Борис Алексеев:
Основной источник, конечно, был Уиллис Коновер, великий просветитель джаза. Чтобы его слушать, надо было немного понимать английский, но он специально говорил медленно: смысл не поймешь, но понятно, кто играет, кто поет, какой оркестр. Многие мои друзья его каждый вечер слушали и в тетрадку записывали: в понедельник игралось то-то и то-то, во вторник – то-то и то-то. А остальные передачи всех глушили – Би-би-си и прочих. Еще из Швейцарии была джазовая передача, но она была как нынче на “Свободе” – пятнадцать минут. А что такое пятнадцать минут? “Здравствуйте, до свиданья, вы слушали джаз”.
Олег Яцкевич:
А у нас же не было телевидения, приемник был у одного из двадцати – такой приемник, на котором что-то можно было поймать. Мы в воскресенье бежали к кому-нибудь, чтобы послушать получасовую передачу, “Рейкьявик” называлась. Полчаса джазовой музыки. И там Сара Вонг, и Армстронг, и Диззи Гилепси.
Георгий Ковенчук:
У меня были друзья-музыканты, которые меня приучили к джазу. Раньше для меня джаз был как будто на один мотив – ведь для людей, не интересующихся симфонической музыкой, все симфонии на один мотив, и они не любят их слушать: “Опять завели эту симфонию! – говорят. – Выключите!” Я уже тогда был стилягой, но джаз не воспринимал и очень удивлялся, когда мои приятели, зная, когда на коротких волнах или на средних будет передача, бежали домой, чтобы слушать. Они говорили: “О, вот это – Стэн Кэнтон, или Бенни Гудмен, или Эллингтон”. Я думал, что они просто на меня хотят произвести впечатление, потому что не видел разницы. А потом я тоже стал отличать и тоже торопился домой к приемнику. Помню, из Хельсинки были получасовые джазовые передачи – в воскресенье в двенадцать тридцать. Тогда я впервые услышал “Стамбул-Константинополь” – на меня композиция произвела большое впечатление.
Виктор Лебедев:
Наши приемники ловили часовую передачу из Финляндии. Она ретранслировала новинки американской джазовой музыки. И когда я услышал Джорджа Шеринга – он исполнял песню “Lullaby”, – я тут же подобрал ее, выскочил на Невский в выпученными глазами и всем объявил: я тут бибоп Шеринга слышал потрясающий! И это было таким событием для Невского проспекта!
Ближе к концу пятидесятых часть стиляг перешли с джаза на более модный тогда на Западе рок-н-ролл. Популярными в СССР были композиции Билла Хейли (в особенности ставшая классикой рок-н-ролла “Rock around the clock”), Элвиса Пресли, Чака Берри, Литтл Ричарда, Бадди Холли.
Официальные же власти рок-н-ролл не устраивал так же, как и джаз, и они вместе с представителями официальной культуры время от времени сокрушались состоянием современной музыки в СССР.
“У нас еще слабо осуществляется контроль над музыкой, звучащей в клубах, кинотеатрах и других общественных местах, – возмущался композитор Фэре на совещании работников искусств в Куйбышеве в 1958 году. – А чего стоит пытка пошлейшими пластинками в домах отдыха, санаториях, целиком отданных на откуп культурникам! А сколько у нас нарушителей общественной тишины, с которыми не ведется борьбы, выставляющих в окнах своих квартир ревущие на всю улицу радиолы. Плохо обстоит дело с продажей долгоиграющих пластинок. Чувствуется, что пластинки с серьезной музыкой директора магазинов рассматривают как принудительный ассортимент. Их мало, и их ассортимент не пополняется годами. Отдавая должное легкой танцевальной музыке, мы не можем мириться с нередко наблюдаемым среди нашей молодежи равнодушием к серьезной, оперной, симфонической музыке”.
В июне того же года вышло Постановление ЦК КПСС “О крупных недостатках в репертуаре и распространении граммофонных пластинок”, в котором говорилось, что “значительную часть выпускаемых в стране пластинок составляют записи слабых в художественном отношении музыкальных сочинений, а нередко и проникнутых чуждыми настроениями”.
Но запретительными мерами и тотальным контролем желаемой цели добиться не удавалось: в стране все большее распространение получали катушечные магнитофоны, и советские меломаны переписывали друг у друга интересующую их музыку.
Луи Армстронг (1901–1971)
Наряду с Дюком Эллингтоном, Чарли Паркером, Майлзом Дэвисом и Джоном Колтрейном, Луи Дэниел “Сэтчмо” Армстронг (Louis Daniel “Satchmo” Armstrong) оказал наибольшее влияние на развитие джаза и его популяризацию во всем мире.
Луи родился в бедном негритянском районе Нового Орлеана, рос в неблагополучной семье: мать была прачкой, подрабатывавшей проституцией, а отец – чернорабочим, который к тому же рано ушел из семьи. Луи с детства работал: развозил уголь, продавал газеты.
Армстронг в очень юном возрасте начал петь в уличном вокальном ансамбле, позже играл на барабанах. Но первое свое музыкальное образование будущий классик джаза получил в исправительном лагере, куда попал в 1913 году за “новогодний салют” из пистолета, украденного у полицейского. В лагере Армстронг присоединился к духовому оркестру, где освоил тамбурин и альтгорн, а затем и корнет. Но все же основным инструментом для Армстронга должна была стать труба. Выйдя на свободу, Луи стал играть в клубах, не имея даже своих инструментов: их приходилось одалживать у других музыкантов.
Скоро на него обратил внимание Кинг Оливер, в то время лучший корнетист Нового Орлеана, ставший для Армстронга настоящим учителем. После отъезда Оливера в Чикаго в 1918 году Армстронга взял в свой ансамбль тромбонист Кид Ори. Молодой музыкант играл и с другими коллективами, включая “Jazz-E-Sazz Band” Фэтса Мэрейбла, у которого научился нотной грамоте. В те годы Армстронг получил прозвище “Сэтчмо” – сокращение от английского Satchel Mouth (рот-кошелка).
Поиграв у Оливера в чикагском “Creole Jazz Band”, Армстронг переехал в Нью-Йорк, где поступил в оркестр Флетчера Хендерсона. Там к Армстронгу пришла первая настоящая известность: многие слушатели специально приходили на концерты оркестра, чтобы услышать соло Армстронга. Тогда же сформировался стиль музыканта: яркий и импровизационный.
В 1929 году Луи Армстронг окончательно перебрался в Нью-Йорк. Следующее десятилетие стало эрой биг-бендов, и Армстронг тоже занимался в основном популярной тогда танцевальной музыкой “свит” (“sweet music”). Но и в танцевальную музыку он привнес свою яркую индивидуальную манеру, свойственную хот-джазу.
Именно в тридцатые годы талант “Сэтчмо” достиг расцвета. На протяжении десятилетия Армстронг много гастролировал, выступая со знаменитыми биг-бендами Луиса Расселла и Дюка Эллингтона, затем – с оркестром Леона Элкинса и Леса Хайта, а также участвовал в киносъемках в Голливуде. Благодаря нескольким гастролям в Европе – в Англии, Скандинавии, Франции, Голландии – и в Северной Африке известность музыканта вышла далеко за пределы Северной Америки.
Но одновременно у Армстронга начались и проблемы со здоровьем: он перенес несколько операций, связанных с травмой верхней губы, а также операцию на голосовых связках: кстати, с ее помощью Армстронг пытался избавиться от хриплого тембра голоса, ценность которого для собственной исполнительской манеры он осознал лишь позже.
В 1947 году менеджер Армстронга Джо Глейзер собрал для него ансамбль “All Stars” (“Все звезды”) – супергруппу, ориентированную на исполнение в стиле диксиленд. В ансамбль входили Эрл Хайнс (фортепиано), Джек Тигарден (тромбон), Барни Бигард (кларнет), Бад Фримен (тенор-саксофон), Сид Кэтлетт (ударные) и другие известные мастера джаза.
К середине пятидесятых годов Армстронг стал одним из самых знаменитых в мире музыкантов. Госдепартамент США присвоил ему неофициальный титул Посол джаза и неоднократно финансировал его мировые турне. Планировалась и поездка в Советский Союз, и в середине пятидесятых госдепартамент был готов ее спонсировать, но Армстронг отказался, сказав: “Люди спросили бы меня там, что делается у меня в стране. Что я бы мог им ответить? У меня прекрасная жизнь в музыке, но чувствую я себя как любой другой негр…” Позже обсуждались и другие варианты гастролей Армстронга в СССР, но все планы так и остались нереализованными.
В 1959 году Армстронг перенес инфаркт, и после этого состояние здоровья уже не позволяло ему вести такую обширную концертную деятельность, как раньше. Но музыкант никогда не прекращал концертные выступления. В шестидесятых годах Армстронг чаще выступал в качестве вокалиста, записывая как новые версии традиционных композиций в стиле госпел (например, “Go Down Moses”), так и новые песни. Вместе с Барброй Стрейзанд он принял участие в мюзикле “Привет, Долли!”, а выпущенная на сингле песня “Hello, Dolly!” в его исполнении дошла до первого места в американском хит-параде. Последним хитом Армстронга стала жизнеутверждающая песня “What a Wonderful World” (первое место в Великобритании).
