— объяснил Луне какой-то мужчина.
Ее начали пугать, вызывая ужас, чтобы послать воспоминания папочке, которому, как думала девушка, было все равно. Ей угрожали насилием, потом, когда она уже просто закрывала глаза, чтобы это не видеть, принялись колоть ножами, заливая потом глубокие порезы бадьяном. Это было очень страшно, особенно на лице, на груди и… Луна кричала от боли, но мучители только улыбались, продолжая ее мучить, чтобы отослать воспоминания.
Затем что-то случилось и ее перестали кормить почти совсем, только вода появлялась в миске, и Луна поняла, что обречена. По какой-то причине ее захотели убить именно так. Медленно, очень медленно… Она потеряла счет времени и только грызущий изнутри голод показывал, что девушка еще жива, хотя ее и избивали, но как-то не так сильно, без ярости, как будто по необходимости. То, что это делают домовики, Луна не поняла.
В один из таких дней ее тюрьма зашаталась, что-то несколько раз взорвалось, решетка клетки упала вниз. Луна ощутила себя завернутой в какую-то ткань, на руках спешившего куда-то мужчины в необычной одежде. Он говорил с другими такими же мужчинами на непонятном для девушки языке, поэтому она просто потеряла сознание, придя в себя в какой-то комнате, где ее бережно положили на кровать. «Я умерла», — поняла Луна, обрадовавшись концу мучений.
— Надо детей позвать, — вздохнул Зеев, увидев в каком состоянии спасенная девушка.
— И Риву, — ответил ему Шулим. — А эту страну я бы…
— Да, Рива нужна, хотя бы помыть, — раввин не понимал такой жестокости. Девушка в кровати выглядела, как и дети в самом начале, разве что следов на теле было поменьше. — И выяснить бы, что с ней случилось.
— Выясним, — мрачно пообещал руководитель операции по спасению.
Маги действительно походили на эсэс, но уловом сегодняшнего дня была не только эта девушка, но и маг, наложивший, судя по воспоминаниям, заклятье на Сегал, в результате чего та вместе со своим ингеле оказалась в Освенциме. Мага ждал очень неприятный для него разговор, о чем тот пока не подозревал, ибо находился без сознания.
Гермионе очень нравился этот праздник. Все сидели возле стола, на котором стоял подсвечник. Сегодня и девушке доверили зажигать свечи. С необъяснимым волнением в груди Гермиона скопировала Риву: зажгла свечу, прикрыла глаза рукой, запинаясь, проговорила благословение и села на свое место рядом с Гарри, сияя улыбкой. На душе было необыкновенно солнечно. Ощущение какого-то внутреннего счастья заполняло девушку, улыбался и юноша.
— Как будто что-то родное, — смущенно призналась она Гарри. — Я так себя дома не чувствовала, как сейчас.
— Значит, ты приняла свой народ, — улыбнулся Гермионе услышавший это Зеев, а Гарри просто обнял невесту. Маг же сказал, что девушка — его невеста, значит, по мнению юноши, так оно и было. Гермиона прикрыла глаза, опираясь спиной на Гарри.
Затем они кушали, пели «Шаббат Шалом» и «Леха Доди», отчего и Гермионе, и Гарри становилось очень радостно на душе. Объяснять эту радость молодые люди не стали, они жили этим моментом принимая тот факт, что находятся среди своих. Это ощущение защищенности, неведомое прежде заставляло улыбаться. Окружающие радовались за молодых людей, видя их улыбки.
В эту ночь в сон Гермионы впервые не пришел лагерь. Впервые за долгое время девушка не плакала, не кричала, не дрожала от страха перед первым, самым страшным, ударом. Она просто спала, счастливо улыбаясь во сне. Не пришел лагерь и к Гарри, во сне он рассказывал своей Гермионе о том, что она для него значит, а вокруг стояли знакомые и незнакомые люди, желая им счастья и долгих лет жизни.
Проснулась Гермиона с внутренним ощущением счастья, сразу же принявшись целовать Гарри. Еще не проснувшийся юноша обнял счастливо затихшую у него на груди девушку. Радостно улыбавшуюся, а не грустную после тяжелой ночи. Сегодня лагерь не пришел, что безмерно радовало обоих.
— Сегодня нельзя работать, — напомнил Гарри. — Поэтому будем гулять.
— А гулять — это не работа? — озабоченно спросила Гермиона.
— Гулять — это надо, — поцеловал ее юноша. — Надо набирать вес, чтобы жить дальше.
— Даже не представляю, как это, — призналась девушка. — Встаем?
В отношении молодых людей шаббатние законы были смягчены, потому что им нужно было вовремя и правильно питаться, заниматься гимнастикой, что как раз интерпретировалось, как работа. Но Зеев заранее поговорил с обоими, поэтому они знали, что можно и что нельзя.
Проходя по коридорам замершего посольства, Гермиона остановилась, выглянув из окна на флаг. Бело-голубое полотнище развевалось на ветру, будто укрывая собой, будто говоря о том, что она больше не одна. С каждым днем девушка привыкала к тому, что никогда не будет незащищенной, в полном одиночестве против «вершителей судеб», как бы они не назывались.
В ночь с субботы на воскресенье Рива разбудила молодых людей. Совсем недавно уснувшие, они не успели увидеть свои сны, что радовало, конечно. С трудом открывшая глаза уставшая за день Гермиона, с тревогой посмотрела на улыбнувшуюся ребецин.
— Привезли вашу девочку в ужасном состоянии, — произнесла женщина. — Думаю, вы сможете найти для нее правильные слова.
— Конечно, — кивнул Гарри, помогая невесте переодеться.
— А что значит «в ужасном состоянии»? — поинтересовалась Гермиона.
— Как вы в первые дни, — вздохнула Рива, заставив молодых людей переглянуться.
Платье и костюм на молодых людях все еще висели, как на вешалках, но лица начали постепенно округляться, не пугая уже окружающих картинами типа «разговаривающий скелет». Несмотря на позднее время, Гермиона быстро пришла в себя, как только осознала сказанное.
— Пойдем, — вздохнул Гарри, ожидая увидеть то, что видел уже в одиннадцатом «смертном» бараке, когда в составе «небесной команды» побывал там. Тогда у него уже не было сил плакать при виде мертвых детей, сможет ли он сейчас пережить это?
— Пойдем, — кивнула Гермиона, перед глазами которой встали горы пепла и костей.
Луна была жива. Это было сразу же заметно по дыханию, потому от сердца Гермионы отлегло. Беловолосая девушка безучастно смотрела в потолок, но такое состояние знал уже и Гарри, понимая, что при этом надо делать. Луна выглядела где-то как после месяца в лагере, то есть еще не умерла полностью в душе.
— Луна! Луна! Ты слышишь меня? — попыталась расшевелить девушку Гермиона, но та на свое имя не реагировала. — Что делать?
