и сама Магия. На следующий день, Невилл побывал в банке, чтобы определиться с дальнейшими шагами, узнав, что является единственным Лонгботтомом. Пришла очередь Сью обнимать юношу. Они остались совсем одни. Одни на всем белом свете, но при этом были друг у друга. Что их ждет?
Внезапно оказалось, что Гермиона боится магических способов перемещения, ну и поездов, конечно. Но когда Коэн заговорил о том, чтобы отправиться порт-ключам, у девушки случилась истерика. Гермиона была уверена, что попадет обратно в лагерь. Панику девушки не могли успокоить ни Луна, ни Гарри. Обнимавший ее юноша вдруг понял, что и ему страшно.
— Леви… — проговорил Гарри. — Можно как-то иначе? Ну… пожалуйста!
Леви Коэн вздохнул. Нельзя сказать, что великий маг такого не ожидал. Очень специфическим было наложенное на детей проклятье и, хотя он полностью вычистил все его следы, страх девушки был понятен. Положа руку на сердце Леви в первые годы испытывал такой же ужас от перемещений.
— Будет вам иначе, дети, — кивнул маг, оставляя подростков.
Денег у Коэна было достаточно, чтобы нанять частный борт до Тель-Авива, так как рейсовый мог напугать детей именно схожестью с вагоном поезда. Магу нужно было договориться, что требовало некоторого времени, чем он и занялся. За это время подросткам заменили паспорта, и они теперь с удивлением разглядывали свои документы.
— Луна и Гермиона Сегал… — проговорила уже бывшая мисс Лавгуд. — Мы сестренки! Настоящие!
— Гарри Коэн, — прочитал юноша.
За фамилию «Поттер» он не держался. Возможно, не будь лагеря и Леви, ставшего… папой… Не будь лагеря, все было бы иначе, но за то, чтобы кого-то называть папой, Гарри был отдать многое. Юный Коэн еще не знал, что Магическая Британия стала историей и теперь у чиновников очень много проблем — что делать с толпой бывших магов? Очнувшиеся в Мунго Лонгботтомы тоже радостными не были, а Августе пришлось бы многое объяснить сыну, если бы она выжила. Но став магглой, Августа скончалась от старости.
Луна, став действительно сестренкой, попросилась ночевать с Гарри и Гермионой, ей было отчего-то страшно. Ну и Гермиона после истерики цеплялась за своих близких, просто дрожа от ужаса. Поэтому, наверное, ночью пришел лагерь. Люди, не знающие, что сейчас умрут, с детьми на руках шли по направлению к «душевым», а сама Гермиона снова проходила селекцию, обривание и все, что за этим следовало. Она была не одна, ведь Гарри тоже снился лагерь, только на этот раз — медленно приближавшаяся газовая камера, ее герметичные двери, не знавшие, что их ждет, голые люди вокруг. И когда пустили газ, юноша захрипел под дикий крик невесты, стараясь вдохнуть еще хоть немного воздуха.
— Помогите! Помогите! — закричала Луна, побежав по коридору. Крик сестры и хрип Гарри испугал девушку так, что она просто потерялась от паники. Отчаянно кричавшая Луна подняла на уши все посольство. — Помогите!
Вбежавшие в комнату люди понимали — дело плохо. Пытавшаяся закрыться от жгучих, будто разрывающих ее пополам ударов Гермиона. Хрипящий посиневший Гарри, разодравший пижаму. Паникующая Луна. Врач кинулся к юноше, Рива — к девушке, Зеев принялся успокаивать Луну, когда в комнату вбежал Коэн.
Леви сразу понял, в чем дело, сделав жест, от которого Гарри сразу же открыл глаза, быстро, загнанно задышав. Распахнула веки и Гермиона, сразу же свернувшись в комочек и расплакавшись. К подросткам бросились женщины посольства — обнять, согреть детей, снова прошедших через свой ад. Все отлично понимали, что это было, только Луна оглядывалась, будто прося объяснений.
— Что с ними? Что случилось? — спрашивала Зеева младшая Сегал.
— Это их память… — грустно проговорил раввин, взявший Луну на руки, иначе она не успокаивалась. — Это Освенцим, маленькая… Они пережили это и возвращаются ночью обратно в лагерь.
— Тише, сынок, тише, — успокаивал Леви Гарри. — Все закончилось, нет «газовки», нет больше крематория, сын. Ты дома, ты среди своих…
— Гермиона… Гермиона… — попытался что-то сказать внезапно охрипшим голосом юноша. Девушка, успокаиваемая Ривой, всхлипнула, обнимая Гарри. Но не выдержала и опять заплакала.
— Освенцим? — удивилась Луна. — Что такое Освенцим?
— Ты узнаешь об этом, в Яд ва-Шем тебе расскажут, — ответил ей совсем другой мужчина — вошедший в комнату Шулим. — Леви, я договорился, через полчаса будет военный борт, отправляй их домой.
— Спасибо, Лима, — Коэн тоже испугался за Гарри, приняв того, как сына. Почему-то память детей пригасить не удалось, возможно, что-то могли подсказать на Родине.
Гарри боялся закрыть глаза. Видение газовой камеры было таким реальным, что теперь было просто страшно спать. Также, как и Гермиона опасалась снова оказаться под плетью отчего-то озверевшей ауфзеерки, явно решившей ее забить насмерть. Это было очень страшно — с девушки опять срывали всю одежду и били, били по чему попало так, что выдержать это оказалось невозможно.
— Шма Исраэль! — сначала тихо, а потом все громче заговорил Гарри. — Адонай… — и Гермиона подхватила молитву.
Через минуту в комнате звучали два голоса, с жаром, нотками отчаяния в голосах взывавшие к Создателю. И собравшиеся евреи замолчали, слушая молитву, шедшую прямо из сердца. А потом, без перехода, Гарри начал читать Кадиш. И столько боли было в голосе, произносившем слова поминальной молитвы, столько искреннего горя, что сдержать слез не смог никто. Даже Коэн, шепотом проговаривавший слова вслед за сыном.
— В моих глазах слёзы, сердце тихо плачет… — тихо пропела одна из женщин строку из песни.
— Как только выдержать смогли все это, — покачала головой обнимавшая Гермиону и Гарри Рива. — Как только сохранили себя… Это же просто невозможно…
Многие из собравшихся на крик луны в этой спальне, не могли сдержать слез. Перед ними сидели не просто подростки, перед ними были свидетели Катастрофы. И будто могильным холодом дохнуло на собравшихся осознание этого факта. Будто ветер пролетел, заставляя опускать головы в молчании. В траурном воспоминании о тех, кто ушел в лучшую жизнь через трубу крематория.
— Одевайтесь, — мягко попросил Зеев. — Вам пора домой.
— Я помогу, — улыбнулась Рива. — Сейчас мы переоденемся и полетим домой, да? — очень ласково спросила она Гермиону, на что девушка только кивнула.
Ей все еще было страшно, но теплые ласковые руки осторожно переодевали Гермиону, Луна справлялась сама, отчего мужчины поспешили выйти — подростки никого не стеснялись. Женщины же помогали
