— Ты исцелила мою душу и перенапряглась. Сейчас папа тебя накормит, выпьешь зелье, и все будет хорошо, малышка.
Он действительно меня покормил, как маленькую — с ложечки. Это было очень необычно и очень-очень ласково. Почему-то я не решилась ему рассказать, а он не спросил, только поглаживал, как-то немного грустно, но очень по-доброму улыбаясь. Я потянулась за рукой, обнимая и целуя ее, а он только вздыхал. А потом я, видимо, уснула. Мне снилась мамочка… Такой, какой она была тогда… Улыбающаяся и сердитая, ласковая и злая… Чем я ее тогда прогневила? Не помню… мама, мамочка… Меня больше никогда не обнимут твои руки, потому что у Луны мамы нет, а моя мамочка еще маленькая. Может быть, мне разрешат хоть иногда видеть ее… прикасаться… Мамочка!
***
— Да, Ксено, твоя дочь — целитель душ, только у них бывает такое, — вздохнул целитель Сметвик, глядя на мечущуюся в бреду девочку.— Мама, мамочка… — отчаянно звал ребенок, и даже у целителя выступили слезы на глазах.— Ее надо учить, а то сгорит… — проговорил Гиппократ, понимая, что раз зелья не подействовали, то это что-то другое. Но настоящих целителей душ были единицы, и о них известно не было ничего.— Волдеморт… — вдруг заговорила Луна, не просыпаясь. — Крестражи… Мамочка… Не ходи туда! Не надо! Василиск, мамочка!— Тихо, Ксено! — остановил отца ребенка целитель Сметвик. — Такое тоже бывает, она сейчас видит что-то нам недоступное! Не мешай ей, просто запиши все, что она скажет, может быть, это важно.— Мамочка… Не-е-ет! — закричала девочка и затихла. Гиппократ проверил ее, Луна была без сознания.— Что же ты носишь в себе, дитя… — тихо проговорил он, выводя девочку из этого состояния. В этот раз она нормально отреагировала и на чары, и на зелья, что означало — откат закончился.
***
Проснулась я опять слабой, но рядом с папой стоял смутно знакомый дядя. Слегка напрягшись, я поняла, что это молодой Гиппократ Сметвик, он маму лечил, когда ее ранили на пятом курсе. Кто знает, что бы было с мамочкой, если бы не этот целитель? А еще потом, когда нас убивали, он спасал, кого мог. Я посмотрела на целителя с благодарностью, потому что говорить почему-то не получалось.
— Луна, ты пока не можешь говорить, потому что сорвала голос, — произнес дядя Гиппократ. — Нужно немножко подождать, пока зелья подействуют, ты понимаешь меня?
Я кивнула, потому что нужно же слушаться целителя, после чего папочка, не тот, который предатель, а тот, который Ксено, меня напоил какой-то очень вкусной водой, а потом принялся кормить, очень осторожно, как будто боялся, что со мной что-то случится. Целитель же смотрел с таким пониманием, что хотелось плакать, но у меня перед глазами стояла мамочка…
— Гиппократ, а как она в Хогвартсе? — спросил папа, и я испугалась того, что не пустят, но целитель как будто понял мой страх и вздохнул.
— Я дам ей экстренный порт-ключ в Мунго, — произнес дядя Гиппократ. — Выдернет даже из Хогвартса. Кто знает, что ее там ждет…
— Василиск… — прошептала я, заставив замереть обоих мужчин. И тогда я рассказала то, что помнила из разговоров дядей и теть о Второй Магической: и про артефакт, и про Уизли, и про василиска… И что со мной будет…
— Запоминает… — проговорил целитель Сметвик. — Значит видящая, а не пророк. Луна, никому и никогда не рассказывай об этом, это очень для тебя опасно, мы договорились?
— Да… — я опять кивнула. Даже шепотом говорить было очень сложно.
— Ксено, пусть полежит, а я пока к Стиву схожу, — совсем непонятно произнес дядя целитель, а я просто не могла спокойно лежать: совсем скоро я увижу мамочку. Совсем юную, но мамочку! Может быть, она разрешит мне… прикоснуться? Ну могут же быть чудеса на свете? Ну, пожалуйста!
Как я прожила эти дни, я и сама не знаю, но вскоре папа сказал, что мы пойдем на Косую Аллею, а мне страшно. Вдруг там будет… этот? Смогу ли я сдержаться и не убить его? Хватит ли у меня сил? Папа, кажется, что-то понимает, но я не могу ему рассказать, потому что он меня выгонит тогда и я не увижу мамочку… Мерлин! Мне так страшно, что я не могу даже нормально спать.
— Не бойся, редисочка, — папа погладил меня. Я почему-то сразу приняла его именно папой, он был… необыкновенным. — Я тебя не оставлю, что бы ни случилось.
— Даже если это не я? — вдруг спросила я его, а папа только улыбнулся.
— Ты — это всегда ты, — ответил он мне, продолжая гладить. — Даже если видела совсем другую жизнь.
— Поэтому ты не расспрашиваешь? — поняла я, прижимаясь щекой к его руке. — Я тебе верю…
— И поэтому тоже… — в его руках было так тепло, так хорошо, что хотелось забыть все на свете. Но где-то там, совсем близко к Косой Аллее, ходили злобные двуногие звери. И еще у них в руках была мамочка… Это очень страшно — осознавать, что мамочка в руках страшных зверей. Их нужно уничтожить! Уничтожить всех, пока они не начали убивать! Я опять расплакалась. Кажется, я стала плаксой…
— Пойдем, моя хорошая, — папа начал часто улыбаться, носить меня на руках и разговаривать при этом очень тепло. Так, что хотелось плакать без остановки.
Мы оделись и пошли в камин, чтобы оказаться на Косой Аллее. Впереди маячили рыжие головы, я почувствовала, что мои руки сжимаются в кулаки, как будто сами по себе, но в следующую секунду я увидела дядю Гарри, и на сердце стало чуть-чуть спокойнее. Если дядя Гарри здесь, то где-то рядом может быть и мамочка? Я не знала таких подробностей об их молодости, поэтому пыталась найти глазами маму, но она все не находилась.
— Ищешь кого-то? — спросил папа, а я просто опустила голову. Мне страшно ему рассказывать про… про то, что будет. Просто страшно, и ничего не могу с собой поделать.
— Я… — слезы набежали будто сами. Маму я так и не увидела. Хотелось бежать и искать ее, но тут вдруг заболело в груди, и я… Как будто уснула.
