недолго, потому что нас здесь убьют всех.
— Убьют… — перед глазами Гермионы потемнело, но сильная оплеуха вмиг привела ее в чувство.
— Даже не думай, — произнесла незнакомка. — Затолкают в печь и сожгут!
Принять факт того, что людей могут сжигать, клеймить и мучить именно так, Гермионе было очень сложно. Как и принять тот факт, что она теперь номер.
Увидев, что все вокруг раздеваются, Гарри понял, что нужно делать. Стеснительность ему не привили, поэтому он отнесся к процессу обнажения довольно спокойно, продемонстрировав всем вокруг, что жизнь юноши легкой отнюдь не была. Также спокойно Гарри перенес и стрижку. Происходящего последний Поттер не понимал, зато осознал, что Рон этими черными был точно убит, не вполне понятным способом, правда. Хотя больше всего Гарри думал о Гермионе и о том, что с ней могут сделать.
Мысль о том, почему они все оказались в этом месте, Гарри не посещала. За него всегда все решали, он к этому привык. Вот только магия не работала, что юноша не делал. А клеймение после Кровавого Пера… Почувствовав знакомую боль, последний Поттер рассматривал появившееся. Красный ореол вокруг номера тому, кто пережил Амбридж, вообще никак не мешал, вот только суть этой надписи Гарри не понял. Какие-то цифры…
— Что это? — спросил мистер Поттер, на что ему неожиданно ответили.
— Это теперь твое имя, парень, — с сильным акцентом произнес мужчина рядом. — У тебя больше ничего нет, даже имени.
— Как будто раньше было… — с горечью ответил Гарри, вспомнив Дурслей.
Помывка опять напомнила Дурслей, как и одежда. Очень мало лагерная роба и какая-то странная шапка отличались от того, во что обычно был одет «герой магического мира».
Их отвели в барак, где громко что-то сказали. Юноше перевели — нужно выучить свой номер, нужно делать то, что говорят те, одетые в черное, плакать нельзя, за любое сопротивление — смерть. Гарри вдруг стало все равно — что будет, то будет. Только мысль о Гермионе заставляла хоть как-то шевелиться, только надежда спасти ее.
— Он англичанин, похоже, — сказал один мужчина другому. — И жизнь его простой не была.
— Парень, ты понимаешь меня? — акцент у этого человека был совершенно другой, но Гарри просто кивнул. — Хорошо, слушай меня! Ты должен выучить свой номер наизусть, с этим мы тебе поможем. Еды здесь совсем мало, будь внимателен, чтобы не отобрали. Тебя распределили на «Канаду», это очень хорошее место. Когда будешь воровать, делай это осторожно.
— Воровать обязательно? — тихо спросил Гарри, с тоской подумав о том, что новое место диктует новые правила.
— Если хочешь выжить, — хмыкнул незнакомец. — Можешь звать меня Леви, а ты?
— Гарри… — почти прошептал юноша. — А надо ли выживать?
— Тебя что, из другого лагеря перевели? — удивился Леви, на что Гарри покачал головой.
Этот самый Леви очень близко стал кем-то близким для Поттера. Уча юношу выживать в лагере, тот быстро понял, что Поттеру просто-напросто не за кого зацепиться — ненавидимый сирота довольно быстро рассказал свою историю. И тогда Леви, подумав, начал учить Гарри вере хоть во что-то. Евреям очень помогала вера, к ней приобщили и Гарри. Несмотря на то, что евреем парень не был, винкель на его одежде указывал на другое.
Увидев маленький кусок хлеба, Гарри взглянул на Леви, с улыбкой ему кивнувшему. Это было на весь день, юноша уже знал это. Голодать Гарри привык, помня Дурслей, поэтому даже не удивился. Евреям была видна отрешенность парня, поэтому его старались расшевелить, чтобы тот не закончил свои дни в крематории.
— Может быть, поделиться? — тихо спросил Поттер, на что ему сквозь силу, но улыбнулись.
Ночь прошла очень быстро, а наутро всех начали выгонять из барака. Вечером он старательно зазубривал свой номер, зная, что будет если ошибется. На улице в этот ранний час было темно, от промозглого ветра с моросящим дождем качались уличные фонари, а заключенных выстраивали, чтобы начать перекличку. Леви сказал Гарри, что будет именно перекличка, сам бы юноша не догадался.
Перекличка длилась часа три — уже и небо посветлело, и равнодушное солнце карабкалось на небосвод, а перекличка все шла. Наконец, и она закончилась, после чего заключенных погнали на работу. Гарри и не подозревал, как ему повезло, отказаться в «Канаде» прямо сходу. Его не отправили на каменоломню, не заставили работать на вредном производстве каучука, а «всего лишь» направили вместе с Леви разбирать и сортировать вещи.
— Чье это все? — удивился Гарри, увидев детские вещи, на что Леви только вздохнул.
— Это все тех людей, которых не прошли селекцию, — ответил мужчина, которого Гарри уже считал мудрым — и суток не прошло.
— А что с ними стало? — удивился Поттер.
— Их убили… — ответил Леви, смахивая слезу.
Так Гарри узнал, что его могли просто убить. И Гермиону тоже. Просто так взять и убить. Это было очень сложно для понимания юноши. Но сортируя вещи, Гарри понимал, что происходящее вокруг — это просто такая игра. Думая о том, что происходит, он все больше переоценивал свою жизнь.
Леви слушал сказки, страшные сказки, надо сказать, о Мире Магии, думая о том, что лишения и избиения что-то повредили в голове юноши, но тем не менее никогда не отказывался обсудить фантазии парня, а Гарри чувствовал поддержку, тихо разговаривая во время работы. Это почему-то не запрещалось. Гермиону Гарри не видел, беспокоясь о ней в глубине души.
Но постепенно дни складывались с днями, раздевания, обливания водой из брандспойтов, избиения плетью за любую провинность и просто от плохого настроения — все это постепенно лишало эмоций. Помогал только Леви, учивший Гарри идишу, который помогал понимать немецкий, и дававший веру. Веру в то, что мучителям воздастся. Гарри постепенно запоминал молитвы… И кадиш — по тем, кто ушел через трубу крематория. И «Шма» — для всех остальных. Последний Поттер заметил, что, когда шепчет молитву — становится как-то легче на душе, будто из далеких далей его невесомо гладит по голове мама.
— Это правильно, ингеле, — сказал ему Леви. — Это очень правильно. Твоя мама все видит, главное верить в это.
И Гарри постепенно, с каждым днем, обретал веру. В самом страшном месте на земле, где даже имен не было ни у кого, юноша, у которого в
