– Не бойся, госпожа... Я – твой супруг, мой долг – служить тебе и помогать.
Великолепная купальная комната блестела золотом и зеркальным мрамором, вода в купели тепло обнимала, душистое мыло покрывало кожу ласковой пеной. Скинув кафтан и закатав рукава рубашки, Вук тёр мочалкой спину и плечи Рамут. После омовения он закутал её в большое полотенце и усадил на диванчик.
– Ну вот, всё замечательно, моя госпожа, – приговаривал он. – Теперь ты можешь отправляться в постель и спокойно отдыхать столько, сколько потребуется. Больше никаких утомительных торжеств, только покой и выздоровление.
Пахнувшая чистотой и свежестью ночная сорочка скользнула на тело Рамут, а Вук, бережно обсушив ей ступни полотенцем, подобострастно облобызал каждую, после чего отнёс супругу в спальню. Комната эта оказалась намного приятнее той, что была предоставлена Рамут во дворце: её стены скрывались за книжными полками, а огонь в камине плясал жарко, совсем не похожий на пленённого зверя.
– Ты любишь книги, госпожа, поэтому они будут окружать и твою постель, – молвил Вук. – Всё – для твоего удобства, чтобы ты чувствовала себя здесь уютно и по-настоящему дома.
Он ушёл, не тронув её, только пожелал спокойной ночи. В дверях Вук обернулся, и Рамут даже сквозь тёплый кокон лёгкого хмеля бакко вздрогнула, уколовшись об эти голубые искры, хищно сверкнувшие в его глазах.
Избавившись от необходимости терпеть близость с Вуком, она выиграла покой, но не сон: курить на ночь глядя всё-таки не стоило. Бакко возбуждал умственную деятельность и бодрил, выручая во время напряжённой работы в условиях жёсткого недосыпа, но теперь Рамут не могла сомкнуть глаз. Она долго и тщетно искала дрёму в завораживающих языках пламени; огонь ей тепло сочувствовал, но не помогал. Тогда Рамут попросила дом подать ей несколько книг с полок и выбрала ту, что поскучнее. В надежде утомить глаза она погрузилась в чтение, но подстёгнутый действием бакко мозг легко справлялся с самыми заковыристыми длиннотами. «Не иначе, автор писал тоже под воздействием чего-то там, – хмыкнула она про себя. – Иначе его понять было бы просто невозможно».
Через два часа чтения у неё всё-таки вырвался зевок. Закинув руки за голову, Рамут обводила утомлённым, но пока ещё бессонным взглядом корешки книг на полках. Следовало воздать должное тем, кто работал над обстановкой дома: превратить спальню частично в библиотеку – свежая и дельная мысль. Рамут нравилось отдыхать в окружении книг, это прибавляло комнате уюта и украшало её.
Огонь между тем понемногу угасал: она не отдала дому распоряжения поддерживать его на протяжение всей ночи. Глядя на дышавшие остатками внутреннего жара головешки, молодая навья редкими, плавными толчками погружалась в истому, предшествовавшую сну. Синеватый полумрак мягко и колдовски давил на веки, и Рамут уже вступала на порог долгожданного сна, когда вдруг увидела над собой два холодных волчьих глаза. Постель колыхнулась под весом огромного лохматого зверя со светло-серой, серебристой шерстью, нависшего над девушкой. Он обдавал её лицо горячим дыханием, и каждый мускул его могучего тела пребывал в напряжённой готовности. Зачем он пришёл, чего хотел? Догадка набухла тошнотным комом в горле Рамут, но она не могла велеть ему уйти: челюсти сковала леденящая немота.
Всё, что ей оставалось – это самой обернуться волчицей, зарычать и угрожающе вздыбить шерсть на загривке. Хватит ли сил на оборону, она не знала, но собрала их все в один жгучий комок ярости.
«Не приближайся... Я не хочу, уходи!» – выстрелила она в зверя мыслью-предупреждением.
Тот смотрел на неё синими льдинками немигающих глаз.
«Но госпожа, а как же потомство? Разве ты не хочешь детишек?»
«Не притрагивайся ко мне! – рыкнула Рамут. – Оставь меня в покое!»
Зверь даже не думал повиноваться – наоборот, бесшумно и мягко надвигался, обдавая Рамут голубой вьюгой взора.
«Успокойся, госпожа, всё будет хорошо, тебе понравится... Это будет незабываемо, поверь мне!»
Прыжок, отчаянная борьба – и зверь придавил Рамут своим поджарым, но могучим, мускулистым телом. Постель была на его стороне: она будто превратилась в зыбкое болото, которое затягивало волчицу и не позволяло выкарабкаться из-под голубоглазого негодяя. Зажатая в ловушке между коварно податливым ложем и похотливой серой тушей, Рамут барахталась и билась, но силы подводили её. Зверь был уже внутри, орудовал в ней, с животным неистовством вторгаясь и разрушая её целомудрие. Его пасть держала её за загривок, чудовище частыми, непрерывными толчками вбивалось в неё, а она тщетно пыталась сбросить его с себя. Он был отвратителен ей до тошноты, до утробного воя, до чёрного удушья. Напоследок она умудрилась извернуться и впиться клыками в его плечо...
...Рамут металась в смятой постели, с хрипом скаля зубы. Не было серого чудовища с глазами-льдинками, не было грубой, ужасной случки – иного слова для этого звериного соития не подбиралось. Ничего не было, только сердце истошно кричало и билось под рёбрами, а ночная сорочка прилипла к взмокшей коже. Пот лил ручьями – холодный и липкий. Сон?.. Явь?.. Рамут шарила по простыне руками, захлёбываясь судорожным дыханием, и озиралась обезумевшими глазами. Вук побывал здесь или просто приснился? Она укусила его, но крови на постели не осталось ни капли. Сон... Значит, всё-таки сон. Вот почему она не могла толком защититься и нанести удар хмарью: всё по законам кошмара.
Рамут долго дрожала, утихомиривая дыхание. Велев дому снова разжечь камин и подать ей чашку отвара тэи, она обводила взглядом книги: они умиротворяли, успокаивали. «Всё хорошо, хозяйка, ничего не было, это только сон», – утешали они.
На книжных корешках плясал тёплый рыжий отблеск огня, отвар согревал взбудораженное и стиснутое до боли нутро. Вук вторгся в её сон, или это просто её страх перед близостью принял такой жуткий вид? Сейчас Рамут не могла понять решительно ничего. Уже близилось утро, и она не стала пытаться уснуть снова: боялась нового кошмара.
Ровно в шесть в спальню постучались. Рамут вздрогнула от голоса Вука:
– Госпожа моя, ты уже проснулась? Я могу войти?
Сон яростными вспышками толкнулся в сознание, перехватывая дыхание, но Рамут совладала с собой. Подчинив себе стиснутое, пересохшее горло, она отозвалась хрипло:
– Я не сплю. Входи.
На пороге показался не серый огромный зверь, а опрятно одетый и застёгнутый на все пуговицы Вук. Белые кружева он заменил повседневными, чёрными, и только атласные канты по швам и такие же отвороты рукавов оттеняли скромное сукно его кафтана. Почтительно замерев перед кроватью на мгновение, он поклонился.
– Доброе утро, моя драгоценная супруга. Увы, праздник кончился, возвращаются будни... Мне пора на службу, но я не могу не разделить с тобой завтрак.
В спальню влетел низенький столик, накрытый на двоих. Поймав его, Вук поставил его на кровать и присел рядом с Рамут.
– Хорошо ли тебе спалось, моя прекрасная госпожа? Как твоё самочувствие? – осведомился он, разливая отвар.
«Чудовище, мерзкое чудовище», – хотелось крикнуть Рамут, но её губы лишь вздрогнули и согрелись душистым отваром. Вук ел яичницу с тонкими ломтиками поджаренного мяса, а для Рамут завтрак был приготовлен с учётом её вкусов: горячая каша с тающим кусочком сливочного масла, сырные лепёшечки и запечённые корнеплоды.
– Благодарю, хорошо, – ответила Рамут. Голос прозвучал сухо и бесцветно.
После завтрака стало ясно, что догадка насчёт «наблюдения и опеки» подтвердилась: по приглашению Вука в комнату вошли и поклонились два неприметно одетых господина.
– Это Хоррем и Ирдо, – представил их Вук. – Они останутся в доме до моего возвращения и окажут тебе любую помощь. Можешь им всецело доверять. Они не дадут на тебя ни пылинке сесть, ни ветру повеять. Что бы тебе ни потребовалось – явятся по первому зову.
Попрощавшись, Вук ушёл, и Рамут осталась одна. Просить соглядатаев о помощи она не хотела, а потому кое-как оделась сама и убрала волосы в косу. Понимая пользу движения, она принялась понемногу разминаться: поднимала тяжёлую книгу, прохаживалась по комнате, открывала окно и дышала свежим воздухом. Во время второго завтрака её навестила Ульвен, и Рамут обрадовалась ей, как лучику света.
– Что это за господа у вас сидят? – спросила рыжеволосая навья. – Такие неприятные... Зыркнули на меня – думала, испепелят взглядами!
– Это супруг ко мне приставил... помощников, – усмехнулась Рамут.
– Ясно, – хмыкнула Ульвен. – Ну что ж, поздравляю ещё раз с законным браком... Как ты тут? Встаёшь понемногу?
– Благодарю, стараюсь двигаться, – кивнула Рамут. – Постоянное лежание расслабляет ещё хуже.
– Вот и правильно, умница, – одобрила Ульвен. – Озноб не беспокоит?
– Кажется, он ушёл, – подумав, ответила девушка. – Только слабость ещё довольно значительная.
