Unknown - dkII1

Сейчас моему сыну 21 год; в двухмесячном воз­расте он был уже, как все здоровые детки, а сей­час он учится на работника скорой помощи, хо­чет потом быть врачом.

Я пыталась вернуть то ощущение, помня его, но у меня не получалось больше никогда, — бывали ощущения полета и радости, но они были другими. Наверное, такое дается только тогда, когда человек стоит у грани жизни и смерти, у грани перехода из одного состояния в другое.

Наверное, наверху видели и знали, что через 6 лет после рождения сына мне в руки попадут книги С. Н. Лазарева, что всеми фибрами своей души я буду работать над изменением ее самой, что я стану другой и мой взгляд на жизнь изме­нится. Этому я учу и своих детей сейчас, и сама продолжаю меняться.

Правильно говорили мудрецы: будущее не впе­реди, оно сзади. Может, кому-то поможет одна из страниц моей жизни.

С благодарностью Богу…

P.S. Мой рассказ абсолютно автобиографичен, и я буду рада, если Вы используете его в своих книгах и это кому-то поможет выбраться из сложной жизненной ситуации.

Сначала о ребенке. Асфиксия, то есть проблема с легкими, свидетельствует о неблагополучии души из-за повышенной гордыни. Смещение костей чере­па — это унижение сознания, что также указывает на повышенную гордыню, чрезмерную концентра­цию на сознании. Перелом ключицы — это неблаго­получие с потомками, это повышенная подсозна­тельная агрессивность будущих детей. Смятие таза — это знак, что дети вообще могут не появиться на свет. Смятие носа — это унижение гордыни.

Все это говорит о том, что у родителей ребенка, особенно у матери, поклонение благополучной судь­бе, будущему было огромным. В таких случаях обычно присутствуют и чувство превосходства над другими, и страх перед будущим, и уныние, и мсти­тельность. Плюс ко всему, понятия духовной и ма­териальной власти воспринимаются как смысл жиз­ни. Чем красивее, умнее, духовнее женщина, чем жестче ее характер, тем меньше у нее шансов родить здорового ребенка, если отсутствует вера в Бога.

Дело в том, что в этой записке не сообщены неко­торые интересные подробности, которые могут про­лить свет на произошедшее. Я общался с этой жен­щиной, и она рассказала мне, что с детства ощущала у себя способности к ясновидению. Она гадала на картах, причем с большой точностью. Когда человек знает свою судьбу, у него уже нет нужды опираться на любовь и веру. Главным для него становится знание, возможность управлять своей судьбой. Увлечение магией, гаданием, целительством для мо­лодой, нерожавшей женщины может обернуться трагедией.

Но когда женщина получила на руки больного ребенка, у которого практически не было будущего, тогда она интуитивно переключилась на любовь. Го­товность жертвовать, решимость всю жизнь посвя­тить больному ребенку, отсутствие страха перед бу­дущим — все это раскрыло душу и поставило лю­бовь на первое место. Мать лечила ребенка не только внешними действиями, но, в первую очередь, своим внутренним состоянием. Ведь именно внут­реннее состояние определяет, насколько эффектив­ной окажется терапия.

Христос говорил, что человек, зарывший свой та­лант в землю, будет наказан. Талант — это кусок се­ребра определенного веса. Талант серебра — это обозначение труда, затраченных усилий, отданной энергии. Любовь превращается в энергию, и тот, кто боится эту энергию тратить, не хочет заботиться, жертвовать, преодолевать проблемы, наказывается, прежде всего, вырождением души. А потом уже раз­валиваются его судьба и здоровье.

Побеждает, в конечном счете, тот, кто не боится любить и жертвовать, тот, кто не заблуждается в выборе главных жизненных приоритетов.

* *

Я была безумно счастлива. Сегодня я узнала, кто я… Я была Богом! Точнее, наверное, Богиней, но… У Бога ведь не может быть половых призна­ков. Значит, я просто Бог.

Я покатала во рту это непривычное и непо­нятное слово: Бог. Повторила глупую, по моим недавним понятиям, фразу: «Зовите меня про­сто — Бог». Звучало тоже как-то диковато. И все же это было правдой. Открытие было на­столько ошеломляющим, что просто кружилась голова. Очень хотелось объявить себя сумасшед­шей, но не получалось. Голова была ясной, как ни­когда.

Когда это случилось в первый раз? В тот дав­ний девяносто-кошмарный год. Я занималась биз­несом и была атеисткой. Рубль падал, доллар взлетал стремительно, принимались непонятные законы, горели сбережения, убивали бизнесме­нов… Страной управляли бандитские группиров­ки «по понятиям», проблемы решались на «стрел­ках», долги затягивали петлю на шее все туже и туже. Я поседела на этих стрелках и разборках. На кону стояла квартира, которую, видимо, при­дется продавать за гроши.

Я повторяла эту фразу, чтобы смириться с нею и успокоиться. Вокруг под легким ветерком перебирали листьями деревья, из густой травы высунул нос любопытный ежик и, увидев бросив­шуюся к нему собаку, тут же юркнул обратно. «Линда!» — я не успела остановить псину, и она, жалобно завизжав, задом вылезла из кустов, от­чаянно мотая головой. Я засмеялась. Вот так всегда и бывает — сначала лезем вперед на авось, а потом ползем назад с иголками в носу.

Мы с овчаркой Линдой гуляли в лесочке рядом с домом. Если бы не эти прогулки, я, наверное, дав­но бы чокнулась или просто отдала концы от по­стоянных запредельных стрессов. Прогулки были отдушиной: без стрелок и разборок, без размыш­лений «где взять деньги?» и «чем накормить де­тей?» В эти часы я позволяла себе расслабиться и все забыть, отключившись от окружающей ди­кой действительности.

Но в последние дни отключаться получалось все тяжелей. Гуляя, я все время помнила о том, что возле подъезда стоят и ждут меня. И ко­гда-нибудь настанет день, когда я не поднимусь в свою квартиру. И, может быть, этот день на­станет сегодня.

Я вздохнула. Зачем, ну зачем я отпустила на стрелку мужа? Ну и что, что он мужчина? Муж­чина-то он мужчина, а теперь придется прода­вать квартиру. Да никогда в жизни я не взяла бы на себя чужой долг в 100 миллионов. А он пожалел мальчика и его жену, ведь их могли убить, и ска­зал, что была сделка и был товар. И вот теперь могли убить моего мужа, меня и наших детей. Только никому это было уже не интересно. И тем более — тому мальчику… И некуда кинуться за помощью, никому не нужны наши проблемы. Охва­тывало отчаянье, становившееся с каждым днем все беспросветнее. Некуда, некуда, некуда… Если только… Я даже остановилась. Да я и молитвы ни одной не знаю. Да ладно, черт с ним, с тек­стом. И я, неожиданно для себя, начала молить­ся, собирая вместе когда-то и где-то услышанные слова.

Господи! Спаси и помилуй моих детей! Гос­поди, помоги мне, сделай что-нибудь! У меня ни­кого не осталось, кроме Тебя. Господи, я люблю Тебя!

Я сидела в траве, размазывая по лицу слезы и сопли, Линда прыгала рядом и поскуливала от не­понимания и сочувствия.

Господи! Господи! Господи! Я не знаю, что мне делать!

Я исступленно и измученно била кулаком по де­реву, пока из рассеченной ладони не потекла кровь. А потом без сил упала на землю и долго смотрела в такое синее небо. Медленно пришло осознание: я что, действительно, поверила в Бога?

Да! — закричало внутри. — Это теперь моя тайна. И я уже не одна в этом жестоком мире.

Захлестнула радостная волна, — почему? отчего? И откуда-то появились слова, и я начала повторять их искренне, от всей моей измученной души:

Господи, спасибо Тебе за то, что, пусть в такой страшный час, но я обрела Тебя и поверила в Тебя, и почувствовала любовь Твою! Спасибо Тебе, Господи! Спасибо Тебе, Господи! Спасибо Тебе, Господи!

Я шла домой спокойная, умиротворенная и уве­ренная в том, что вот теперь уж все и устроит­ся. Я, правда, не знала, как. Но это уже и не моя забота, Богу виднее. Не буду же я Ему давать со­веты. Я небрежно кивнула бандитам у подъезда и так уверенно, вполоборота, сказала им: «Завт­ра!», что они, растерявшись от моего необосно­ванного хамства, так ничего и не ответили, а я уже важно удалилась в подъезд.

Муж и сын спали. Я попила чай на кухне и тоже собралась укладываться, когда раздался те­лефонный звонок.

Слушай! — закричал прямо в ухо знакомый голос давнего друга. — Есть контракт на постав­ку водки, на два вагона, на реализацию. На пол­ную. Берешь?

Такого не бывает, — прошептала я одними губами, но меня услышали.

Бывает!..

Беру! — заорала я, разбудив не только до­машних, но и весь подъезд. — Беру, Господи!

На том конце провода радостно гоготали.

А когда это повторилось?

Меня везли на кресле по коридорам областной больницы.

Куда? — спросила одна медсестра дру­гую. — Может, не в отдельную, может, в об­щую?

Я заволновалась.

Почему же в общую, если есть возможность в отдельную?

Сестры посмотрели на меня с таким искрен­ним сочувствием, что я несказанно удивилась. Это уже потом я узнала, что в отдельную пала­ту переводили умирающих, чтобы их не видели остальные.