Жизнь кипела в огромном муравейнике, гордо именующим себя городом. Это была середина недели, и прохожие сновали туда-сюда в своей излишней суете. Кто-то нервно поправлял дешёвый пиджак, силясь рассмотреть себя в зеркалах проезжающих мимо машин и робко заглядывая в витрины в попытке незаметно для окружающих взглянуть на себя со стороны. Будто бы до него кому-то было дело! Кто-то жадно вбирал лёгкими сигаретный яд, слегка щурясь каждый раз, когда провожал взглядом густой дым. А у кого-то мир сосредоточился в прижатом к уху сотовом, в котором решались настолько важные вопросы, что всё находящееся вокруг попросту игнорировалось. Когда-то и я был таким, одним из тысяч. Ничем не выделяющимся из этой пёстрой массы. Впрочем, для них я и сейчас был обычным прохожим, разве что в глазах читалась вселенская усталость, диссонирующая с моим внешним видом. Но разве бросится в глаза подобная мелочь?
Я помнил себя живым, пожалуй, слишком хорошо. Нет, существовать я не прекращал, а вот жить… Жить я перестал ровно тогда, когда предавал земле свои скромные сокровища, чтобы никогда их больше не коснуться. Чтобы, изо дня в день возвращаясь домой, смотреть на вещи, которые уже никому не пригодятся, и не находить в себе сил убрать их хотя с глаз. Чтобы превратить своё жилище в пристанище ностальгии и страдать каждый раз, оказываясь в нём.
Мне не было смысла идти дальше. Я всегда чувствовал себя непомерно сильным, и, казалось, был способен на всё, при условии, что имелась какая-то цель. Её я считал основой жизненного существования, но без семьи, как оказалось, это всё не имело смысла.
Я больше не боялся потерять, но не хотел умирать раньше той твари, что в одночасье сумела перечеркнуть всё. А потому был осторожен настолько, насколько умел, насколько позволяла застилающая разум боль. Однажды утром её не стало. Наверное, чувства имеют лимит, а может, так организм сражается за себя, блокируя то, что его уничтожает. Однако на смену пришла решимость. И теперь я иду к новой цели, что куда менее радужна, чем прежде, но шаг мой твёрд.
Наконец, вновь пробежавшись взглядом по окружению, я увидел его.
Он был как и тогда… Вечно юн и манерен. Хорошая стрижка, безукоризненная для многих улыбка и добротный костюм. Мне казалось, он родился сразу в нём, и я не удивлюсь, если окажусь близок к истине. Именно таким я его и помнил в нашу первую встречу. «Мистер Ли», — так он представился в ту проклятую ночь.
Он пообещал вернуть её, и я поверил! Ли, как никто другой, умел убеждать. Впрочем, тогда бы я ухватился за любой шанс хоть ненадолго ощутить бывалое счастье, а потому манипулировать мной было проще простого. А этот мужчина мог остановить время. Одним щелчком пальцев. Казалось, это ему совсем ничего не стоило, и я даже не задумался о том, откуда на это берётся энергия — тогда законы физики вообще волновали мало. Контракт был составлен за пару минут, так я и попался. Став одним из его контрактников, я, по сути, превратился в орудие мести против всех, кто шёл против воли Хранителя!
«Ничто не возникает из ниоткуда и не исчезает в никуда», — теперь я хорошо это понимал. Каждый раз, управляясь со временем, этот змей выкачивал его из других людей. Ведь что может быть сильнее энергии души?
Этот демон сдержал своё слово. Однако мне обещали «вернуть», но никто не обещал, что моя жена протянет в этом мире дольше минуты. Он израсходывал её у меня на глазах. А потом, усмехаясь, сообщил, что уже делал это однажды. Тогда я не мог ничего ему противопоставить, но сейчас… Сейчас я фактически был перерождён.
— Мистер Ли… — вновь одевая маску из лжи и притворства, киваю Хранителю. — Как там Иса? — улыбнувшись, я следил за реакцией мужчины. О, он явно прокручивал в голове, что стало с его кастрированным сыночком. Слишком уж хорошо я его изучил, чтобы принять этот оскал за приветливую улыбку. И между тем, от него слишком несло превосходством, словно бы в рукаве имелся какой-то козырь. Неужели он считает, что есть хоть что-то, способное заставить меня отступиться?
— Может, чаю? Или изволите чего покрепче? Так, чтобы прям пробрало. Вы не стесняйтесь… — я достал из кармана маленький серебряный кубик, как бы предлагая угоститься. Вместе с тем, не мог скрыть внутреннего ликования, поселившегося во мне.
«Узнал?» — узнал! Да и не мог он эту игрушку не вспомнить. Куб из набора «Последний шанс», в материализацию которого я усердно вложил всю ненависть, какая только во мне имелась. Часть того зелёного здоровяка пришлось, правда, пустить на живую бомбу, но теперь мощности хватало, чтобы при желании разнести всё в радиусе нескольких километров.
Мистер Ли промолчал, продолжая улыбаться. Единственное, что он сделал — кивком указал на кафе за своей спиной, в которое и направился. Мне ничего не оставалось, как пройти следом, сжимая в кулаке опасный подарок.
И только зайдя внутрь, я осознал, что я на Бали (слоги поменяете сами). Эта была заранее спланированная ловушка. Ли ведь абсолютно не считал своих подручных чем-то большим, чем ресурсами. Неспроста он не пришёл ко мне сам, прекрасно зная, где я нахожусь. Но ведь это означает… что Хранитель опасался? Конечно, в моём лице он видел действительно серьёзную угрозу, раз провернул всё это.
Я сделал пару шагов вперёд, и посетители кафе начали скалиться, обнажая совсем нездоровых размеров клыки. Их гримасы застыли неожиданно застыли, словно окаменев, а спустя мгновение в воздухе запахло до тошноты знакомым парфюмом.
Элегантно поправляя дорогой и изящный костюм-тройку в тёмно-синих тонах и безукоризненно белоснежную сорочку с чёрным галстуком, вошедший осклабился. Неторопливо возвращая ход застывшего времени, он показательно медленно прошёлся ладонью по бритой голове, следом плавно снимая потёртые авиаторы всё тем же непрерывным движением. С комфортом пристроившись в удобном кресле по правую руку от ухмыляющегося хранителя, мужчина снова нарушил сладостный миг тишины, громко хрустнув пальцами, что больше подошли бы пианисту нежели отморозку, как месье Бесфамильный. Его костюм в английском стиле был лишь следствием статуса когда-то мечтавшего стать музыкантом юнца. Впрочем, сейчас он сам являлся инструментом в руках у врага. Вытащив белоснежный, платок он щёлкнул пальцами, не отрывая взгляда от стеклянных дверей, за которыми двигались размытые силуэты.
Двери распахнулись, являя очередную пару ничем не примечательных вампиров, ведущих под руки маленькую девочку, заставившую сердце забиться чаще. Я снова испытывал что-то иррациональное, что буквально разрывало меня пополам. Это была не моя дочь. Моя дочь была совсем другой, эта совершенно на неё не похожа. Моя была намного младше, когда погибла, Пенни же почти подросток.
«Пенни». Дурацкое имя! Но почему, видя её слёзы, мне хочется тут же аннигилироваться? «Меньше жри, кого попало, Гринберг», — укорил я сам себя, впрочем, не сумев сдвинуться с места.
Бесфамильный улыбался лишь краешком губ, наблюдая за моими душевными метаниями. И откуда он только мог знать, что я так отреагирую? Если об этом не знал даже я.
«Пенни». Отчего столько щемящей душу нежности к этому мелкому существу? Хотя, я начинал понимать. Перед глазами то и дело вставали обрывки воспоминаний. Это то, что так долго удерживало от окончательного безумия моего носителя. Это то, что я принял вместе с ним и то, от чего мне теперь при всём желании не избавиться.
Мужчина поднялся, по-доброму улыбаясь девочке. Он присел возле неё на корточки, смахивая с милого личика солёные дорожки. Затем взял Пенни за руки, заглядывая в глаза, но говорить начал почему-то именно со мной.
— Мишенька, мой друг… Ты вспомнил? — продолжал испытывать мои нервы Бесфамильный контактом с ней.
Я не совсем понимал, о чём он говорит и что именно я должен был вспомнить. Я лишь пытался изобразить на лице непринуждённость и потише скрежетать зубами. Если бы не этот ребёнок, я бы, не раздумывая, покончил с ним. Я ведь мог. Прямо в эту минуту. Но только если бы не этот чёртов ребёнок…
