Замок щелкнул, и перед глазами Драко предстала достаточно уютная прихожая, а справа виднелась гостиная, в которой стоял диван и журнальный столик. А вот на столике его уже ждала бутылка.
— Вода! — радостно воскликнул Драко, и тут же сжал губы посильнее, боясь, как бы кто не услышал его. Он предусмотрительно закрыл дверь изнутри, и прямо в ботинках протопал в гостиную, откупорил бутылку и стал пить, жадно глотая воду, чувствуя, как приятно она плещется во рту, как скользит по иссохшемуся, до воспаления, горлу, как пелена с глаз постепенно пропадает. Вскоре бутылка опустела, и он раздосадовано поставил ее на столик. Он хотел еще умыться и помыть руки, но диван казался таким мягким, так манил своим возможным удобством, а маленькие диванные подушечки словно шептали: «Иди к нам, Драко. Положи на нас свою голову», — что сопротивляться он просто не мог. Он рухнул на диван, опустил голову на подушку и отключился.
***
Наконец–то ему не снились ни Форт, ни инквизиторы, ни волшебнометр. Ему снилось его собственное поместье, тихое воскресное утро. Эльф подает завтрак, мать улыбается, отец и дедушка Касси обсуждают статью в «Пророке». Вот в окошко стучится сова, и Драко срывается со стула, бежит в окно и прижимается носом к стеклу.
— Мама, это уже из школы? Это уже точно из школы.
— Милый, тебе всего десять, — мать ласково треплет его волосы и открывает форточку. — Дай сове печенье.
Драко сжимает совиное печенье в пальцах и протягивает его птице. То ли свет так падает, то ли сова действительно улыбается и подмигивает ему.
— Люциус, это от Паркинсона. Они приглашают нас на пятичасовой чай.
— Замечательно. Вели эльфам приготовить костюмы, — спокойно говорит отец, поворачивается к деду и продолжает беседу. А в глазах у Драко стоят слезы. Это должно было быть его письмо. В его школу, где у него будет его волшебная палочка и его метла.
— Хочу письмо, — шепчет он, и мать наклоняется, чтобы поцеловать его в макушку.
— Ты обязательно получишь письмо и поедешь в школу. Ты станешь великим волшебником, Драко, — теплая улыбка матери вселяет надежду, а ее тонкие пальцы вытирают со щек горькие слезы обиды.
— Поедешь, — кивает Люциус.
— Обязательно поедешь, — подтверждает дедушка Касси.
Домовик несет ему небольшую детскую метлу, на которой можно полетать по дому, а сегодня — Драко знает точно — ему разрешат сделать круг по саду, ведь он был расстроен, и может расстроиться еще сильнее, если ему не разрешат облететь сад.
— По саду, — громко и немного требовательно произносит он, и мать кивает. Он бежит в сад, седлает метлу и поднимается в воздух. Солнце светит ярко–ярко, а легкий майский ветерок приятно треплет его волосы.
***
— Я, кажется, просила не издавать никаких звуков, — раздался над его головой голос, ни капли не похожий на голос матери. Драко нехотя открыл глаза, потер их и сел, глядя на Пятую, которая стояла над ним во всем своем инквизиторском облачении.
— Вы и дома ходите в своих дурацких масках? — спросил Драко, хоть это было и не очень вежливо по отношению к человеку, который спас его, вывел из Форта и приютил, судя по всему, у себя дома. — И я не издавал звуков.
— Ты храпел так, что разве что не на улице было слышно, — Пятая только изображала раздражение, во всяком случае он на это надеялся. — А маску я сниму, только если ты не убежишь обратно в Форт, когда увидишь мое лицо.
Драко покачал головой, и маска упала на пол.
— Грейнджер? — удивленно выдохнул он, глядя на знакомое лицо. — Но как? Как ты, гря… магглорожденная, умудрилась сохранить магию, когда все волшебники ее потеряли?
Грейнджер молча подняла маску, положила ее на журнальный столик и принялась снимать мантию. Драко схватил подушку и закрыл ею лицо. Хоть Грейнджер и спасла его из Форта, созерцание обнаженных грязнокровных прелестей в его планы не входило. Впрочем, судя по тому, как хмыкнула Грейнджер, под мантией все было прикрыто. Драко рискнул отодвинуть подушку с половины лица. Грейнджер была в простых черных брюках до колена и легкой белой блузе.
— Ужасно жаркая эта мантия, надо сказать, — будничным тоном сообщила она и вышла из гостиной. Малфой, сгорая от нетерпения и любопытства, поплелся за ней.
— Пир не обещаю, — Грейнджер стояла в другой комнате у какого–то огромного ящика, из которого ужасно тянуло холодом, — но все лучше, чем еда из Форта.
Драко с удивлением наблюдал, как из ящика появляется что–то, отдаленно напоминающее бифштекс, а следом за ним — тарелка салата.
— Нет, это надо разогреть, — Грейнджер переставила тарелку с бифштексами, когда Драко до нее уже почти дотянулся. — А салат можешь есть.
Она вручила Драко вилку, и он набросился на салат, позабыв о том, что локти нужно держать прижатыми, что нельзя слишком быстро есть, что жевать нужно спокойно. Салат Грейнджер казался ему просто райской пищей после той дряни, которой кормили в Форте. А когда перед ним очутилась тарелка с горячими бифштексами, он готов был расцеловать грязнокровку, забыв обо всех принципах чистокровных семейств.
— Но все–таки, почему у тебя есть магия? — спросил Драко, наплевав на то, что нельзя разговаривать с набитым ртом.
— Мерлин, я что, одна читала книги? — Грейнджер воздела глаза к потолку. — Как–то раз в Запретной секции мне попалась одна книга. Датирована она была пятнадцатым веком, но сути это не меняет. Автор долго размышлял о природе магии, почему одни люди рождаются магами, а другие нет, почему это передается по наследству. Очень интересная книга.
Драко кивнул, глядя, как загораются глаза у Грейнджер при одном только упоминании о книге.
— Так вот, автор пришел к выводу, что магия бывает двух видов. Одна — та, что есть в природе. Если выражаться современным языком, мировой запас магии. Им пользуются взрослые волшебники, от него питаются магические существа и предметы. Этот природный поток магии можно использовать только при наличии палочки, потому что сердцевина наших палочек была своеобразным преобразователем. Ну же, Малфой, вспомни, как ты творил заклинания? Движение палочкой плюс формула плюс хотя бы минимальное представление о необходимом эффекте. Все эти движения и формулы найдены давным давно, скорее всего, методом проб и ошибок. Но они действуют!
— Ну, и куда же вся эта магия пропала? — спросил Драко, забыв, что ему надо жевать бифштекс.
— Познакомься, Малфой, это электрическая лампочка, — Грейнджер показала на стеклянную колбу на потолке, из которой лился свет. — Работает она от электричества. Если правильно ее использовать, она будет хорошо и долго светить. Но если дать ей больше напряжения, чем она может выдержать, она перегорит. То есть испортится и перестанет работать. Так получилось и с магией. Во время Битвы за Хогвартс магическое напряжение было так велико, что магия просто не выдержала.
— Это было в тот момент, когда Поттер…
— Да, когда не стало Гарри. Я даже склонна думать, что Гарри не стало именно поэтому, ведь когда погиб Лорд, Гарри был еще жив. Ему стало плохо где–то через полчаса.
— То есть, ты думаешь, что магия — это такая большая лампочка, которая светила нам всем, а потом перегорела от слишком высокого напряжения. Типичное маггловское рассуждение.
— Малфой, ваши люди выкачали слишком много природной магии для штурма замка, а наши — для его защиты. Я не могу утверждать это с полной уверенностью, но эта теория наиболее близка к истине. И других никто не предоставил. Все, кто приходили до тебя, с моей теорией соглашались. С незначительными поправками в ту или иную сторону, но соглашались.
— Так получается, ты спасла не только меня. Кого еще?
— Всех, кого смогла, я вытащила из Форта. Паркинсон, Голдстейна, МакМиллана, Нотта, обеих Патил, Криви, профессора Флитвика. Я уже и не помню всех.
— Но как ты обманула инквизиторские машинки? И как ты сохранила магию?
— Второй тип, Малфой. Внутренняя магия. Наша самая большая ошибка состоит в том, что мы отбрасываем внутреннюю магию, когда нам исполняется одиннадцать и мы идем учиться волшебству. Да, внутренняя магия несовершенна, да, ее сложнее направлять и контролировать, но ею можно пользоваться.
— Стихийная магия, — пробормотал Драко.
— Да, Малфой. О стихийной магии в той книге было написано очень много. Она проявляется в момент сильных эмоциональных потрясений или когда ребенку угрожает опасность, но ее можно контролировать и направлять, если научиться подкармливать ее эмоциями.
— Но как ты ее спрятала от волшебнометров?
— Сначала я спряталась сама. Было достаточно просто. Гарри погиб, Рон сошел с ума от потерь, а на следующий день пропала магия. Я жила среди магглов и знала, что рано или поздно они захотят это исследовать. Замерить. Изучить. То, что они сделали такие ужасные выводы, и ввели Новейший Порядок — это не моя вина, клянусь. Но с созданием волшебнометра я им помогла. И помогла нам всем. Он не замеряет количество магии в человеке. Он показывает, насколько много внешней магии перекачал тот или иной маг. А вот как раз стихийную магию он не видит. Поэтому все дети волшебников в безопасности. Они ведь еще не умеют пользоваться внешней магией.
