— Если вы мне доверитесь, дон Телема. Кстати, вы можете называть меня Аррима. Просто Аррима. Можете провести меня к вашей сиятельной матери? И не соблаговолите ли одеться, хотя бы не по росту, и выбрать оружие по руке?
Очень надеюсь, что в голосе моём нет издёвки. В душе — безусловно нет.
Мальчик послушен. Он весьма сообразителен и послушен для своих семи лет. Влезает в куртку, что я стянул с не очень грязного трупа и протягиваю ему с грацией лакея в энном поколении, подпоясывается и затыкает за кушак парадную шпажку почти с себя ростом.
— Пойдёмте к высокочтимой доне… Охриде, дон баронет.
Насчёт запертых стражников малыш, похоже, не знает и освободить не требует. Принимает меня как должное, лишь подварчивает на лестнице:
— Почему я тебя, чужака и простака, слушаюсь?
— Сам дивлюсь. Весть о моей дворянской грамоте сюда не дошла.
Отец бы тоже удивился — был на такое весьма горазд. Изумление, полагаю, буквально отпечаталось на его лице, когда его и моего младшенького арестовали люди нашего орла-стервятника. Залогом за старшенького, приобретшего видный пост в будущем диоцезе дона Рибы. Как мне донесли незадолго до того, ради моего семейства отперли и обставили мебелью чистенький покоец в среднем этаже Весёлой Башни. Зарезервированный специально для особ королевской крови. Надеюсь, то сердечное снадобье, которое я подмешал в «отвальное» пиво, подействовало в указанный доктором срок. Сам я не присутствовал при этом — отбыл в ту самую окраинную пустыню. Невыносимо было думать, что мои испытают хотя бы это, самое первое потрясение.
Отцеубийца. Братоубийца. За это, согласно Судебной Правде, положено двукратное колесование и выпущенные наружу кишки. Ну, хотя бы и так — всё лучше теперешнего. Что на роду написано… Всякое лыко в строку…Каждому на шею привесили его начертание…
Скажите, какой я стал книгочей: так и сыплю подходящими словесами.
Светлица — будто ещё одна кладовка, поменьше.
— А теперь, баронет, позовите матушку. И сразу же добавьте, что вы не один, — говорю, с лязгом отмыкая чугунный засов толщиной в моё запястье.
Ненавижу врать, тем более в ущерб своим целям.
— Мам, открой, — негромко зовёт юный Телема. — Со мной один благородный дон… Он хороший.
Неужели? Хмм…
Нам отпирают.
Та, кто стоит на пороге, слегка похожа на Оркану, только волосы светло-, а не тёмно-каштановые. И горячая лазурь вместо хладного кобальта. Слегка растерзана, отчего видно, что стан, по недавней моде, тонок, а груди — девичьи. Оба головных платка сбиты на сторону, брови и губы размазались на пол-лица. Запах лаванды не перебивает иного аромата: ибо ночная ваза нё подверглась совместному с доной заключению.
Благородная дона поистине прекрасна и величава.
— Сиятельная герцогиня-мать Охрида Сейва дон Бау-но-Суруги-но-Гатта-но-Арканари, — я кланяюсь самым что ни на есть учтивым образом. — Рад вернуть вам юного барона и наследника славного имени без малейшего ущерба.
Вроде как снова не лгу. Негодяи только и успели, что вынуть малыша из девственных пелен.
Юный барон с блаженным всхлипом приникает к родимой груди.
— Кто вы, сударь?
Обращение как к купцу-торгашу. Она по сути права — чутьё на нашего брата у вырожденной знати отменное.
Достаю алый шарф с вышитым гербом: три рыжих дромедара на песчаном фоне, навершие щита в виде белого клобука с чёрной каймой — знак второго, светского Ордена. Учреждён специально для мирян. Показываю с реверансом.
— Благородный дон Аррима но-Цурита. Прибыл по зову сиятельного барона для подкрепления.
Почти правда.
— Я прискорбно опоздал, в чём каюсь и готов понести любую эпитимью.
Опоздал я оттого, что счёл необходимым пройти мимо Пьяной Берлоги в Икающем Бору. Миля от столбовой дороги, пустяки. Проведать отца Кабаниса и разжиться у него мазями от гнилых и гнойных ран. Заодно пополнить запас макового молочка и горючей воды типа «перванш». Такой лилово-голубоватенькой. Хороша как внутрь, так и наружу — царапины протирать и лепить примочки от кровоподтёков.
— Мои люди стали лагерем вблизи от баронских владений и просят разрешения войти за стены. Клянусь всем самым для меня святым, мы не допустим и не причиним зла большего, чем уже содеяно.
И выбирать тебе, милая госпожа над трупами и пеплом, уже не приходится.
Она кивает.
Дьявол, ну до чего удачно сложилось. Прямо не верится. Поняла из моих слов, что муж — покойник или вроде того?
— Что надо делать?
— Освободите из затвора ваших людей — надеюсь, их осталось не так мало. Велите им вооружиться. Поднимите на главной башне трёхцветковый штандарт в знак того, что хозяин ныне в замке, — моя рука с умеренной властностью ложится на худое отроческое плечо. — Вот этот шарф пусть крепко подвяжут внизу штандарта. Откройте ворота — не главные, но боковые, — и опустите подъёмный мост. (На этих словах дон Телема открывает рот, но не говорит ничего.) Я должен показаться своим людям.
Приготовления занимают рекордно малый срок. Особенно если учесть мои объяснения по поводу обморока часовых. Узкие врата отворяются, герса поднята, и одновременно с нею из-под настила с рокотом выезжает огромный пандус. Лиственница пополам с дубом, привозной лес. Язык пандуса выгибается вниз и ложится дальним концом наземь.
Я даю знак своим.
— Представляю вашему вниманию братьев Тэву и Сэрена, на коих вы можете полагаться, как на меня самого, — говорю немного погодя. — Они же позаботятся о ваших мёртвых. Предоставляю вашему милосердию некую дону Оркану, скорбную телом и духом. Нимало не верьте тому скверному, что вы, скорее всего, о них обоих услышите. Нет, не отвергайте как ложь, но поверяйте своими ощущениями.
Поскольку моё войско всю дорогу сюда глодало одну кору и варило её же, всех их решено было подкормить и упоить. Баронские погреба так богаты, что мне приходится грозить брату Тэве битьём батогами перед строем. Это если хоть один воин в строю на следующее утро не сможет держать этот строй как подобает.
Я, как и все, не сплю: если говорить правду, сплю не более часа. Между полночью и рассветом хозяйка и молодой хозяин угощают меня горькой мерзостью под названием «кофе». Кажется, моим друзьям удалось втряхнуть душу обратно по крайней мере в одну из поварих или кофишенка. От вина и пива я отказался наотрез. Не пью, когда при деле.
— Как вы думаете, дона Оркана выживет? — спрашивает хозяйка.
— Не сомневаюсь, — отвечаю. — Если, конечно, на то будет ваша воля. Это превосходная заложница. Время нынче мрачное и, скажем так, обескураживающее, так что искренне вам советую.
— А мой отец? — почти прерывает меня дон Телема.
— Хотелось бы.
Самая большая моя неправда. Не то чтобы я имел зуб против этой лужёной глотки. В смысле порвать. Напротив, я желаю ей всех благ. Если благородный дон поладит с Тэвой и Сэреном — а Тэва и Сэрен чисты от серой грязи и мрази. Если ему не замарают слух приключениями сынка в натурально мужском обществе. (Древние боги, в этих местах и скотину живьем палят, буде она осквернена скотоложеством.) Если он, подобно дону Улиссу, не усомнится в верности Богом данной супруги. (С радостью вручил бы ему повод усомниться — но никак невозможно. Совесть у меня на самом донце, однако имеется.)
Едва прояснело — и я уже в седле. Одежду мою подобрали и привели в порядок чуть ли не в первую очередь. За крупом бойкой островной лошадки вдвигается в своё гнездо мост, это чудо инженерного искусства. Троекратно лязгают ворота.
С собой я не беру никого, тем более побратима. Только так можно обеспечить порученное мне дело. Ныне — моё личное дело.
А что до меня самого — риск меня развлечёт и, будем надеяться, поставит на мне точку. Я отлично вооружён и буду напоказ держаться торной дороги.
Ха! В полумиле от замка я встретил люпуса из фабулы. Взмыленный наравне со своим серым в яблоках паршероном, в кожаном фартуке до самых подмышек, из приличной дворянину одежды — лишь праворучный меч-бастард за спиной. Чужой, кстати. оттого и перевязь сидит неловко. На рукояти, что торчит прямо за левым ухом, и одна хозяйская длань не поместится, так что никаких тебе мулине в стиле заветного друга Рулаты. И как, любопытно, дон Сейва при случае вытащит из ножен своего ублюдка?
Случай не замедлил представиться. Я выехал на середину, развернул коня и демонстративно перегородил барону дорогу.
— Серая сволочь, — он оценил мой наряд по достоинству.
— В точности как те, которых господин барон гнали от корчмы «Золотая Подкова» до самого Урочища Тяжелых Мечей. Так хорошо гнали, что упустили случай потрафить дону Рулате, — отвечаю.
— Как так?
— Лекарь Будах, — отвечаю дальше. — Рулата беспокоился об этом лекаре и грамотее. Если б вы ненароком его освободили, благородный дон не стакнулся бы с доной Орканой и не полез бы в объятия к орлу нашему Рибе.
