Как? Как мне сказать ему, что он должен умереть? Как сказать, что добрый Альбус все эти семь лет старательно выращивал священного барана для своего жертвенника.
— Господин директор!
Оборачиваюсь на звук голоса. В картинной раме, склонившись в почтенном поклоне, стоит Финеас.
— Да?
— Он прошел в Хогвартс.
— Спасибо, Финеас. Заранее приглашаю вас к себе в портрет. На новоселье, так сказать.
Еще один почтительный поклон в мою сторону. Да, смертников уважали всегда и везде. Перед лицом смерти становится не важна степень чистоты твоей крови.
— Северус! — в голосе Дамблдора столько мольбы и страдания. — Северус, не надо! Северус, всё еще можно изменить. Я молю тебя, выпей зелье…
— Альбус, идите к черту и хоть сейчас оставьте меня в покое.
Разворачиваюсь и иду к двери. Выхожу из кабинета и останавливаюсь у горгульи.
Самое поганое, что Хогвартс меня признал директором, Амбридж не признал, а меня признал. Я так не хотел им быть. И Тёмный Лорд поставил условие, что директором станет только тот, кого примет этот древний, склочный, но такой родной замок. Ты же помнишь, Северус, мы договорились быть честными. Да, Северус?
Спускаюсь по лестнице. Неслышной тенью иду по коридорам замка.
По сути, здесь прошла вся моя жизнь. У меня есть еще немного времени. И я должен подготовить замок к битве. Проходя по коридорам, иногда останавливаюсь у классов или особенно памятных мест для меня лично. Жаль, не успею побывать на берегу озера. Несмотря на все воспоминания, я люблю это место. Оно очаровывает меня своей безмятежностью и покоем. Я всю жизнь мечтал о покое. Может, в смерти я найду его?
Останавливаюсь у болота братьев Уизли. Хорошая работа. Я знаю, как снять это заклинание, но я не стал этого делать несколько лет назад, не стану делать этого и сейчас. Шалость удалась. Какой горький привкус у этой фразы…
Спускаюсь на первый этаж. Время на исходе. Останавливаюсь в центре холла и снимаю все свои ментальные щиты, приглашая замок в свое сознание. Мы становимся с ним единым организмом. Мне не нужно рассказывать ему. Он и так всё знает. Указываю ему на Минерву, как на человека, которого нужно будет слушать, когда я «сбегу». Так надо, и он меня понимает. Отдаю последние указания и поднимаю свои щиты на место.
Рассматриваю огромные входные двери. Скорее всего, я не смогу из них выйти. Жаль.
Умирать не страшно, страшно ждать смерти. Медленно выдыхаю. Слышу нарастающий шум на лестнице. Ну что ж, понеслось…
* * *
Я успел. Я отдал воспоминания. Всё. Он теперь знает всё. Черт, как бы я хотел быть рядом с ним в тот момент. Как бы я хотел помочь, подсказать, поддержать. Слишком много на него одного… Так нельзя. Ради кого он идет на смерть? Ради страны, полной трусливых магов? Тех, чьи дети сейчас сражаются со зверьём, окончательно потерявшим свой человеческий облик? А ради кого умирать мне? Ради них же? Нет… Нет, господа, неравноценный обмен!
Смотрю на гнилые доски Визжащей Хижины. Смотрю, как моя кровь чертит затейливые узоры на пыльном полу. Нет! С трудом достаю флакон из мантии. Рука словно налилась свинцом, пальцы не слушаются. Зелье мерцает в ладони всё ярче, словно впитывает в себя утекающую из меня жизнь. Ну, давай же, Северус! Последний рывок! Вливаю в себя зелье и проваливаюсь в темноту. В покой. В безмятежность…
* * *
Гул. Просто гул. Молочная пелена перед глазами. И боль. Невероятная боль, разрывающая мои легкие. Я выгибаюсь и кричу…
Хорошо. Тепло. Спокойно. Чувствую приятный запах и тепло чьего-то тела…
Пелена перед глазами наконец-то рассеялась, я начал видеть образы и очертания предметов. Начал слышать голоса, женский, мужской и детский. Они мне нравятся. Особенно один голос. Женщина. Она поёт мне песни, а у меня щемит сердце от тоски. Когда-то я мечтал о том, чтоб эти песни мне пели…
Я, кажется, понял… У меня есть мать, у меня есть брат, у меня есть отец… Мужчина склоняется надо мной, взмахивает волшебной палочкой, и в воздухе расплываются яркие звёзды. Я заворожено наблюдаю за ними.
— Смотри! Смотри! Ему нравится! Ему нравится!
— Ну что ты, как маленький, им всем нравится, когда что-то яркое.
— Да нет же, ты не понимаешь! Ему нравятся именно звезды, на другое он так не смотрит.
Женщина проводит пальцами по моему лбу, вздыхает и шепчет:
— Твой папа остался таким мальчишкой, — и отходит.
Мужчина подхватывает меня на руки, прижимает к себе, баюкает и ласкает, а потом подносит меня совсем близко к своем лицу и заговорщически шепчет:
— Это она не понимает. Ведь правда? Я же знаю, Альбус-Северус, тебе нравятся именно звёзды.
