Я аккуратно заносила поступления в тетрадь и чувствовала себя в своей стихии. Эскель в виде живой рекламы расхаживал по ту сторону прилавка и объяснял покупателям свойства товаров, я же заворачивала, отсчитывала и записывала.
По ходу дела мне пришлось разобраться с курсом валют, так как народ расплачивался, чем придётся. К концу дня у нас было 3960 каэдвенских марок, 2500 оренов. Сейчас орен, валюта Темерии, примерно равнялся по стоимости марке, но его курс постоянно снижался, так как в Темерии продолжалось безвластие. Вдобавок мы заработали 580 нильфгаардских флоренов и 1090 новиградских крон. По сегодняшнему курсу в марках мы выручили немногим больше двадцати тысяч — огромные деньги по местным меркам, учитывая, что за сотню новиградских крон (или семьсот марок) можно было купить отличного коня, а пуд муки стоил всего марок двадцать. Кожаный мешок, куда мы складывали выручку, был тяжёл, как гиря.
— Ничего, будем закупаться, избавимся от марок и оренов, и кошель полегчает. Давай его сюда, положу в безопасное место, — Эскель запихал мешок в заплечную сумку.
Мы продали за десять флоренов все остатки скопом ушлому торговцу, дожидавшегося своей очереди, и стали собирать пустые мешки. Тут я заметила, что к нам направляется пожилой мужчина, который уже некоторое время нерешительно переминался с ноги на ногу недалеко от нашего лотка.
— Милсдарь ведьмак, позвольте побеспокоить!
Эскель пожал его руку.
— Приветствую, Юлиуш, — сказал он. — Неужто у самого старосты дело к ведьмаку?
— Был бы рад, чтобы не было, милсдарь, да меня спросить забыли, — староста огладил бороду и почесал затылок. — Тут, значится, вот какое дело… А пойдёмте до корчмы, и девушку вашу берите, я дело и объясню.
Мы с охотой поддержали его предложение. Расположились за столом в углу, и вчерашний официант тут же наметал полный стол снеди — сказывалось присутствие старосты. Тот важно кивнул и повернулся к нам.
— Так вот, праздник сейчас у нас. Вчера хороводы водили, сегодня свахи по избам пойдут. Радостное время. Да вот такая незадача, что пропала девушка у нас одна. Бабка ейная вчера приходила. Голосила, как блажная, обеспокоила общественность… Бетка-то сирота, с бабкой и живёт, а тут ушла в лес и исчезла. А старуха нам спуску не даст, дурной глаз у ней, попортит свадьбы. Вот я, значит, и послал пару охотников, да вернулись они ни с чем. Найдите, милсдарь, Бетку, в накладе не останусь. А то жена моя и говорит, ссориться начали молодые-то, вчера ещё танцевали, а сегодня видеть друг друга не хотят. Думает она, бабкин это сглаз.
— Возьмусь, отчего нет, мне бы только с покупками успеть.
— Так завтрева ярмарка ещё открыта, да и протекцию вам осуществлю, списочек-то оставьте, что надобно. Лучшую цену организую.
Эскель попросил у корчмаря лист и перо и выписал для старосты добрую половину из нашего перечня припасов. Юлиуш спрятал бумагу за пазуху лёгкого тулупа.
— Мне понадобится поговорить с бабушкой Бетки, чтобы начать поиски, — сказал Эскель.
— Так по главной улице идите, крайний дом слева.
Мы рассчитались за обед, закинули пустые мешки в комнату и направились на поиски дома старушки. Я радовалась и волновалась одновременно — первый раз на ведьмачьем заказе! Эскель был спокоен, но мрачен.
— Не нравятся мне истории с пропавшими девушками. Чаще всего они очень плохо заканчиваются, — пояснил он и постучал в дверь указанного дома.
Хата была маленькой, но опрятной. На стук дверь распахнулась, а на нас обрушился поток брани. Грузная старуха упёрла руки в боки и сообщала всему миру о том, что думает о тех, кто тревожит её, особенно если он мутант или мутантова девка. Эскель поморщился, незаметно сложил пальцами Аксий.
— Добро, бабушка, нас прислал староста, чтобы найти твою внучку. Расскажи нам всё, что знаешь.
Старуха пару раз открыла и закрыла рот, как рыба, выброшенная на берег, потом посторонилась и пригласила войти. Эскелю пришлось пригнуться, и я шагнула за ним в тёмную комнату. Мы сели на лавку под окном.
— Бетка моя пропала, — старуха подслеповато моргнула и вытерла передником покрасневшие, вдруг набрякшие слезами глаза. — И так не от мира сего была, ходила вся в думах, мечтала… Но работница была хоть куда, и слова поперёк я от неё ни разу не слышала.
Я подумала о том, что это неудивительно, учитывая бабушкин боевой характер.
— Когда вы в последний раз её видели?
— Дак в четверг, когда парни ходят и на хоровод зовут девок, кто им приглянулся. Так моя дурёха целый день дома сидела, Марека ждала.
— А это кто? — уточнил ведьмак.
— Да чего уж тут, самый видный парень в Износках. На свирели дудит, из семьи богатой — дом ихний у рынка, с резными наличниками. Половина девок по нему изводится, вот и Бетка моя туда же. Ждала его до вечера, а потом сказала, что хворосту принесёт. Пошла в лес да и сгинула, — она опять промокнула глаза передником.
— Мне нужно что-то из её вещей, то, что она часто носила, — попросил Эскель.
С вешалки у двери старуха вытянула вязаный платок.
— Вот, ушла не покрывшись, а вечерами уж холодно.
Даже я почувствовала слабый хвойный аромат, когда Эксель взял платок в руки.
— Пихта, сосна, толика кедра, — задумчиво перечислил он, — она использовала эфирные масла?
— Да, любила запах хвои, все свои сбережения извела на пузырёк той весной, я уж её ругала-ругала, — старуха опять начала всхлипывать. — Найдите Бетку, живую или мёртвую, милсдарь ведьмак!
Эскель кивнул. А действие Аксия бабульку явно отпускало.
— А чегой-то за девушка с вами? Мечи, ножики, не годно это, а глаза-то обычные.
— Моя ученица, — ровно ответил ведьмак.
Мы вышли на воздух. Меня распирало от гордости. Эскель усмехнулся.
— Ладно, давай за работу. Это хвойное масло нам здорово поможет.
Он сосредоточился, замер, поводя носом, как ищейка.
— Туда, — махнул рукой к выходу из деревни.
Мы направились к лесу. У опушки послышалась мелодия, и навстречу выпорхнула стайка юношей и девушек. Впереди, играя на свирели, шёл Марек — именно его я видела вчера у костров, статный и красивый. А рядом с ним, легко касаясь ногами в белых сапожках земли, ступала та самая прекрасная Маренка. Марек пританцовывал, увивался вокруг неё, и было видно, что играет он лишь для неё одной.
Мы разминулись, и я поделилась с Эскелем вчерашними наблюдениями на хороводе.
— Это нехорошо. Очень нехорошо, — проворчал он. — Что-то с этой девушкой не так, я тоже заметил. Но ты говоришь, что твоё видение из медитации помогло освободиться от наваждения?
— Да. Правда, не понимаю, зачем я ей кланялась, но тогда это казалось единственно верным решением.
— Возможно, оно и было верным. Но главное, что ты можешь обращаться за помощью к силе, которую открыли в тебе камни. Используй это.
Мы сошли с тропы. Эскель опять погрузился в себя, и, ведомые его ведьмачьим чутьём, мы следовали за слабым запахом хвойного масла в глубь леса, уходящего вверх по склону горы. Из опавшей листвы выглядывали массивные белые камни, и чем выше мы забирались, тем больше их всплывало из-под земли. Было сухо, листья шуршали под ногами, но тонко пахло осенней грибной сыростью и мхом.
Путь вывел к обрыву. Из расщелины высоко вверху хлестала струя воды, падала, разбиваясь о скальные выступы, и весёлым ручейком устремлялась на встречу с Гвинлехом.
— След обрывается, — констатировал Эскель, посмотрел вниз в расщелину и выругался.
Мы сделали крюк и спустились к ручью. Прошли вверх по течению до водопада, где струя низвергалась в круглый каменный бассейн, откуда брал начало ручей. На камнях лежало на боку тело девушки. Голова лицом вниз свешивалась в воду, руки и ноги были вывернуты под неестественными углами. Казалось, ещё миг, и она подтянет руку, оправит юбку, задравшуюся на плечи, распрямит ноги в грубых шерстяных чулках. Чем-то нереальным, безотчётно тревожным и жутким веяло от её неподвижности. Тонкая муравьиная дорожка пересекала белую бескровную ладонь и по рукаву рубахи утекала под мышку.
