Я начал придумывать, как бы это хорошо получилось, для будущего, чтобы потом люди посмотрели, как мы тут живем, как воюем, да и самим интересно было бы – взглянуть на себя лет через двадцать, в шестьдесят втором, в шестьдесят втором у всех, наверное, велосипеды будут и приемники в каждом доме, переносные приемники…
Корреспондент под елкой. В этот раз прислали не очень, мелкий какой-то попался, лет, наверное, восемнадцать, щуплый, хорошо хоть не в очках, хотя под глазами круги, что они точно как очки, рядом с ним Саныч казался богатырем, такой доходяга, а уже корреспондент, Виктором зовут. Впрочем, может быть, он образование хорошее получил, статьи нужные пишет, это тоже надо, не всем с автоматами бегать, это и Саныч всегда говорит.
Глебов еще, я его сразу не заметил, а он тоже присутствовал, сидел под елкой на табуретке, курил, читал газету вроде бы, а на самом деле прислушивался.
Корреспондент стал задавать Санычу обычные вопросы, все по порядку, как полагается, сначала про детство, потом про то, как он убил генерала. Саныч уныло, почесываясь и похихикивая, в восьмой раз рассказывал про тот самый случай на дороге, со скучным видом привирая о том, как он выскочил с победным криком, как кинул гранату, затем вторую, как стал стрелять, отсекая мотоциклистов… а нет, мотоциклисты это в другой раз были, с пулеметчиками вместе, генерал и сам был огого, и без самокатчиков, с двух рук шмалял только так…
Виктор был явно неопытный, записывал подряд, много, подробно, не отсекая выдумки. Отчего Саныч постепенно разошелся и распустился, и принялся врать уже напропалую, не обращая внимания на покашливания Глебова. Я тоже не удержался, и стал сигналить – моргать, и двигать носом. Но увлеченный Саныч этого, само собой, не заметил.
– Он, значит, упал, прыгнул то есть в канаву, и оттуда как заорет по своему, по фашистски… Я, кстати, вчера тоже фашиста одного привел, конечно, не полковник, но тоже важный. Сволочь, фельдкурьер, перевозил секретный пакет на станцию …
Сначала я не понял – это он про кого, но потом догадался, что это он про вчерашнего Пашу, это он его в спецкурьеры переделал.
Командир закашлялся уже громко, Саныч опомнился и притормозил.
– То есть, мы этот пакет командиру притащили, а он его уже дальше переправил. А сумку мы его, конечно, сожрать заставили.
– Сожрать? – очнулся корреспондент.
– А как же? Это у нас завсегда, традиция. Как поймаем полицая, так сразу заставляем его жрать что-нибудь. Ремень собственный, или сапог, или шапку.
– Зачем? – Виктор подправил карандаш ногтем.
– Как зачем? Чтобы в фашисты неповадно было ходить. А что ж мне ему, спасибо сказать, что он в полицаи записался? Сожрал сумку как миленький, и добавки еще попросил. Скажи, Мить?
Саныч повернулся ко мне.
– Так и есть, – подтвердил я. – Сожрал.
– Во как. Мы тут с фашистами не в шашки играем. Так я про генерала недорассказал. Вам ведь про генерала интересно?
– Да, конечно…
Было видно, что еще раз историю про генерала он слушаьб не хочет, но отказать герою нельзя. Глебов зашуршал газетой, но Саныч продолжал:
– Генерал не простой оказался, настоящий эсэсовец, сюда приезжал свое секретное оружие испытывать. Мины-поскакушки изобрел. Записывайте – это очень страшные мины, они не просто взрываются, они пред этим сначала подпрыгивают. Площадь поражения категорически увеличивается! Серьезное оружие, а документацию всю он в своем портфеле вез. Отбивался, как зверь. У него в машине ручной пулемет оказался.
– Ручной пулемет… – записал Виктор.
– Вот именно. Он как из этого пулемета начал садить, как начал! Еле ноги унесли… То есть, я ведь там не один был, другие тоже – так вот – они еле ноги и унесли. А я не такой… пугливый, я с правого фланга зашел. А генерал тут ко мне и поворачивается, и как очередь выпустит! Почти в упор, на фуфайке всё плечо прострелил. Ну, тут я уж и не вытерпел. Вообще-то, я хотел генерала живьем захватить, я сразу понял, что у него важное что-то, но поскольку он меня чуть не пристрелил – я подумал, что мне его тоже пристрелить не стыдно – прямо в башку ему из «ТТ» раз – раз.
Саныч два раза хлопнул кулаком в ладонь, корреспондент сломал карандаш, тут же достал новый.
– Пишите-пишите, – Саныч сложил руки на груди, – очень важно, чтобы вы правду написали, без пристегиваний всяких. Готово? Пишите, значит. Генерал упал, я на всякий случай еще по машине стеганул, ну, и портфелем занялся. Заглянул – а там чертежи с орлами, сразу видно, что дело. Вот, в общем-то, и все. Немцы за это дело меня просто ненавидят. Гитлер как узнал, коростой гнойной изошелся! Меня в свои личные враги велел записать, и на поиски послал целую роту эсэсовских диверсантов!
Корреспондент поежился, поглядел в облака.
– Это он шутит, – не выдержал из под дерева Глебов. – Устал паренек, трое суток в разведке, не отдохнули толком… И вообще, пацаны, что с них взять? Вот один недавно в немецкой столовой пообедал…
– Это не я, – тут же сказал Саныч. – Про меня вообще много врут, вы им не верьте, они все придумывают разное. Правду только я рассказываю. А вы фотографировать то собираетесь?
– Да, конечно, – Виктор убрал карандаш. – Даже обязательно, нужен снимок. Я здесь у вас бойцов уже фотографировал. Если вам не трудно…
– Ему не трудно, – Глебов затушил самокрутку, подошел к нам. – Ему ой-ой-ой как не трудно.
– Тогда давайте сейчас, если не против?
Саныч почесал руку.
– Не против! – Глебов достал из кармана кисет, из него щепоть табака, растер между пальцами.
Корреспондент переместил на живот футляр, обшитый черной кожей, камеру, такой я не видел, не наша, наверное.
– Причешись, – попросил Глебов. – Оба причешитесь.
У меня причесывать особо нечего было, я так, мусор из волос вытряхнул, а Саныч причесался – плюнул на ладонь, растер по другой и пригладил волосы на обе стороны, с пробором посередине. По–моему, получилось глупо, но Саныч именно этого и добивался.
Глебов снова принялся давить табак. Корреспондент поглядел на Саныча, но ничего не сказал, начал готовиться к съемке.
– Шапку надень, – велел Глебов.
– Мне так очень идет, – огрызнулся Саныч. – Бабушка меня всегда так причесывала…
– Ладно, пусть так. Ты же дураком получишься, не я.
– Может, ему оружие взять? – спросил корреспондент.
– Да, хорошо бы, – согласился Глебов, – какой партизан без оружия… На.
Глебов расстегнул кобуру с «наганом».
– Может, лучше за автоматом сбегать? – спросил Саныч.
– За автоматом?! – воодушевился Виктор. – Да, лучше, конечно, с автоматом. Если недалеко…
– Недалеко! – Саныч сорвался с места. – Я сейчас!
Глебов сокрушенно помотал головой.
– А вы в какой газете работаете? – спросил я Виктора. – В «Красной Звезде» или в «Правде»? А какой у вас объектив? Надо скорее фотографировать уже, а то солнце уйдет. Можно камеру посмотреть? А вы из Москвы?
Корреспондент раскрыл растерянно рот, Глебов поглядел на меня, щелкнул языком.
– А куда мне их девать? – спросил он почему-то у Виктора. – Выгнать я нельзя, их убьют сразу. А если не убьют, то в Германию угонят. Домой я их тоже не могу отправить, дом тут совсем не у каждого остался. Да и опасно отправлять, сами знаете. Ко мне каждый месяц сопля какая прибивается, а я тут советская власть, я их определять должен…
Глебов свернул газету вчетверо, хлопнул себя по колену, сказал:
– А на месте они сидеть тоже не хотят, возраст не тот. Вот и воюют…
– Хорошо ведь воюют, – напомнил корреспондент.
– А… – Глебов только рукой махнул. – Это все не для детей занятие, Виктор, сами ведь понимаете…
– В Древней Руси уже в двенадцать лет на поле выходили, – возразил Виктор. – Это исторический факт.
– Ну, мы же не в Древней Руси, – мягко перебил Глебов, – мы в Советском Союзе. Пацанва должна в школе сидеть, бабы должны щи варить, а воевать должны взрослые. Все просто. Вот вы, Виктор, вы ведь в институте учились?
– В ИФЛИ. Историю изучал. Но сейчас же война…
Глебов ничего не ответил, потому что вернулся Саныч с автоматом. И с шапкой.
– Все готово? – весело спросил он. – Давайте скорей, а то тут один ненормальный рыщет…
Саныч повесил МП на шею, надвинул шапку на глаза, придал суровости лицу.
– Фотографируйте, – сказал он. – Только сразу предупреждаю – все равно ничего не получится.
– Посмотрим-посмотрим…
Виктор возился с камерой, я отметил, что она у него необычная, таких раньше я не видел, наверное, точно американская, много полированного металла, и объективы сменные сбоку. Виктор колдовал с диафрагмой, устанавливал выдержку, крепил аппарат на откуда-то взявшемся штативе, все это время Саныч держал позу.
Вдруг корреспондент оторвался от объектива и уставился на Саныча, рот открыл.
– А это, собственно, что… – корреспондент указал пальцем. – На ремне? У автомата? Это…
– Железные кресты, – гордо признался Саныч. – Пять штук. Я их тут специально привинчиваю…
