так.
— Это ты еще не видел, как они умеют управляться с парусами, — заметил Рэд. — Ладно, потом покажем. В общем, если я правильно понял хоть что-то, в наших интересах дойти до Грандезы как можно быстрее.
— Верно, — кивнул Фэб. — Крайне желательно сделать это, пока итерации, про которые говорила Эри, не активны.
— Фэб, боюсь, что активация будет приурочена к нашему визиту, — с горечью произнес Ит. — Кажется, он нас опять обыграл.
— Ничего, нам не привыкать, — покачал головой Фэб. — Да, обыграл. Возможно. Но это не повод прекращаться действовать.
* * *
— А что у вас за корабль? — спросил Рэд. — Вы что-то мало совсем про него говорили, я не понял.
— Корабль? — переспросил Скрипач. — Огроменная дура такая, называется «Альтея». Миссионерский корабль. Подарок Её Величества королевы конклава Санкт-Рена. Ну, как, подарок. Дала попользоваться, потом вернем, конечно, как станет не нужна. Корабль, и примерно пять тысяч душ добровольцев, которые согласились тащиться с нами неведомо куда, и неведомо зачем. Вот, таскаемся. Второй год уже. Или больше?
— Больше, — ответил Ит. — С учетом всех забегов и формирования экспедиции — почти полтора года. На самом деле срок небольшой, но… в общем, развлечение еще то, надо сказать. «Альтея» сейчас у границы системы, мы говорили.
— Но у вас вроде был маленький…
— На маленьком мы пришли на луну, — объяснил Скрипач. — Шли через систему, от большого. Так что если ты боялся за «Либерти», собираясь идти с нами, то зря — забрать лодку можно будет без проблем, как ты понимаешь. Мы просто пока не уточняли про это, но раз так вышло…
— А почему она на границе? — не понял Рэд.
— Да потому что этика, мы не хотели кому-то мешать, и кого-то пугать, — пояснил Скрипач. — Миссионерские корабли — это всё-таки довольно серьезно. Но раз тут такие дела начались, этика идет ко всем чертям, уж простите. И, кстати, появилась у меня одна мыслишка…
— Это какая? — спросил Лин.
— Пока не буду озвучивать, — покачал головой Скрипач. — Но появилась, да. В общем, посмотрим. Главное, чтобы Рэд не переживал, я считаю. С «Либерти» он теперь точно не расстанется.
* * *
Пятый проснулся ночью, и произошло это как-то неожиданно легко — только что он спал, и в следующий момент уже сидел, оглядываясь, и пытаясь понять, что же его разбудило. Кажется, он слышал чей-то голос, словно его кто-то позвал, но остальные спали. В свете почти полной луны он сейчас видел четыре неподвижных тела, спокойно лежавших на своих местах, под одеялами. Пятый встал (спали они одетыми, ночь показалась всем прохладной), снова посмотрел на спящих, потом на потухший костёр — угли подернулись серым пеплом, дыма больше не было, костёр прогорел полностью. Так что же это всё-таки было?
«Я здесь, — вдруг прозвучало у него в голове. — Посмотри на меня».
Он обернулся, пытаясь понять, что происходит, но никого не увидел.
«Посмотри на меня, — снова зазвучал голос внутри головы. — Я здесь».
Страха почему-то не было совершенно, хотя Пятый понимал — в таких случаях положено пугаться, но пугаться почему-то не получалось; он поднял голову, ещё раз огляделся, и — увидел. На гребне склона, в свете луны, виднелся силуэт, странный, непонятной формы, словно слегка размытый, и полупрозрачный — луна светила и на него, и сквозь него тоже.
— Это ты? — шепотом спросил Пятый. Спросил первое, что пришло в голову.
Силуэт слабо шевельнулся, кажется, это было чем-то вроде одобрения.
«Надо говорить, — произнес голос внутри головы. Не в голове, а именно внутри, словно собеседник сидел где-то в районе правого уха, и нашептывал в него слова. Очень странное ощущение. — Нам надо говорить».
Пятый вышел за территорию импровизированного лагеря, и, стараясь не шуметь, стал подниматься по склону — из-под ног убегали мелкие камешки, но идти почему-то было совсем легко, неожиданно легко. Гораздо легче, чем когда он поднимался на этот склон следом за Итом.
— Кто ты? — спросил Пятый, когда оказался неподалеку от силуэта — кажется, тот отодвинулся в сторону, но как это произошло, Пятый понять не сумел.
«Я здесь давно, — ответил голос. — Очень давно».
— Ты можешь говорить иначе? — попросил Пятый. — Можешь говорить голосом? Мне трудно так общаться, прости.
Силуэт — при ближайшем рассмотрении он больше всего стал похож на облако, состоящее из мелких травинок и камушков — качнулся, и подплыл поближе. Именно подплыл, никакими звуками это движение не сопровождалось.
— Могу, — прошелестел голос. — Но тихо.
— Это хорошо, что тихо, остальные спят, — кивнул Пятый. — Не надо их будить.
— Не надо, — эхом отозвался силуэт. — Их я знаю тоже.
— Ты знаешь меня? — удивился Пятый.
— О, конечно. Я знаю многих. Знаю и тебя. И тех, кто был до тебя. Вы приходили ко мне, потому что в минуту отчаяния вам нужно было плечо. Я и был то плечо.
— Но кто ты? Ты же зив, верно? — понял Пятый. — Прости, но мы не были в мирах, где есть вы.
— Зато мы были в мирах, где есть вы, — усмехнулся голос. — Были, есть, и будем.
— Степь, — шепотом произнес вдруг Пятый. Догадка вспыхнула, как спичка — и оказалась верной. — Ты степь, ведь так?
— Да, — буднично ответил голос. — В некотором смысле. Мы есть там, где никто не знает, что мы есть. Мы есть почти во всех мирах нашего Круга, видящий. Но мы никогда не показываем себя.
— Только сейчас…
— Да, только сейчас, и только тебе, — прошелестел голос. — Нам было жалко тебя. Тебя-тебя-тебя-тебя-тебя-тебя… — шелест стих до почти неслышимого. — Тебя было очень долго и очень много, раз за разом. Понимаешь? И всегда тебе было больно.
— Но почему ты показался? — спросил Пятый растерянно. — Ты не показывался никому и никогда миллионы лет, ведь так? Почему — здесь и сейчас?
— Меняется, — выдохнул силуэт. — Оно меняется. Новые пути.
— Чьи пути? — Пятый нахмурился.
— Я не знаю. Но, боюсь, что твои, — силуэт отплыл в сторону. — Мы не понимаем, что мы видим. Порядок нарушен. Не может быть сто восходов солнца одновременно. Подумай об этом. Мы тоже подумаем.
— Погоди, — попросил Пятый. — Хорошо, мы подумаем — ведь про этот разговор я могу рассказать, верно?
— Можешь, это ничего не изменит.
— Последний вопрос, — попросил Пятый. — Скажи, здесь, на этой планете, вы были первой расой, ведь так?
— Верно, — согласился голос. — Мы пришли сюда очень давно. Очень и очень давно. И жили здесь, тоже очень давно. Потом пришли… — он прошелестел какое-то слово, язык оказался незнакомым, и Пятый это слово перевести не сумел. — Потом они ушли, и мы снова жили тут одни. Потом пришли рауф. Потом пришли нэгаши.
