Тишина. Настолько глубокая, что стал слышен комариный жужжащий звук какого-то электрического прибора. Осока сидела неестественно прямо, пальцы её, лежащие поверх моего запястья, судорожно сжались, глаза подозрительно поблёскивали. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: она вспоминала разорённый Храм, когда-то бывший ей домом. В это время один из тех, чьи лица я про себя недавно назвал "бандитскими", неожиданно деликатно и вежливо произнёс, обращаясь к Латс:
— Ещё. Пожалуйста. Просим.
Тиилинка покачала головой, но затем, ещё раз взглянув в нашу сторону, уступила:
— Разве что, одну, коротенькую.
Открывается дверь за моею спиной.
Я сжигаю мосты, а они не горят.
И серебряный зверь, что приходит за мной,
Что уходит за мной – это он, это я.
Сколько хочешь, играй в перекрестья дорог.
Если что потерял, так чего уж теперь.
Подожди до утра, запоздалый звонок,
Открывается дверь, закрывается дверь.[6]
Отзвучал последний аккорд. Зал огорчённо вздохнул, а потом зашумел громкими аплодисментами, выражая благодарность исполнительнице за концерт.
— А мосты-то, и в самом деле, не горят, — задумчиво сказала Осока. — Пойдём, что ли?
— Подождёшь немного, я её отдельно поблагодарю? Эй, халдей! — окликнул я салластанина, после Ръен Вара уважения к этой братии у меня не осталось ни на грош. — Ну-ка, пулей метнись и принеси вот что…
— Сию минуту, господин офицер, — официант, получивший на лапу золотой слиток, рысью кинулся выполнять поручение.
— Интересно-интересно, — улыбнулась моя подруга. — Что же ты задумал?
— Импровизацию на тему одной нашей древней традиции.
Латс укладывала инструмент в чехол. Я подошёл к ней с подносом в руках. В центре его стояла стопка, наполненная абраксом, рядом – канапе с особым сыром, каким обычно закусывают этот лазурный коньяк. Тиилинка посмотрела на меня с некоторым удивлением.
— Госпожа Рацци, — торжественно сказал я, — на моей родине есть обычай: в знак уважения или высокой оценки чего-либо подносят чарку. Не откажитесь.
— И не подумаю! — улыбнулась она. Выпила, закусила, продолжала: — Благодарю за высокую оценку.
— Я тоже Вас благодарю, — сказала Осока, подходя к нам. — Ваши песни так о многом заставляют задуматься.
— Госпожа Тано, если не ошибаюсь?
— Совершенно верно.
— А Вы прекрасно выглядите. Не ожидала, учитывая Вашу тяжёлую и неблагодарную службу.
— Да, работа мерзкая. Но я стараюсь держаться.
— Выходит, Вы сильная. А вот одной Вашей старинной сопернице это не удалось.
— Кому? — удивилась Осока. — Уж не Вентресс ли?
— Ей.
— Пьёт? — догадался я.
— Как эопи. Уже до конкретных глюков докатилась. Позавчера меня уверяла, что видела Дарта Мола. Представляете?
— Когда видела? Где?? — вскинулась Осока.
— Латс, это очень важно. Мол жив, — сказал я на ухо тиилинке… и тут же получил от подруги чувствительный тычок под рёбра. — Ладно, ладно, молчу.
— Ничего себе примочка… — Латс почесала острый шип на левом виске. — Я, честно говоря, подумала, что ей спьяну померещилось, и подробностей не спросила.
— Вентресс здесь, на планете? — не отставала моя подруга.
— Да. Куда она денется? — пожала плечами тиилинка. — Что выручает за охотничьи трофеи, то и пропивает.
— Где бы нам её найти?
— Ну, если не здесь, то надо смотреть в забегаловке по левую руку от гостиницы "Чёрное остриё". Или в её норе на окраине. Мы её пару раз туда носили из кабака. Есть дека? Давай, нарисую.
— Спасибо. И… да пребудет с тобой Сила, Латс Рацци.
Трущобы на окраинах портовых городов примерно одинаковы на любой планете. Построенные из чёрт знает чего кривые и косые халупы, не улицы – узкие проулки, образующие целый лабиринт. Канализации в этой "нахаловке" не было, амбре тут стояло соответствующее, а по некоторым из улиц в своеобразных "арыках" текли, то усиливаясь, то почти пересыхая, ручьи грязной жидкости. И, разумеется, никаких названий или номеров домов не наблюдалось в принципе. Без нарисованной тиилинкой схемы с указанием примет мы бы точно тут не разобрались. Да и со схемой прошли бы мимо, если бы не Осока. Резко остановившись, она указала на одну из дверей, вернее, её подобие из гофрированного пластикового листа, подвешенного на загнутых в виде крюка арматуринах вместо петель. С предосторожностями я распахнул её, направил внутрь луч фонаря, осветив крохотный тамбур. Здесь слева от входа стояла решётчатая корзина с каким-то тряпьём, возле неё валялись сапоги, направо висел полог из множества разнокалиберных полос изоляционной резины. За ним и находилось основное помещение. Удивительно, но вонь в этой халупе отсутствовала, её вытеснили терпкие растительные запахи. Источник их стал ясен, как только мы заглянули в низкую комнату за пологом. По стенам под потолком были развешаны пучки сухих трав, источавшие этот аромат. Слева в земляной пол были вбиты две длинные трубы, между ними и стеной засунуты неровно обрезанные толстые изоляционные маты, образуя "перину" почти метровой высоты. На ней и лежала, подсунув под голову свёрнутую куртку, бледная, как смерть, женщина. Не требовалось особенно приглядываться, чтобы понять: Асаж Вентресс мертвецки пьяна.
Появление на улицах своего "шуми-городка" летающих носилок соседи Вентресс восприняли с интересом. Несмотря на поздний час, многие из них повыползали из своих жилищ, другие явили себя в виде голов, высунутых в щели дверей или крохотные окошки. Из обрывков разговоров я мог судить, что отношение к бывшей ситке здесь было неоднозначным. Кто-то откровенно злорадствовал, что "эту тварь, наконец, заберут отсюда ко всем хаттам". Но видел я и тех, кто смотрел на неё с откровенным сочувствием. Когда один из мужчин, среднего роста квадратный амбал с низким лбом и носом картошкой, буркнул что-то нечленораздельно-ругательное, стоящая у соседней халупы женщина азиатской наружности резко сказала:
— А тебя не бить, ты совсем оборзеешь!
Тут я заметил следы подживающего кровоподтёка на скуле мужчины и понял, что Асаж, как тот попугай, "и здесь молчать не стала", заставив бояться тех, кто не желал считаться с ней по-хорошему. Это был неплохой признак. А вот выглядела Вентресс ужасно. Вокруг глаз, больших, выразительных и очень красивых, залегли отёки, нездоровая одутловатость виднелась на щеках, припухли и растрескались губы. Неудивительно, лишние три года алкогольного стажа, по сравнению с той встречей на Орд Мантелле. И она, кажется, похудела ещё сильнее: я без особого труда поднял высокую и крепкую Вентресс на руки, чтобы вынести наружу, носилки под таким углом не прошли бы.
— О, звёзды! — ахнула Падме, увидев бывшую ситку. — Как же она себя довела!
— Надеюсь, Герхард с этим справится, хотя бы, частично, — сказал я.
Медицинский дройд нашего корабля по кличке Герхард принялся за дело без колебаний. Пара подкожных инъекций, катетер в вену и артерию – и кровь бывшей злодейки заструилась в диализный агрегат. Да, при такой концентрации спирта в крови – если не наоборот – очистка не помешает. Ещё несколько минут, и Вентресс с видимым трудом разлепила глаза. Сразу же начав проявлять свой непростой характер.
— Э, э! — воскликнула она. — Что это вы со мной делаете? У меня нет денег оплачивать всю эту ерунду!
Она попыталась выдернуть катетеры, я удержал её руку:
— Не надо, Асаж!
Вентресс сфокусировала бирюзовые глаза на мне, перевела взгляд на Падме, буркнув почему-то нечто вроде "гы". Потом на Осоку.
— Тано! Давненько я тебя не видела! Теперь понятно, почему на меня вдруг решили тратить препараты, чтобы привести в чувство. Решила рассчитаться по всем долгам?
— Не дури, Вентресс, — поморщилась Осока.
— Хех! Неужели новый хозяин велел завербовать меня к вам в Инквизицию? — сощурилась датомирка. — Так не надейтесь, не пойду. Хватит с меня! Лучше прикончи сразу.
— Может быть, полежишь спокойно и выслушаешь, прежде чем выдумывать невесть что? — сказала Падме.
— А ты, Сенатор, вообще молчи! Счас встану, опохмелюсь, и ты исчезнешь, — она вновь потянулась к катетеру, и я опять её удержал:
— Асаж! Пожалуйста!
Бирюзовые глаза посмотрели на меня удивлённо:
— "Пожалуйста"? Парень, это ты мне?
— Тебе. Я считаю, с тобой только так и нужно разговаривать. Тогда ты успокоишься и выслушаешь.
— Что ж, попробуем. Что вам от меня нужно, если не дуэль с Этой и не служба у её Чёрного Босса?
— Ты видела Мола. А мы на него охотимся. Он покалечил моего человека.
— И Эта тебе помогает?? Не смеши, парень! Мол не мог бы выжить, если бы Сидиус и Вейдер не крышевали его.
