А верный Йоханнес размышлял, не стоит ли рассказать о том, что доверили ему вороны, поскольку думал: «Умереть я должен в любом случае. Если я ничего не скажу, то умру на виселице, а если расскажу, то окаменею». И все же он решил, что лучше все рассказать, потому что подумал: «Может быть, истина сделает их свободными».
Когда Йоханнес предстал перед палачом и, как все преступники, получил право на последнее слово, он рассказал перед всем народом, почему совершил те поступки, которые показались всем такими ужасными. Закончив говорить, он упал, превратившись в камень. Так он умер.
Весь народ вскричал от боли, а король с королевой вернулись в замок и направились в свои покои. Там королева взглянула на короля и сказала: «Я тоже слышала воронов, но ничего не сказала, боясь превратиться в камень». А король прошептал ей на ухо: «Я тоже их слышал!»
Но это еще не конец истории; ибо король не решился похоронить превратившегося в камень Йоханнеса и, как памятник, поставил его перед замком. Каждый раз, проходя мимо, он вздыхал и говорил: «Ах, мой верный Йоханнес, как
50
жаль!» Но вскоре другие мысли заняли его голову, поскольку королева забеременела и через год родила ему близнецов, двух славных мальчишек.
Когда мальчикам исполнилось три года, король совсем потерял покой и сказал жене: «Мы должны сделать что-то, чтобы вернуть верного Йоханнеса к жизни, и это удастся нам, если мы принесем в жертву самое дорогое, что у нас есть». Королева испугалась и сказала: «Самое дорогое — это же наши дети!» «Да», — ответил король.
На следующее утро он взял меч, отрубил своим сыновьям головы и полил их кровью окаменевшего верного Йоханнеса в надежде, что тот оживет. Но камень остался камнем.
Тут королева вскричала: «Это конец!» Она ушла в свои покои, собрала вещи и три дня спустя отправилась в свою родную страну. А король пошел на могилу своей матери и долго там рыдал.
Кто поддастся сейчас искушению перечитать эту сказку так, как она передавалась из поколения в поколение, если будет внимателен, найдет там то же, что услышал здесь. Но в то же время он найдет там и собственно сказку, которая, если ему страшно смотреть в глаза ее неприкрытой правде, с помощью всяческих прикрас сделает ужасное как-то еще выносимым, а страх, не пусто ли его небо, прогонит иллюзорной надеждой.
Любовь
Одному мужчине приснилось ночью, что он услышал голос Бога, сказавший ему: «Встань, возьми сына твоего единственного, которого ты любишь, и принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе».
Наутро мужчина встал, посмотрел на своего сына единственного, которого любил, посмотрел на жену свою, мать ребенка, и посмотрел на своего Бога.
51
Он взял ребенка, повел его на гору, построил алтарь, связал ему руки и достал нож, чтобы заколоть его. Но тут он услышал другой голос, и вместо сына зарезал овцу.
Как смотрит сын на отца?
Как смотрит отец на сына?
Как смотрит жена на мужа?
Как смотрит муж на жену?
Как смотрят они на Бога?
И как смотрит на них Бог — если он существует?
Еще одному мужчине приснилось ночью, что он услышал голос Бога, сказавший ему: «Встань, возьми сына твоего единственного, которого ты любишь, и принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе».
Наутро мужчина встал, посмотрел на своего сына единственного, которого любил, посмотрел на жену свою, мать ребенка, посмотрел на своего Бога. И сказал в ответ Ему в лицо: «Я не сделаю этого!»
Как смотрит сын на отца?
Как смотрит отец на сына?
Как смотрит жена на мужа?
Как смотрит муж на жену?
Как смотрят они на Бога?
И как смотрит на них Бог — если он существует?
Ничто
Один монах, искавший нечто, на рынке попросил торговца о подаяньи.
Тот задержал на нем свой взгляд
и, подавая, спросил:
«Как может быть, что ты меня
о том, в чем у тебя нужда есть, просишь,
52
ведь и меня, и образ жизни мой, который средства мне дает тебе подать, за недостойный почитать ты должен?»
Монах ему в ответ:
«В сравненьи с тем Последним, которое ищу,
другое предстает ничтожным».
Но торговец свой расспрос продолжил:
«Коль существует нечто Последнее,
как тем оно быть может,
что властен человек искать или найти,
как если бы оно в конце пути какого-то лежало?
Как может человек уйти к нему, и так,
будто оно одно средь многого другого,
им в большей степени, чем многие другие,
завладеть?
И как, наоборот, возможно
кому-то удалиться от него,
и меньше, чем другие,
им несомым быть
или ему служить?»
На это возразил монах:
«Последнее найдет
тот, кто от близкого и нынешнего
отречется».
Но торговец продолжил рассуждать:
«Коль нечто есть Последнее,
то близко оно всем,
пусть даже,
как в каждом Нечто скрытое Ничто,
как в каждом Ныне До того и После,
оно в том, что нам явлено
и долго длится, скрыто.
В сравненье с Нечто,
которое мы знаем и ограниченным и преходящим,
53
Ничто нам мнится бесконечным, подобно как Откуда и Куда в сравнении с Сейчас.
Ничто нам открывается, однако в Нечто,
как открываются Откуда и Куда в Сейчас.
Ничто как ночь, как смерть, незнаемое есть начало,
и в Нечто оно для нас лишь на мгновение, как молния распахивает око.
Так и Последнее нам только в близком
близко,
и сияет оно
сейчас».
Тогда вопрос возник и у монаха: «Коль были б правдою слова твои, что бы еще тогда осталось мне и тебе?»
Торговец отвечал: «Нам бы осталась на некоторый срок земля».
Вера
Некий человек рассказывает, что стал свидетелем разговора двух людей, беседовавших вот на какую тему: «Как бы среагировал Иисус, если бы Он сказал больному: «Встань,
54
возьми постель твою и иди в дом твой», а тот бы ответил: «Но я не хочу»?»
В конце концов один из них решил: «Вероятно, сначала Иисус бы помолчал. А потом повернулся бы к своим апостолам и сказал: «Он чтит Бога больше, чем я».
Такие истории поначалу, возможно, вызывают у нас раздражение, поскольку противоречат привычной последовательности и логике. Но затем мы догадываемся, — выходя за рамки привычного, — о некоем смысле, которого нельзя ни прояснить толкованиями, ни поколебать возражениями. И так они держат его в плену.
Поэтому в существенных вопросах нам часто приходится придерживаться одновременно разных точек зрения. Ибо полнота включает в себя — но не исключает — противоречия, и тогда противоположность предстает перед нами лишь одной частью многого, которая дополняет, но не заменяет другое.
Претензия
В стране Арам — там, где сейчас находится Сирия, — жил в давние времена один военачальник, которого любил и ценил его царь. И лишь только прославился он своей силой и мужеством, как сразила его тяжкая болезнь, и ни с кем не мог он с тех пор иметь никакого контакта, даже со своей женой, ибо это была проказа.
И тут он услышал от одной рабыни, что у нее на родине есть человек, знающий, как исцелить эту болезнь. Тогда собрал он большую свиту, взял десять талантов серебра, шесть тысяч золотых монет, десять праздничных облачений да еще рекомендательное письмо от своего царя и отправился в путь.
После долгого перехода, сбиваясь иногда с дороги, добрался он до дома, в котором жил целитель, и громко попросил разрешения войти.
И вот стоит он со всей своею свитой и всеми своими сокровищами, держит в руке письмо от своего царя и ждет. Но никто не берет у него письма. Нетерпение и раздражение
55
уже стали понемногу охватывать военачальника, когда дверь открылась, вышел слуга, подошел к нему и сказал: «Мой господин велит передать: «Пойди, омойся в Иордане и снова будешь здоров».
Военачальник решил, что его выставили на посмешище и одурачили. «Что? — сказал он, — и это называется целитель? Да он должен был по крайней мере выйти ко мне сам, призвать имя Господа, Бога своего, начать долгий ритуал и до каждой раны на моей коже дотронуться своей рукой! Это мне, может, и помогло бы. А тут я, значит, должен просто омыться в этом Иордане?» И, пылая от гнева, развернулся и отправился в обратный путь.
На этом история на самом деле заканчивается. Но, поскольку это всего лишь сказка, то конец у нее все же будет хороший.
Целый день шел караван обратной дорогой, а вечером пришли к господину слуги и стали с любовью его уговаривать. «Отец наш, — сказали они, — ведь если бы этот целитель потребовал от тебя чего-нибудь необычного, например, сесть на корабль, да отправиться в далекие страны, да покориться чужим богам и годами читать лишь собственные мысли, да если бы на это ушло все твое состояние, то не сделал ли бы ты, как сказано? А тут он потребовал от тебя чего-то самого обычного». И господин позволил себя уговорить.
