Однако, завершив манёвр, я обнаружила, что была не единственным охотником до чужих разговоров. Из тени на полшага выступил Иолар и прижал палец к губам. Ярко освещённый стол, Торувьель и её опустевшая бутылка виднелись между неплотно сомкнутыми занавесями.
— Пойдёмте танцевать! — послышался звонкий голос Верноссиэль, и я увидела её со спины, как она подошла к столу. — Там выбирают лучших танцоров и танцовщиц. Не ты ли, Торувьель, славилась тем, что могла свести с ума любого своей пляской?
Торувьель и Яевинн молча смотрели на неё. Эльф с пренебрежением чуть задрал подбородок.
— Ах да, я забыла, — продолжила, явно не смутившись его видом, Верноссиэль, — ты теперь не танцуешь, теперь ты пьёшь…
Она склонилась над столом, и послышался звук падающих деревяшек.
— Вот, возьми, в призах ещё осталось достаточно вина. Хватит даже для тебя.
— Что тебе нужно? — резко спросила Торувьель, и в чёрных глазах её было бешенство, и была боль.
— Я хочу танцевать, и мне нужна пара.
— За чем же дело стало? — холодно спросил Яевинн.
— Мне нужна самая лучшая пара, — промурлыкала Верноссиэль, и в её голосе зазвучала насмешка: — Ты же лучший? Разумеется, только в отсутствие Иорвета. Так бы я пошла к нему.
— Я скажу «нет», и то же самое сказал бы тебе Иорвет, — голос Яевинна был спокоен, но по скривившимся губам было заметно, что слова Верноссиэль задели его за живое.
— Ты ошибаешься, старая любовь не ржавеет, и Иорвет не из тех, кто может забыть, — засмеялась она и протянула Яевинну руку. — А я настойчива.
Я обмерла, кляня себя за унизительный импульс, что привёл за чёртову занавеску, и дорого бы дала, чтобы никогда не слышать этого диалога. В темноте я чувствовала тепло от стоящего рядом моего неподвижного сообщника. Казалось, он не дышал.
Торувьель вдруг хлопнула ладонями по столу.
— Идите, — глухо сказала она.
— Что? — Яевинн повернулся к ней, будто не веря своим ушам.
— Идите! — крикнула она.
Эльф рывком встал и зашагал прочь. Верноссиэль опустила так и висевшую в воздухе руку, с лёгкостью выпрыгнула из-за лавки и устремилась за ним следом. Торувьель осталась за столом в одиночестве.
— Я помогу ей, — шепнул Иолар и проскользнул за полог.
Я бросилась в темноту, подальше от огней лагеря. Щёки горели, и пришлось признать, что горели они от стыда — всегда терпеть не могла тех, кто суёт нос в ящик с чужим грязным бельём, а теперь и сама выступила не лучше. Я не хотела знать ничего о любовных отношениях Иорвета в прошлом, и не хотела ни единой секунды переживать об этом в настоящем. «Что, довольна?» — зло приговаривала я себе. «Довольна», — отзывалось рептильное существо внутри моей головы. Уже у забора, оглядевшись, я прислушалась чутьём — никого, только тишина и ночной шорох в пожухлой траве. Опустилась на колени и погрузилась в медитацию.
***
Музыка стихла — лучшие из лучших были выбраны. На освободившийся центр дощатого настила вышла эльфийка. Надрывно вступила скрипка. По телу танцовщицы прошла волна, взметнулись косички — оборот, ещё один. Оркестр подхватил, ускоряя темп, и зрители отбивали ритм ладонями. Эльфийка запрокинула голову и, изгибаясь, кружила на месте, полы туники парили. Всё быстрее и быстрее мелькали тонкие лодыжки, и руки складывались в виртуозном узоре. Вдруг мелодия зависла на высоком неустойчивом аккорде, остался лишь ритм, и публика взорвалась аплодисментами. С другого конца танцплощадки выступил молодой краснолюд. Борода едва-едва начала пробиваться на его лице, и взгляд опушённых ресницами бархатных глаз был прикован к партнёрше. Он сделал круг, вышагивая вытянувшись и уперев руки в бока, дробно застучал по доскам каблуками. Музыка обрушилась яростно, и краснолюд прошёлся колесом и, подпрыгивая на одной руке, ударил в воздухе сапогами, пока эльфийка будто обтекала его. И вот уже они двигались так, будто всю жизнь танцевали вместе — согласованно, но отдельно, связанные лишь взглядами. Ритм становился жёстче, танцоры сближались, но не касались друг друга, и пространство между ними наполнилось желанием и словно потрескивало от напряжения. Я поймала себя на том, что кричу и хлопаю вместе со всеми зрителями. Воздух сгустился. Было жарко. В центр выбежал эльф и схватил танцовщицу за руку. Она вырвалась, партнёр одним движением под талию направил её кружащимся вихрем в сторону. Эльф попытался её догнать, но из толпы наперерез бросились краснолюды. Началась давка. Завизжали. Скрипки неистовствовали. Задние ряды повалились с помоста, и в миг вокруг разверзлась возбуждённая драка. На фоне взлетающих кулаков, не замечая никого, пара продолжала танцевать.
Подоспела троица Дагга Бороса, ринулась в гущу. Наложив защитный знак, я едва выбралась из месива многопудовых тел. Со всех сторон, будто всю свадьбу только этого и ждали, бежали гости и присоединялись к мордобою. Уже не целясь, я пуляла Аксием, а патрули по одному выволакивали самых задир. В толпе я заметила Ярпена, который, казалось, только делал вид, что помогал разнимать драку, и перекошенное лицо его было счастливым и диким.
Побоище закончилось так же неожиданно, как и началось. Оставшиеся без лидеров драчуны, потирая ушибы, разбрелись к пиву. На опустевшей танцплощадке как ни в чём не бывало заиграла умиротворяющая мелодия. Я повалилась на лавку, вытянула ноги и, улыбаясь, смотрела на идущего ко мне Ярпена. Краснолюд, заметив, что я наблюдаю за ним, паясничая вскинул в стороны руки и под музыку затряс грудью, как цыганочка. Я расхохоталась. Весь этот животный замес получше, чем медитация, смыл гадкое послевкусие от подслушанного разговора.
— Хороша свадьба, скажи, Янка?! — прорычал Ярпен.
— Хороша! — смеялась я. — И с дракой!
— Теперь ни один из Гоогов и ихней шайки кузенов не посмеет сказать, что в Вергене краснолюды измельчали! А то сидят кислые, словно мы тут одними полонезами балуемся.
— А кстати, где молодые? Я их давно не видела.
— Да кому они нужны, молодые-то? — удивился Ярпен. — До дому небось слиняли, у них сегодня дела поважнее есть. А нам спать ещё рано…
Он сладко потянулся, зевнул и присел рядом. Я раздумывала, как бы так поаккуратнее выспросить у Ярпена, куда подевался Александр, как вдруг неподалеку загорланили:
— Чудовища! — орал пьяный голос. — Помогите!
Мы с Ярпеном подскочили, как ужаленные. Расталкивая народ, в нашу сторону шатающейся походкой направлялся расхлюстанный мужик. На груди его расплылось бурое пятно, меховой жилет висел на одной руке, другой он сжимал горло бутылки. На очередном зигзаге мужика подхватили под руки Симон и темноволосый рыцарь, на щеке которого была размазана кровь из разбитого носа.
— Чего орёшь? — грозно рявкнул Ярпен.
— Так чудовища же! — мужик запрокинул руку с бутылкой, хлебнул, и пятно на рубашке увеличилось. — Жену мою украли, Анку мою!
— Как выглядели чудовища? — спросила я громко и внятно.
— Ты ведьмачка — ты и знай, как они выглядят! — заявил мужик.
— Ты их видел?
— Жена пропала, Анка моя! — снова заголосил он.
Ярпен зарычал:
— Так откуда ты знаешь, что её чудовища украли?
— А кто? — мужик смотрел круглыми бестолковыми глазами. — Была и нету. Сказала душегрейку подержать — и нету!
Он протянул меховую жилетку, которая болталась у него на руке. Мы переглянулись и выдохнули с облегчением.
— Давай сюда душегрейку, — сказала я. — Как тебя потом найти-то?
— Да никуда он отсюда не денется, — брезгливо отозвался Симон. — Я пригляжу, если что.
Мужик развалился на лавке и, театрально всхлипнув, приложился к бутылке.
— Так бы и прибил его на месте, — проворчал Ярпен.
***
Праздник растёкся по закоулкам и укромным местам, и лишь на тёмном стрельбище, на самом краю лагеря, я нашла безлюдный уголок. Надела на растерзанную соломенную мишень жилетку и сосредоточилась. «Как же, чудовища, — подумала я, вставая с колен. — Врите больше». Если какое-то чудовище и сжирало Анку, так это неутолённое, ненасытное, раззадоренное алкоголем желание. Импульс однозначно указывал на берег, где днём играла молодёжь. Этот пляж был в стороне от широкого пляжа с лодками и был пустынен и тих. Длинные тени торчащих тут и там камней падали на белый песок, подсвеченный восходящим над рекой месяцем.
