Уилф шмыгнул носом и отвел взгляд, беспомощно хлопая белесыми куцыми ресницами, глаза покраснели и заслезились.
— Не надо, пожалуйста, просто оставь нас…
— Я не причиню ей этим вреда.
— Нет, пожалуйста… — его пальцы судорожно сжимались в кулаки и разжимались снова — побелевшие костяшки, красные полосы на дряблой плоти. — Если бы это было возможно, Доктор…
Это было очевидно, но во мне всколыхнулось привычное раздражение. Доктор всегда убегал от ответственности, считая, что «не вправе вмешиваться». Вот только после того, как уже вмешался, перекроил всю их жизнь — всех, с кем столкнулся, — и делать шаг назад после двух вперед было поздно. Вот и пример: считая, что жизнь Донны — это только жизнь человека, он сохранил ее человеческую жизнь. Но Донна была уже не просто человеком. Забрать ее память означало забрать ее у нее самой. Что именно было хуже? И ведь как он рассказывал, прощание с ней чуть окончательно его не надломило. Он и сам пострадал, и все, на мой взгляд, оттого, что не мог взглянуть на вещи трезво. Он и до того долго пребывал в депрессии. Был одинок, и некому было ему помочь.
— Тут есть две причины, Уилф. Одна из них — на тот момент Доктор не обладал нужной технологией. А у меня она есть.
Старик поежился и промолчал, печально глядя в стол.
— Не волнуйся, никто не пострадает, мы просто переселим ее сознание в организм, который сможет его выдержать.
— Как у тебя?
— Как у меня. И как у Доктора. Точнее — в тело таймледи, и чтобы создать его, нам нужна только ее ДНК и — еще раз ее ДНК, только потенциальная.
— Потенциальная?..
— Она прячется у нее внутри, спит, как и ее память. Она может разорвать Донну как бабочка куколку, полностью ее изменить, переродить.
— Подожди! — кажется, его наконец осенило, он понял. — Ты говоришь о регенерации?!..
— Да, Уилф.
— Как у Доктора?!
— Да.
— Почему же он не сказал мне?! Он не сказал, что Донна не умрет! Он плакал, как на похоронах, но не сказал! У Донны есть будущее?! — В его глазах засветилось что-то помимо слез.
— А это вторая причина, Уилф. Доктор тоже умеет ошибаться. В том числе в людях. Мне кажется, я знаю их куда лучше него, хотя никогда их не любил. — Но зато знал, что они чувствуют, потому что играл на этих чувствах, а такое не выйдет без знания. — Может быть, тебе это покажется диким, но я как-то и сам был человеком. Нет, я не о том, кто был преобразован. По-настоящему. Мое сознание, или его часть, неважно, потому что я это помню. Почти двадцать лет, ничего не зная о том, кто я такой. Это был своеобразный опыт.
«Что бы ни случилось, не открывайте часы!» — вспомнил я отчаянный крик Доктора. Он считал Профессора Яну отдельной личностью и расценивал мое восстановление как его убийство. Но, во-первых, никто из нас не вечен, во-вторых, Профессор — лишь часть меня. Так же как Донна — лишь часть настоящей Донны, которая не умрет от того, что Донна изменится. Все живое меняется, это и есть жизнь, она не может оставаться неизменной или быть искусственно отброшенной назад, вернее, может, но это неправильно.
Странное отношение к этому Доктора, почти невротическое, которым он раньше не обладал, по-моему, имело корни в его состоянии отделенности от всего, что было теперь скрыто во Временном пузыре, от всего Галлифрея, от причастности к великой цивилизации, которая не оставляла даже меня. Потому что именно он создал эту непроницаемую стену, и это нанесло ему глубокую рану. Ведь во многом тут он пошел против себя самого. И чувствовал себя хрупким, неприкаянным, эфемерным осколком, подверженным влиянию Времени как никогда: «Каждая ранит, последняя — убивает». Потеря любой малости была катастрофой. А они неизбежны.
— Доктор не понимает, что люди не только бывают дурными, это открытие всегда причиняет ему боль, но и того, отчего они могут страдать. Что они вообще — страдают. — Иногда мне казалось, что он умиляется на них как на ручных мышей. В чем-то он уважал их, восхищался ими, но я всегда считал, что понимал их больше. — Он даже не подумал, что ты можешь страдать от того, что происходит с Донной не меньше, чем он сам. Он ведь не человек.
Уилф спрятал лицо в дрожащих ладонях и, после паузы, с трудом их отнял.
— А ты?
— Я тоже — нет. Но мы очень разные не-люди.
— Я знаю, — нервно усмехнулся старик. Но его руки перестали дрожать, а в глазах зажглась не только надежда, но и решимость отчаяния. Что ему было терять? В таком состоянии самые лучшие люди готовы заключить сделку с дьяволом.
А я ведь все-таки не дьявол? Не совсем? Я просто исполняю желания.
— Я знаю, что ты любишь звезды, Уилф. Смотрел на них всю жизнь в телескоп. Однажды видел Землю из космоса. А хотел бы ты увидеть другую планету по-настоящему? Побывать на ней? Как Донна. Ты ничего не теряешь. Я просто покажу тебе, каково это, чтобы ты мог не беспокоиться о внучке. Ты увидишь все своими глазами. И только потом мы заберем Донну, с твоего согласия. Хочу, чтобы, когда она вспомнит все, рядом был кто-то ей близкий. Вспомнить все — это ведь может быть непросто — в одиночестве, вдали от дома.
— И там не будет Доктора?
— Пока еще нет. Но будет.
— Ты заманиваешь его?
— Ничуть, — усмехнулся я. — Мы и правда больше не враги. Но мне кажется, он какой-то потерянный. Пожалуй, это можно назвать депрессией. Если ты помнишь, каким он был при вашей последней встрече, то понимаешь, о чем я говорю.
— Я помню и тебя при нашей последней встрече.
— Ну и как, я изменился?
— Наверное…
— А вот он — нет. Надо бы его встряхнуть — чем-нибудь хорошим.
Уилф тихо трескуче рассмеялся, глядя на меня неверящими, старческими, оловянно-блеклыми глазами.
— Чем-нибудь хорошим — это так странно от тебя слышать…
— Давай сделаем так, чтобы было еще страннее. «Все страньше и страньше». Пойдем, я покажу тебе настоящий другой мир! Ты же не боишься?
Уилф тихо покряхтел.
— Одно верно — терять мне нечего. — Он немного потаращился в пустоту за моим плечом. — И как мы туда отправимся?
— Конечно, на ТАРДИС. Так удобнее всего. А попасть на нее мы можем двумя способами — выйдя за дверь, или загадочно растворившись в воздухе на глазах у всех… — Я шутя показал ему браслет вихревого манипулятора на своем запястье. Но Уилф даже не отреагировал. Видно, понятия не имел, что это такое.
— У тебя ТАРДИС?! — встревоженно переспросил Уилф. — А как же Доктор?
— А у него — своя. А ты как думал?..
— Разве у него не последняя?
— Разве Доктор никогда не представлялся как последний повелитель времени? Но разве он — последний?
— Так у тебя тоже есть ТАРДИС?!
— Разумеется, у меня есть ТАРДИС. Как же еще я сюда попал?
— Ну, мало ли… — Уилф наконец уставился на вихревой манипулятор. — А это что за штука?
— Человеческое, как считается, изобретение. Что-то вроде портативной ТАРДИС. Она из далекого будущего. Все, что она умеет — перемещать во времени и пространстве. ТАРДИС несоизмеримо удобнее, но и эта вещица может иногда быть полезной.
— А как выглядит эта твоя ТАРДИС? — Уилф все еще старался выглядеть подозрительным, хотя получалось у него так себе.
Я указал на выход.
— Как только выйдем отсюда, мы ее увидим.
На ближайшем углу стояла красная телефонная будка. Явно новенькие бока гордо блестели — да просто блистали! — в лучах зимнего солнца.
— Смешно, — крякнул Уилф, едва за нами звякнул дверной колокольчик оставшегося позади паба. — Я все еще жду увидеть телефонную будку — и вижу будку, хотя наверняка она давно тут стоит, только я никогда не обращал внимания. Она обычная, красная, ничего общего, но это будка…
— Это именно она, Уилф. — Я сделал несколько шагов вперед и открыл дверцу. — Входи!
— ?!
— !
— Что, это все-таки самая удобная форма?..
— Иногда, в Лондоне, но она не всегда так выглядит. Только когда это уместно. Ее хамелеонное устройство полностью исправно и нет смысла этим не пользоваться. Ну же, добро пожаловать.
Уилф зашел в мою ТАРДИС, и, сиротливо остановившись, молча озирался по сторонам. Он напоминал старого белого кролика, зачем-то доверившегося человеку и положившегося на судьбу — то ли его съедят, то ли это единственное убежище от преследующих собак.
— Ну как?
— Она у тебя другая…
— Рад слышать. Даже одна и та же ТАРДИС у разных владельцев или даже у одного и того же в разных регенерациях выглядит по-разному.
Уилф едва заметно кивал, а может, у него просто старчески подрагивала голова.
— Стальная, холодная… — пробормотал он.
— Функциональная, — сказал я. — Элегантная.
— Ну… она почище… — неохотно признал Уилф.
— Видел бы ты ТАРДИС Доктора, когда она была моей, — посмеялся я. — Правда, тогда она была уже не ТАРДИС.
— А чем?
