этом на его пути, чтобы показать, насколько плохим, злым и достойным поражения и смерти этот человек является. Он пытался заставить Гарри принять его черты Гриффиндорца, отправив его сражаться с Василиском, монстром Слизерина, болью-безумием-печалью-печалью-печалью, которую директор не хотел видеть сам. Он пытался заставить Гарри принять человека с позицией, похожей на позицию директора, как своего друга, как крёстного отца, чтобы показать ему всё то, что не так с Волшебным миром, коррупцию и неравенство, которые преобладают в этом, казалось бы, идеальном мире. Но он также не хотел терять одного из самых важных игроков своей стороны на случай, если Гарри будет меняться из-за этого слишком сильно, не мог рисковать потерей денег, способностей аврора, ненависти к Тьме и достаточному безумию, чтобы противостоять этому, поэтому он разорвал связь крёстного отца. На пятом курсе он хотел предупредить людей, но министерство протестовало, чем связало ему руки. Возможно, он даже рассчитывал, что пытки, которым подвергся Гарри, подтолкнут его ближе к фальшивым улыбкам и мерцающим глазам Светлой стороны. Возможно, он действительно не знал о них. А потом стало слишком поздно. Теперь Гарри считает, что тогда, пытаясь сорвать его браслет, директор знал, что что-то не так. Но он возлагал все свои надежды на молодого Светлого Гриффиндорца, жаждущего сражаться против Тьмы, зла, Тёмного Лорда Волдеморта и его Пожирателей Смерти, и отступать было просто слишком поздно.
Поэтому он попытался снова. В этом году он пытался убедить его, но его попытки повлиять на Гарри не увенчались успехом. Поэтому он обратился к шантажу, угрозам и насилию.
Гарри всё это понимает.
Но это не делает директора лучше, и это не делает его правильным.
Гарри — раб своих близких — и он знает, что готов убить, причинять боль и умереть за добрых домашних эльфов, которые первыми приняли его, за портреты, которые всегда давали ему советы, за призраков, которые всегда его ободряли, за тех студентов, которые всегда нуждались в нём и давали ему цель к существованию, может быть, даже за родственную душу, которая так ужасно одинока и сломлена. Директор — раб Волшебного Мира.
Гарри только надеется, что никогда не станет таким, не станет жертвовать меньшей частью, чтобы, возможно, защитить большую, не станет бороться за общее благо, а не за людей. Если бы у него был выбор между тем, чтобы Этель сломали руку, и атакой на напавшего на неё, он попытался бы вывести из строя нападавшего, прежде чем он причинит вред другим его ученикам, и, может быть, сделал бы даже более страшные вещи. Но он знает, что не смог бы наставить Этель на путь, который заставил бы её взять свою сломанную руку и дать отпор, несмотря ни на что. Вспыльчивая Арвилл, и милый Роуэн, застенчивая Мод, неуклюжая Этель и все остальные его ученики — он не смог бы распланировать их судьбы, как кукловод, сидящий высоко над всеми и наблюдающий, как они танцуют по его прихоти.
Но директор может, и делал так, или пытался во всяком случае, и одно это отвращает Гарри от него. Как он может говорить, что всё Тёмное плохо, когда сам бросает ребёнка перед волком в надежде, что тот научится сопротивляться, прежде чем его съедят?
Как он вообще может доверять такому лидеру? Своей улыбкой он мог привести его как к верной победе, так и к смерти, если она будет полезна для Волшебного Мира.
Итак, на невысказанный вопрос, безмолвную просьбу сменить директора, невысказанный приказ быть тем, кем его считает Волшебный Мир, Гарри отвечает: «Нет».
Улыбка директора тускнеет.
— Несомненно, я умру, мой мальчик, как это ни печально, и очень скоро. Северус даёт мне ещё два месяца. Я почти уверен, что это произойдёт раньше. Но не беспокойся, смерть — это всего лишь очередное великое приключение.
Гарри не уверен, действительно ли директор его неправильно понял или он притворяется, но ему всё равно. У него всё болит, запекшаяся кровь на лице, руках, одежда липкая и вообще, он чувствует себя грязным. Гарри так устал, что готов спать, пока не кончится назревающая война.
Так что да: на сегодня он закончил подыгрывать. Он устал слушать старика, который никогда не будет тратить время на то, чтобы в свою очередь выслушать или попытаться понять его, увидеть другой путь, кроме того, который он себе представил после того, как услышал пророчество и увидел шрам.
Он закончил.
Как только он поворачивается, чтобы уйти, дверь взрывается.
Директор быстро реагирует, накладывая на Гарри заклинание, которое делает его невидимым, и другое, чтобы заморозить его тело, позволяя ему рухнуть на пол, болезненно ударившись боком и головой о твердый пол. Он говорит: «Я доверяю это тебе» и бросает в него кольцо. Оно попадает в грудь Гарри, немного отскакивает и приземляется перед ним, достаточно близко, чтобы он мог его видеть.
Он также может видеть всю комнату, находясь в углу.
Он видит профессора Снейпа, в развевающейся мантии, с поднятой палочкой и с сожалением на лице. Он видит Беллатрису Лестрейндж, хихикающую от безумной радости. Он видит Драко Малфоя, бледного, потрясённого, напуганного и испытывающего невероятное облегчение от того, что он всё-таки выполнил свою миссию.
Гарри совершенно забыл о нём и исчезательном шкафе. Тёмный Лорд Волдеморт никогда не верил, что Малфой справится с возложенной на него миссией, так что Гарри следовал его примеру и довольствовался тем, что несколько раз помешал его планам. Но, возможно, Тёмный Лорд Волдеморт изменил своё мнение, а Гарри не успел увидеть это во снах. Возможно, Малфой удивил своего Лорда не меньше, чем застал Гарри врасплох. Может быть, миссию выполнял не Малфой, а профессор Снейп.
В любом случае, теперь это не имеет значения.
Вот они, Пожиратели Смерти, в Хогвартсе, безумная жажда крови Беллатрисы Лестрейндж почти не сдерживается, Малфой слишком робок, чтобы прервать её, профессор Снейп слишком сосредоточен на директоре.
Директор кричит ему:
— Пожалуйста. Пожалуйста.
Простите, что? Пожалуйста, не делай этого? Пожалуйста, не убивай меня?
Профессор Снейп озаряется злобным счастьем и тускнеет от покорной печали.
Кончик его палочки загорается зелёным.
Ах. «Пожалуйста, убей меня».
Прежде чем проклятие успевает сорваться с кончика палочки, Беллатриса Лестрейндж осматривает кабинет, блуждая прямо на линии огня. Она заглядывает в чашки, поднимает их, встряхивает банки, наблюдает за странными безделушками, которые стоят вокруг директора.
— Хороший у тебя кабинет, Дамблдор, — почти небрежно замечает она. — Лучше, чем Азкабан, скажу я тебя. Теплее. Тебя кормили в последние годы, Дамблдор? — теперь безумие овладевает ею, превращает её в директора, который
