верить, уже не совсем ужасный маркшейдер Вольф снова спрятал тайное расписание движения между веками и вернулся за стол.
- Может, пора чайку? – предложил он. – И если перед чаем ты поверишь мне на слово, один факт должен тебя немного успокоить и настроить на правильный лад: тот манекен со стрекозьими глазами,
