Бой со стеной был явно не равным, и всё же победа осталась за гордым и несломленным мной. Всё, чего хотелось — оказаться в тёплой ванне и забыться там сном на пару часиков. Но не всегда наши желания совпадают с возможностями. Взять к примеру эту маленькую мышку, которая уже с несколько минут наблюдает за мной своим красным глазом, явно не замышляя ничего хорошего. Впрочем, роли легко поменять.
В голове что-то щёлкнуло. Резкий бросок на пару метров к цели, и пушистый грызун становится быстро опутан миллиардами тончайших жгутиков, спешно погружающих свою жертву в лёгкое подобие антрацитово-чёрного кокона, проникая во все нервные окончания, быстро обволакивая белоснежную мышку в блаженную дрему. Пускай поспит! А мне пора немного подкорректировать самого носителя, пока действует целительный сон и всё в моей власти…
Впитываясь в грызуна как плотно прилегающий к коже костюм, я чувствовал, как появляется столь желанный контроль, а тело начинает послушно откликаться на мой зов, подчиняясь приказам. Мышь стала словно сотканной из лоскутков антрацитовой тьмы с белоснежными прожилками, пересекающими всё её тело, и лишь пара алых глаз, горящих во тьме, давала понять, что когда-то это существо относилось к альбиносам.
Наконец-то став чем-то, имеющим весьма конкретную форму, я сначала обрадовался. Пока не обнаружил, что мир вокруг стал выглядеть немного иначе. Вернее будет сказать, раздвоился и смазался, словно у меня разом упало зрение. Через минуту, когда первые попытки паники меня придушить были пресечены, осознал, что грызун не может видеть подобно человеку, как бы мне ни хотелось. Однако нужно было думать о позитивной стороне моего свершения — теперь скорость передвижения значительно повысилась, а это означало, что я намного скорее доберусь до нормального носителя. Кстати, что это ещё за «носитель» и откуда это слово вообще всплыло в моих мыслях? Не знаю, как люди диагностируют у себя шизофрению, но это кажется мне уже не первым за этот увлекательный день звоночком. Может, пора начать воспринимать всё как сон, ну или хотя бы дождаться, пока добрые врачи спасут моё бедное сознание?
«Симбиоз не завершён. Память», — неожиданно прозвучал в голове чей-то слабый мужской голос, заставив меня дёрнуться всем маленьким тельцем. Ну просто замечательно, как раз этой странности и не хватало, чтобы с чистой совестью сообщить себе о том, что я сошёл с ума.
«Слушай, — тягучий шёпот возобновился, и мне ничего не оставалось, как последовать совету, — я… Ты… мы теперь одно целое. Память. У всякого носителя есть память. Я не знаю, как… Не понимаю, почему… Дотянись до моей памяти.»
«Ты крыса? — вопроса умнее я не придумал. — Я что, с крысой сейчас разговариваю?»
«Дотянись до памяти…» — продолжал настаивать на своём голос, с каждым разом становясь всё слабее. И я бы с радостью это сделал, если бы понимал, как, а главное — до чьей. Что-то подсказывало, что не может обычный зверёк быть настолько умным, а моё воображение настолько многогранным. И это, увы, самокритикой не было.
Несвойственная для меня тяга к длительному анализу снова дала о себе знать, и теперь я пытался логически дойти до того, как «подключиться» к памяти мыши. Её органы чувств я захватил вполне успешно, и с этой задачкой должен был как-нибудь да сладить. Попытался настроиться на внутренние ощущения. Так сказать, заглянуть внутрь носителя. И это, на удивление, почти сразу же удалось: закрыв глаза, я увидел как едва различимо светятся нити нервной системы. Попытался представить, что они горят ярче — получилось. Только вот что с этим теперь делать? И тут меня осенило! Понятия не имел, как выглядит центр памяти или где там это всё хранится, но мысленно воззвал к нему. А дальше, калейдоскопом живых эмоций и событий, мне открылись преинтереснейшие кадры. Оказалось, что мышка-то не простая, а лабораторная. И что-то на ней проверяли. Что-то, подозрительно напоминающее часть меня ещё пару минут назад.
Совру, если скажу, что подсмотренные кадры меня никак не задели. Кусок эфирообразной живой нефти вообще мало кого мог оставить равнодушным. И вместе с тем я испытывал чувство дежавю. И дело было даже не в том, что та жижа поменьше уже проделывала с бедной мышкой то же, что и я. А в том, что я уже видел подобное раньше. Правда, не в реальной жизни, а, кажется, в кино. Да, точно, ведь в действительности такого быть не может. Стало быть, я нахожусь в какой-нибудь виртуальной реальности? Час от часу не легче! Я… А кто, собственно, я?
Попытался вспомнить, что вообще происходило до моего чудеснейшего пробуждения, и не смог. Совсем. Стоило только напрячь извилины, как боль снова возвращалась, своими тупыми когтями пытаясь пробить черепушку. Спокойствие. От того, что я сейчас начну переживать, ситуация не изменится, а так хоть нервы поберегу… Нервы! А ну как обратиться к собственной памяти как-нибудь так же, как сделал я это с бедным грызуном? Только вот проблема: совершенно не ощущаю теперь разницы между собой и мышью, словно её сознания вовсе не стало. Кажется, всё должно было быть немного не так. По крайней мере, у меня возникло ощущение какой-то неправильности в этом.
«Эй, крыса… мышь! Почему ты замолчала?» — и ничего. В какой-то момент мне действительно начало становиться одиноко. Захотелось побыть той самой сериальной девочкой-нытиком с ведёрком мороженого. Однако как я его теперь достану?
Всё, хватит. Пробуем снова: «Я не мышь, я — чёрная жижа. Самостоятельная, мать его, личность со своими собственными светящимися трубочками.»
Кажется, начало получаться. По крайней мере, начал ощущать, как именно «опутываю» зверька — то есть, как распределена по нему моя масса. А вот дальше вышло совсем уж любопытно. Я светился практически весь! Миллиарды тонких трубочек были переплетены между собой так плотно, словно являлись составляющими полотна. Причём полотна, обладающего достаточно большой эластичностью — но уж её мне предстоит проверить позже. А вот что касается памяти — здесь нельзя было вычленить её источник. Она была, кажется, во всём, но какая-то разная. Словно принадлежала десятку существ, а то и больше. Среди этих существ был и я сам, заполняя отчего-то меньше всего пространства. Ну что ж, пора знакомиться.
Минутка саморекламы
Н2О или просто добавь исекая
https://author.today/work/153988
С ним или на нём
https://author.today/work/98591
Глава 3 Интерлюдия
— Мих… может, грибочков поедим, а то бабушка передала, а в одну харю лопать как-то не айс! — Крепыш в растянутых трениках философски восседал на табурете в позе Роденовского мыслителя и по-детски наивно изучал глазами мой неплохой, в общем-то, нож для «охоты», изредка переводя взгляд на искомую банку с грибами. Эта его неопределённость всегда мне импонировала, хотя Макс и правда был парнем что надо — для друзей и родных ничего не жалел, последнее отдавал. Однако неумение определиться хорошенько портило ему жизнь, начиная проблемами в личной жизни и заканчивая тем, что ни в одном универе он не продержался больше года. Зато, опять же, имел целый мешок разномастных приятелей, которых с удовольствием друг с другом знакомил. Сегодня же мы собрались посидеть сугубо своей скромной компанией и коротали время не весьма содержательными разговорами, ожидая, когда все подойдут.
— Та не-е… Сначала дождёмся наших, а после уже под закуску пойдёт. Да и Ярик обещал свою вишнёвую настойку на дегустацию принести. Ещё и так разрекламировал: мол, тройная перегонка, по семейному рецепту, а главное — чистая, ну прям как слеза девственницы. — Макс взглянул на меня как-то уж слишком недоверчиво. Я его понимал: после Ярькиной бурды обычно и змии зелёные приползали, и белочки, и грибочки уж слишком задушевными и понимающими становились… Максиму это не очень-то и нравилось, он с удовольствием ограничился бы колой, но коллектив настаивал, а отказывать как-то постоянно не выходило. Потому он вздохнул, принимая неизбежное, а затем выдал мысль о том, что пора, мол, последовать примеру нашего общего знакомого и уйти в армию. Я согласился: дело хорошее. И потом, с таким здоровьем, как у него, быстро куда-нибудь приберут. Да и что вообще он до сих пор здесь делает? Ноги в руки и пошёл. Однако позже мы справедливо рассудили, что желание служить хорошо, когда оно в обед. Проявление же энтузиазма ближе к полуночи ничему дельному не способствует.