Они прокатились десять (или двенадцать, никто не считал) раз, допили свои бутылки прямо из горлышка и сидели, обнявшись, ни о чем не думая, - просто смотря.
Наконец, Гарри зашевелился, решив, что пора возвращаться, посмотрел на Драко, захмелевшего с вина, оценил свое состояние... да, вряд ли они сейчас дойдут до места, где оставили машину.
- Держись за меня, - попросил он Драко,
господи и это он лучший аврор который знает что аппарировать в пьяном состоянии категорически нельзя запрещается запрещается запрещается
и аппарировал.
На крыше музея Драко немного пришел в себя; по крайней мере, глядел пободрее, изучая обстановку, и сам пошел за Поттером к столику. Столик так и остался незанятым: чары незначимости действовали безупречно. Малфой сел на стул, вытащил мобильник, чтобы взглянуть, сколько времени, но, так и не запомнив цифры, сунул телефон обратно в карман.
- Так откуда у тебя маггловская вещь? - спросил Гарри, вернувшийся с подносом с кофе и нормальной английской едой.
В очереди он, конечно, не стоял - запрыгнул за стойку и взял все, что понравилось, а деньги оставил возле кассы.
Малфой потянулся к стаканчику с кофе:
- Удобно, - коротко ответил он.
- Раньше ты не жаловал магглов, - заметил Гарри, принимаясь за пастуший пирог - картофельную запеканку с мясом и рыбой. - А теперь так много о них знаешь…
- Это моя работа, - Драко откинулся на стуле, прихлебывая кофе и смотря в даль.
Там в последних жалких остатках робкого вечернего света еще был виден Нельсон в своей бронзовой треуголке.
- Я должен знать все об обычаях и менталитете народа той страны, где работаю.
- «Эти странные англичане»? - ухмыльнулся Гарри, пародируя названия карманных туристических сборников.
- Более чем, - ответил Драко всерьез, не принимая шутки.
Кто из них качнулся к другому первым, они так и не поняли. Просто в следующий момент они уже целовались, отчаянно, яростно, прикусывая губы.
Гарри оттолкнул Драко первым, это он помнил точно.
- Ты когда-нибудь занимался любовью в присутствии посторонних, глядя на колонну Нельсона и в сумеречное небо? - глухо спросил он.
Драко отрицательно покачал головой.
- Хорошая возможность исправить, - Гарри расстегнул штаны. - Иди сюда.
Это был восхитительный контраст: прохладный окружающий воздух и обжигающие прикосновения кожи к коже, Драко выгнулся на коленях у Гарри, мучительно застонав, когда Гарри в него вошел, и они двигались в четком едином ритме, глядя на Трафальгарскую площадь, но не видя ее, а люди проходили мимо их столика, как ни в чем не бывало, как будто трахающиеся на крыше в кафе молодые люди встречались также часто, как воркующие голуби, и Драко насаживался на Гарри, заведя руки назад и держась ими за спинку стула, а Гарри протянул вперед руку и сжал упругую плоть. Он услышал крик и закричал сам, почувствовав теплое семя на пальцах, схватил Драко, дернул его на себя, опуская и приподнимая, догоняя свой оргазм, и, наконец, откинулся, запрокинув голову, чудом не упав, изливая счастье в долгом крике.
Придя в себя, он целовал Драко в шею, прижимался губами к плечам и лопаткам, скрытым тканью рубашки. Драко повернул голову, его серые глаза были подернуты поволокой недавно пережитого наслаждения, а лицо было мягким и расслабленным. Гарри поцеловал его в губы, уже не требовательно, а спокойно, и Драко приоткрыл рот, отвечая.
- А ты знаешь, что у тебя губы мягкие после любви? - поинтересовался Гарри, салфеткой вытирая рубашку Драко.
- Не размазывай, хуже будет, - поморщился тот. - Нет, не знаю.
- Они у тебя мягкие. А обычно твердые, сухие и жесткие. Наверное, ты по жизни собран и зажат, а секс тебя расслабляет, - размышлял Гарри вслух.
- Наверное, - ответил Драко.
На Лондон опустилась ночь, и на Трафальгарской площади зажглись электрические фонари.
(7 часов спустя).
Гарри шел по Трафальгарской площади, невидимый, хотя на нем не было никакой мантии-невидимки. Ярко светило солнце, и вокруг были люди, которых он знал.
Джинни сидела на лавочке в обнимку со смуглым черноволосым молодым человеком, арабом по внешности. Рядом на качелях (какие качели на Трафальгарской площади? Но во сне Гарри знал, что это нормально, как нормальны и разбросанные прихотливо песочницы, и стоящие повсюду турники, - это была страна победившего детства) качалась Ольди, держа в руках корзиночку с уменьшенными игрушками.
Рон и Гермиона стояли, держа за руки двух мальчиков пяти и семи лет: один из мальчиков был рыжий, второй - потемнее, каштановолосый.
Ремус Люпин бросал палку, и Сириус с лаем кидался за ней, а Тонкс радостно смеялась, вися на руке своего мужа и преданно заглядывая ему в глаза.
Билл и Флер в песочнице возились с двумя малышами, помогая строить им огромный осыпающийся замок.
Чарли обнимал за талию свою подружку, высокую девушку с огромным, округлившимся животом, - Мелисса забеременела?
Краем глаза Гарри узнавал и других людей: Мэдисон и Рубестусов, Барри Блэйзека и Лейта Колбрека с женой, Кингсли Кандальера, Панси Паркинсон в строгой деловой мантии; в поле зрения на секунду мелькнул даже Милтон Фриз в полосатом сюртуке и цилиндре, которые в реальной жизни никогда не носил; все они были счастливы, все улыбались, прогуливаясь мимо колонны Нельсона, сидя на скамеечках под раскидистыми ясенями, и Гарри шел сквозь толпу, свободный и никому не нужный. Он сделал свое дело; он освободил их от Волдеморта, и теперь они влюблялись, флиртовали, гуляя по залитой солнцем главной площади Англии, воспитывали детей и радовались жизни.
Лишь один человек сидел на скамеечной спинке в полном одиночестве, вне этой круговерти. Его ботинки пачкали грязью с подошв сиденье; он охватил руками колени и смотрел прямо на Гарри со странной, грустной улыбкой.
Это был Драко Малфой.
Гарри подошел к нему и остановился напротив. Он откашлялся, в глубине души неприятно пораженный, что на этой площади есть люди, выключенные из общего веселья. Гарри чувствовал себя невидимым духом-хранителем, несущим всем счастье и добро.
Печальные серые глаза Драко, слишком умудренные, слишком понимающие, разрушали Гаррино ощущение легкости и воздушности.
Гарри спросил:
- Разве это хорошо - пачкать ногами скамейку?
Драко, не спуская с него глаз, улыбнулся и пожал плечами:
- Не знаю. Разве это плохо?
- Придут другие люди, - Гарри оперся одной рукой о спинку скамьи. - Они сядут и испачкаются. Это испортит им настроение.
Драко понурился, свесив руки меж расставленных колен.
- А ты считаешь своим долгом следить за тем, чтобы все были счастливы? По-твоему, человек должен быть счастлив?
- Конечно, - ответил сбитый с толку Гарри, не понимая, как обычный разговор о правилах поведения выродился в философский диспут. - Человек рожден для счастья…
- Для простого животного счастья? - непонятно спросил Драко. - Есть, спать и трахаться? Рожать детей?
- Чем все это плохо? - огрызнулся Гарри.
- Страдания делают человека человеком, - покачал головой Драко, и его светлые волосы взметнулись, упав на лицо и закрыв завесой глаза. - Человек рожден для того, чтобы страдать.
- Чушь! Слезь со скамьи! - подумав немного, крикнул Гарри и с силой дернул Драко за руку, стаскивая вниз.
Он проснулся, вынырнул из сна разом. Задыхаясь, потянулся за палочкой, засветил слабенький огонек и посмотрел на часы.
Глубокая ночь.
Рядом мирно сопел Драко, уткнувшись лицом в подушку. Гарри кинул взгляд на встопорщенные на затылке светлые волосы, и улегся назад на свою подушку, по шею укрывшись одеялом.
Сон оставил неприятное, тягостное впечатление.
Счастливые люди - это животные? Человек должен страдать?
Гарри потерся лбом о наволочку, закрыв глаза. Под веками полыхал багровый пожар, дневная усталость и недосып отзывались сильной резью, похмелье подбавляло в букет ощущений сухость и жжение.
И почему-то хотелось плакать.
Наверное, потому, что он перепил, и теперь ему не уснуть до утра, находясь во власти противной, тягостной, доводящей до испарины похмельной слабости, не поддающейся никакому перечному зелью.
[* - отсылка на Девушку с веслом ]
[* * - обменный курс галлеонов на фунты стерлингов на одном из британских сайтов - 9,8 ф.с. за один галлеон. При расчетах заработной платы и состояния Малфоев я исходила из этой цифры].
Глава 9
А этот феерический день все длился и длился, не желая заканчиваться. Гарри под конец от него даже немножечко устал, как устаешь от любого наслаждения, сконцентрированного в одном промежутке времени и в одном месте.
Впереди их ждал еще вечер Эудиана Паллмери.
Паллмери давал концерт не в огромном зале консерватории, как сделала бы любая приезжая маггловская знаменитость; он устраивал камерный вечер: кабинет для малых заседаний Совета в Министерстве, посередине вместо трибуны установлен черный лакированный рояль, на крышке которого зажжены четыре восковые свечи. Гарри вздрогнул, подумав, что больше всего это напоминает панихиду.