Из речи на юбилее «Русских Ведомостей» (1913).[598]
…на Волге, в прибрежных ее городах и в Ростове Великом, мы-таки побывали и остались довольны весьма и весьма: опять всем нутром своим ощутил я эту самую Русь, за которую так распекают меня разные Дерьманы, опять сильно чувствовал, как огромна, дика, пустынна, сложна, ужасна и хороша она. А уж про Ростов и говорить нечего! Нюрнбергу не уступит! Буду жив, еще десять раз побываю там, равно как и в Угличе, Пскове и т. д.
Письмо к А. С. Черемисову (июль 1914).[599]
Деды и отцы наши, начавшие и прославившие русскую литературу, не всё же, конечно, «по теплым водам ездили, меняли людей на собак», да «гуляли с книжками Парни в своих парках, среди искусственных гротов и статуй с отбитыми носами», как это многим кажется теперь. Они знали свой народ, они не могли не знать его, весь век живя с ним в кровной близости и не имея нужды быть корыстными и несвободными в своих изображениях его, как недурно доказали это, например, Пушкин, Лермонтов, Толстой и многие прочие.
А потом что было? А потом «порвалась цепь великая», пришел «разночинец», во-первых, гораздо менее талантливый, чем его предшественник, а во-вторых, угрюмый, обиженный, пьющий горькую (посчитайте – всех этих Левитовых, Орфановых, Николаев Успенских) и, вдобавок, сугубо тенденциозный (пусть с благими целями, но тенденциозный), да еще находившийся в полной зависимости от направления своего журнала, от идеологии своего кружка, от обязанности во что бы то ни стало быть «гражданином». <…>
Ни в чем у нас нет меры, всё истерика, жажда довести себя из-за всякого пустяка до отчаяния, вечное недовольство на все, и везде и во всем му́ка, все не так, все ни к черту.
С необыкновенной легкостью впадаем в актерство, в ту или иную роль – особенно на людях, в собраниях.
Чувствительны, нервны, самолюбивы, честолюбивы ужасно.
<…>
Русь, Русь блаженная, еще не прожившая сказочные времена Русь…
Вспомнился Елец, представилась Черная Слобода, бесконечный летний день… Весь день сидит некто босоногий и распоясанный возле своей разваливающейся хибарки, на гнилой лавочке. Мог бы хоть немного починить эту хибарку. Но нет, – лень, блаженная, дремучая. Весь день сидит и занимается с каким-нибудь рыжим кобельком.
Из «Записной книжки».[600]
Рос я, кроме того, среди крайнего дворянского оскудения, которого опять-таки никогда не понять европейскому человеку, чуждому русской страсти ко всяческому самоистребленью. Эта страсть была присуща не одним дворянам. Почему, в самом деле, влачил нищее существование русский мужик, все-таки владевший на великих просторах своих таким богатством, которое и не снилось европейскому мужику, а свое безделье, дрему, мечтательность и всякую неустроенность оправдывавший только тем, что не хотели отнять для него лишнюю пядь земли от соседа помещика, и без того с каждым днем все скудевшего? Почему алчное купеческое стяжание то и дело прерывалось дикими размахами мотовства с проклятиями этому стяжанию, с горькими пьяными слезами о своем окаянстве и горячечными мечтами по своей собственной воле стать Иовом, бродягой, босяком, юродом? И почему вообще случилось то, что случилось с Россией, погибшей на наших глазах в такой волшебно краткий срок?
<…>
Мужики так и говорят про водку: «Как можно! От ней в человеке развязка делается!» Знаменитое «Руси есть веселие пити» вовсе не так просто, как кажется. Не родственно ли с этим «веселием» и юродство, и бродяжничество, и радения, и самосжигания, и всяческие бунты – и даже та изумительная изобразительность, словесная чувственность, которой славна русская литература?
Жизнь Арсеньева.[601]
Владимир Владимирович Набоков (1899–1977)
Утешаюсь, во-первых, тем, что в неуклюжести предлагаемого перевода повинен не только отвыкнувший от русской речи переводчик, но и дух языка, на который перевод делается. За полгода работы над русской «Лолитой» я не только убедился в пропаже многих личных безделушек и невосстановимых языковых навыков и сокровищ, но пришел и к некоторым общим заключениям по поводу взаимной переводимости двух изумительных языков.
Телодвижения, ужимки, ландшафты, томление деревьев, запахи, дожди, тающие и переливчатые оттенки природы, всё нежно-человеческое (как ни странно!), а также всё мужицкое, грубое, сочно-похабное выходит по-русски не хуже, если не лучше, чем по-английски; но столь свойственные английскому тонкие недоговорённости, поэзия мысли, мгновенная перекличка между отвлечённейшими понятиями, роение односложных эпитетов, всё это, а также всё относящееся к технике, модам, спорту, естественным наукам и противоестественным страстям – становится по-русски топорным, многословным и часто отвратительным в смысле стиля и ритма. Эта невязка отражает основную разницу в историческом плане между зеленым русским литературным языком и зрелым, как лопающаяся по швам смоква, языком английским: между гениальным, но еще недостаточно образованным, а иногда довольно безвкусным юношей, и маститым гением, соединяющим в себе запасы пестрого знания с полной свободой духа.
Постскриптум к русскому изданию «Лолиты».[602]
Эпиграф из «Апологии сумасшедшего» П. Я. Чаадаева дается в пер. с фр. составителя (ред.).
Архив братьев Тургеневых. Вып. 2. СПб., 1911. С. 42.
Архив братьев Тургеневых. Вып. 2. СПб., 1911. С. 181.
Там же. С. 79.
Архив братьев Тургеневых. Вып. 2. СПб., 1911. С. 291–292.
Там же. С. 117.
Архив братьев Тургеневых. Вып. 1. СПб., 1911. С. 109–110.
Там же. С. 171.
Там же. С. 297–298.
Архив братьев Тургеневых. Вып. 3. СПб., 1913. С. 428.
Там же. С. 190.
Там же. С. 206.
Письма Александра Тургенева Булгаковым. М., 1939. С. 129.
Там же. С. 140.
Тургенев. Н. И. Россия и русские. Т. I. М., 1915. С. 51–52.
Архив братьев Тургеневых. Вып. 5. Пг., 1921. С. 5.
Архив братьев Тургеневых. Вып. 5. Пг., 1921. С. 90.
Там же. С. 108.
Архив братьев Тургеневых. Вып. 5. Пг., 1921. С. 135.
Там же. С. 158.
Там же. С. 215.
Архив братьев Тургеневых. Вып. 5. Пг., 1921. С. 259.
Там же. С. 317.
Там же. С. 8.
Архив братьев Тургеневых. Вып. 5. Пг., 1921. С. 13.
Там же. С. 164.
Там же. С. 169.
Тургенев Н. И. Россия и русские. Т. I. М., 1915. С. 7.
Тургенев Н. И. Россия и русские. Т. I. М., 1915. С. 149–150.
Там же. С. 341.
Тургенев Н. И. Россия и русские. Т. I. М., 1915. 380.
Имеется в виду издание: Записки декабристов. Лондон, 1863.
Литературное наследство. М., 1955. Т. 62. С. 588.
Архив братьев Тургеневых. Вып. 6. Пг., 1921. С. 377.
Вяземский П. А. Записные книжки, М., 1963. С. 106
Душевная болезнь (фр.)
Архив братьев Тургеневых. Вып. 6. Пг., 1921. С. 71–72.
Там же. С. 76.
Вяземский П. А. Записные книжки. М., 1963. С. 202, 203.
Вяземский П. А., Записные книжки. М., 1963. С. 212.
Там же. С. 214.
Там же. С. 276.
Вяземский П. А. Полн. собр. соч. Т. 10. СПб., 1886. С. 20.
Там же. С. 218.
Чаадаев П. Я. Собр. соч. М., 1913. Т. 1. С. 70.
