Дмитрий Щербинин - Последняя поэма

И тогда Аргония решилась, и протянула к нему свои легкие, никогда никого не ласкавшие руки, легко дотронулась до его лба, и тут же вся вспыхнула, зарделась — Альфонсо чувствовал, как блаженное, чистое тепло расходится от этой ладошки. А Аргония тихо-тихо шептала:

— Ну, вот впервые… Вот и дотронулась до тебя… Не сон ли, не сон ли это. Скажи, любимый — скажи мне пожалуйста, что — это не сон…

Альфонсо, который в одно первое мгновенье, едва заметно улыбнулся, сморщился, и черные морщины прорезались еще более отчетливо. Он с отвращеньем перехватил эту легкую ручку у запястья, и, если бы рука его не дернулась нервно — так бы и сломал ее, но он только оттолкнул ее в сторону, сам же отдернулся, оказался по шею в ледяной воде, но и этого не замечал — он вскрикивал с неожиданной злобой:

— А-а, колдунья проклятая! Понимаю, понимаю, чего ты хотела — чтобы память о Нэдии святой из меня ушла! Да — ведь, именно этого ты хотела?! Все эти годы, ты, колдунья проклятая, терзала меня — все шипела, чтобы позабыл я ее! Ну уж нет — не бывать тому!.. Ненавижу тебя! Ненавижу!..

И вот он, подобно какому-то чудищу, вырвался из воды, и бросился на Аргонию, намериваясь разодрать ее в клочья, так как несколько мгновений полагал, что она является причиной всех его страданий — однако, эта очередная форма помешательства продолжалась совсем недолго, и он опомнился, прежде чем успел причинить ей какой-либо вред. Она стояла безмолвная, тихая — ему одному она была предана настолько, что без всякого сопротивления отдала бы ему и свою жизнь. По ее гладим щекам одна за другой катились слезы, а он нависал над нею безмолвной, темной глыбой, и шептал:

— Я побегу, а ты останься здесь. Останешься ли?

— Нет… После того, как дотронулась… Нет — уже не смогу… Прости, прости… Вот сейчас опять бабушкины стихи вспомнились. Ты послушай, послушай:

— А за что, за что ты меня любишь?! — вскрикнул Альфонсо. — Что — лик мой прекрасен?! Да знаю же, что уродлив я! Что же тогда — душа прекрасная?! Так нет же души более мерзкой чем у меня! Я же понимаю, что я больной, ненормальный!.. Вот сейчас брошусь на тебя и загрызу! Ха-ха! — он дрожал в лихорадке. — Так что же?! Может и ты ненормальная! Ибо, никто нормальный не сможет полюбить…

— Но ты вторая моя половинка! Такой, какой есть принимаю я тебя, и любую муку, вместе с тобою приму!.. — с этим криком, бросилась Аргония к нему на шею — она, уже забывши про недавнее чувство, пребывала теперь в восторженном вихре, ибо никто еще не чувствовала себя так близко к любимому…

Но Альфонсо вновь зарычал, и резким, сильным движеньем, оттолкнул ее в сторону — вновь принялся шипеть, что она ведьма, и только и хочет, чтобы он забыл Святую, и в какое-то мгновенье вновь готов был бросится на нее, и разодрать в клочья, и вновь, одному только порыву титаническому, изжигающему повинуясь — резко повернулся и бросился прочь. Он бежал, и в то же время пронзительно вглядывался, так как очень опасался, что подвернется под ноги какой-нибудь корень, или в озеро он упадет — он опасался, что опять его нагонит эта ведьма, и тогда уж не хватит у него сил, чтобы сбежать, чтобы сохранить память о «Святой Нэдии». Так бежал он долгое время, но всему приходит конец, и, в конце концов, когда он мчался по полю, то не заметил овраг (хотя и был он весьма широкий) — стены этого оврага пестрели благоуханными, высокими цветами да травами, и казалось Альфонсо, будто он в их объятия попал. Минуло еще несколько мгновений, а он уже и на эти травы в ярости был (ему думалось, что и они хотят сковать его волю). Он и не ведал, зачем ему эта воля нужна — он так и не понял до сих пор, какой смысл в его жизни, и зачем, вообще жить дальше. Преодолев себя, он вскочил на ноги, и принялся рвать эти теплые нежные цветы — он рычал и метался, но потом, все-таки, ноги его подкосились. Проваливаясь в темное забытье, он с горечью понимал, что — это еще только начало, что, когда он очнется, его будут поджидать какие-то новые испытания.

Теперь расскажу про Робина. Ведь о нем и Альфонсо, и Аргония совершенно позабыли, а ему в ту ночь тоже пришлось пройти через испытания. Он уже не видел, как Альфонсо разорвал Цродграбу шею. Дело в том, что, когда вокруг кружились светляки, ему послышался зовущий его голос Кэнии, и он побежал на него, отдаляясь от Альфонсо. Вскоре он выбежал из светоносного облака, и оказался на берегу реки — уже взошла Луна, смотрела на него с ужасом, от которого почувствовал Робин мурашки на спине. Больше он не смотрел вверх, но только себе под ноги. Потому он и не видел, как вокруг него из трав стала подыматься некая темная пелена, вот задвигалась, закружилась все быстрее и быстрее. И вот юноша обнаружил, что находится в совершенном мраке — он все еще двигал ногами, и тут понял, что падает. Он провел руками по лицу, застонал. Стал выкрикивать, звать Веронику, однако — никакого ответа не получил. Тогда забормотал он: «Да что же это?.. Что же это такое?!.. Почему опять пришли эти кошмарные виденья?!.. Опять! Опять!.. Нет — я не хочу сходить с ума; я жить хочу — слышь ты?!.. Пожалуйста, оставь меня — не мучь боле!.. Пожалуйста… Дай мне счастье!..»

Вот тьма расступилась, и в краткое мгновенье он понял, что добежал до края обрыва, и теперь падает в воду. Это была безысходная черная поверхность — омут жуткий, который и представить себе нельзя было в светлом Эрегионе. Мгновенье минуло, и вот вода уже сомкнулась над его головою. Однако, против ожиданий здесь полного мрака не было — в основном цвета были голубые, переходящие в темную синеву, все было размыто водной толщей, однако же — полной тьмы нигде не было. Вокруг плавно колыхались толстые водоросли, иногда то плавно, то стремительно проплывали стаи рыбок, или же отдельные, более крупные обитатели вод. Здесь были и морские коньки, и даже зубастая двухметровая змея проплыла — однако, их присутствие нисколько не удивляло, и не пугало Робина. Он плавно опускался вниз, откуда навстречу ему стремились, перекатываясь отдельные большие и малые пузыри, куда уходили колонны водорослей — там виделось какое-то беспрерывное и многочисленное движенье. Он усиленно вглядывался, пытаясь разглядеть, что это за движенье, и даже не замечал, что обходится без воздуха уже несколько минут, что вдыхает воду, и что она, солеными змеями разбегается по его жилам… Нет — ничего этого не замечал Робин, но усиленно, и с напряжением вглядывался в то беспрерывное движенье, куда его неукротимо несло — и он уж видел там что-то жуткое, вот опомнился, попытался грести вверх — сделал несколько гребков, взглянул, и увидел, что над ним плывет отвратительное, пучеглазое, извивающееся щупальцами чудище, и Робин понял, что, ежели он попытается выплыть — оно схватит его…

Еще через некоторое время он достиг дна. Он стоял у основания уходящей под уклон созданной из мрамора с изумрудными прожилками лестнице. Эти изумрудные жилы пульсировали тусклым светом, и, казалось, в них и впрямь была некая причудливая жизнь. Вокруг лестницы высились, уходили вниз, терялись в голубоватой толще воды различные постройки. Так ближе всего к Робину высился некий сказочный, увитый множеством башенок, сотнями окошечек глядящий терем. Возле терема был широкий двор, и его окружал составленный из дубовых бревен забор, который подходил почти вплотную к лестнице. Однако теперь этот забор был почти полностью сломан, и по двору, и по обломкам забора, неслась некая многочисленная толпа — они размахивали тяжелыми саблями — что-то усиленно кричали, однако, в толще воды был слышен один только приглушенный стон. Тут Робин услышал что-то позади, резко обернулся, и обнаружил, что идут некие люди — красиво одетые, все сильные, статные, с клинками — их было десятка три, хотя… все так расплывалось, что невозможно было сказать, сколько же их в точности, на самом деле. Впереди шел некто в темно-синем кафтане, с открытым, честным, мужественным лицом, с длинными черными усами — эти усы он прикусывал, и с изумлением оглядывался по сторонам. Вот подошел к Робину, и, положив ему руку на плечо, и внимательно вглядываясь в глаза, спрашивал:

— Что же это за место такое?

— Ох, да не знаю, не знаю! — вскрикнул Робин, и, перехватив его руку, сжал ее. — Вы знаете, я бежал за Нею (почему-то он был уверен, что человек этот знает Веронику). Почему я сюда провалился?.. Нет — это я у вас хотел спросить, что это за место такое?!.. Скажите, скажите — где выход отсюда, я должен торопится, потому что Она ждет меня…