— И какое? — блеснул глазками Геллерт.
— Хвост мантикоры тебе… — Альбус осекся: Геллерт отчего-то не любил это выражение. — Неважно. Петух — мой. Или верни мне Фоукса.
— Хорошо-хорошо, — торопливо сказал Гриндевальд. — Конечно, петух твой. Я так виноват перед тобой, Альбус. Я наказан? — с надеждой спросил Геллерт.
— Наказан, — милостиво согласился Альбус, поигрывая секатором.
*****
Гарри не находил себе места. Он пытался читать, честно попробовал позаниматься, но мысли разбегались, перескакивали с одного на другое, беспорядочно кружились, как мотыльки над цветами. И уж если сравнивать с мотыльками, думал Гарри, то мысли вертелись вокруг только одного цветка, по имени Северус Снейп. Гарри даже представил себе большую бледную лилию, и услужливое воображение подкинуло ему картинку: в белую лилию залетает маленький эльф и уютно устраивается внутри, обняв пестик. Мысли о пестике завели его еще дальше, — в дебри, от ботаники далекие, и сейчас в его голове завертелись две фразы, услышанные им. Обе не давали Гарри покоя, потому что казались ему взаимоисключающими. «Северус, если влюбляется, становится робкий, как ягненок», — слова Драко, и «Я никогда никого не любил», — фраза самого Северуса, — наводили Гарри на мысль, что где-то кроется ложь.
Гарри захлопнул учебник по Трансфигурации и подошел к профессору, которому вот уже час он честно пытался не мешать. То ли ковер заглушил шаги, то ли потому, что юноша был босиком, а может, профессор просто задумался, — Снейп не услышал его приближения, и Гарри с удивлением обнаружил, что тот не пишет, а сидит в кресле, уронив руки на подлокотники и прикрыв глаза.
— Северус, — Гарри обнял его за плечи и коснулся губами виска. — Я думал, ты работаешь.
— С тобой поработаешь, — пробормотал Снейп, не открывая глаз.
— Ну я же тихо сидел! Целых пятьдесят минут.
— Надо же, какая выдержка, — шевельнул бровью Северус. — А то, что ты вздыхал, сопел, чесался, шуршал и пару раз обложил матом автора учебника по Трансфигурации — это не в счет.
— Я думал, ты работаешь, а ты прислушивался! — возмутился Гарри.
— Я думал, ты занимаешься, а ты сверлил взглядом дырку мне в затылке, — насмешливо ответил Снейп.
— Северус, — Гарри уткнулся носом ему в ухо, прикусил зубами мочку и прошептал: — Ты сказал там, в Лондоне… что никогда никого не любил. Это правда?
Северус молчал. Гарри обошел кресло и осторожно сел к профессору на колени, просто чтобы видеть сейчас его глаза.
— Гарри, зачем тебе мое прошлое? Поверь, если бы я мог его забыть, я бы с удовольствием это сделал.
— Ты не ответил на мой вопрос, — Гарри провел кончиками пальцев по бледной скуле Снейпа, убирая прядь волос.
— Лили, — Северус слегка повернул голову и коснулся губами пальцев Гарри.
— А Люциус… И Драко, — прошептал Гарри. «А сколько тех, кого я не знаю», — подумал он.
— Ты спросил о любви, а не о сексе, — Северус наклонился к юноше и поцеловал маленькую ямочку между его ключицами.
— Если есть любовь, так секс уже и не нужен? — прищурился Гарри. — Я так сильно похож на маму? Глаза и все такое, — с сарказмом сказал он.
— Прекрати, — поморщился Снейп. — Я давно не сравниваю тебя с твоими родителями, Гарри. А что касается секса, господин провокатор… ты напрашиваешься на хорошую порку, Поттер!
Гарри вспыхнул от возмущения. Он уже открыл рот сказать в ответ все, что он думает о порке как о разновидности сексуального извращения, но тут только увидел, как ползут кверху уголки профессорских губ.
— Я дважды обещал тебе кое-что, — бархатно промурлыкал Снейп.
Гарри задрожал.
— Покатать тебя на теплоходе, — невозмутимо сказал Северус.
*****
Глава 31. Перемены в Малфой-мэноре. Петушиные прелести
— Гилли, глупый, ну что мне с тобой делать, — Драко усадил поэта на постель и начал расстегивать его рубашку. — Лорд мог тебя убить. Я чуть с ума не сошел, — Драко снял рубашку и поцеловал мужчину в плечо.
За несколько дней в Малфой-мэноре Гилдерой преобразился. Исчезла болезненная больничная бледность, вымытые расчесанные волосы спадали на лоб сияющей волной, тело покрыл легкий золотистый загар. Если бы не отсутствующее выражение его лица, поэт внешне почти не отличался от того, которого Драко знал в Лондоне.
— Интересно, что такое Лорд с тобой сделал, — задумчиво сказал Драко. Риддл выгнал из гостиной всех, но Драко простоял под дверью, глядя в щель и дрожа от ужаса, — ему казалось, стоит поэту сказать какую-нибудь глупость, и непредсказуемый темный маг обрушит на Локхарта еще дюжину проклятий.
Вместо этого Драко увидел нечто совершенно неожиданное. Поэт что-то говорил Лорду, и вдруг замолчал. И тогда, протянув руку к Гилдерою, Темный Лорд сделал пальцами быстрое движение, словно снимая невидимую паутину. Он сжал пальцы в кулак, а когда раскрыл ладонь, на ней зашевелился огромный отвратительный скарабей. Жук спрыгнул с его ладони и побежал по столу, за которым всегда располагались Упивающиеся, а сейчас сидели только Лорд и поэт. Лорд махнул палочкой, скарабей вспыхнул и исчез. «Уходи», — тихо сказал поэту Риддл. Драко с удивлением увидел, что Гилдерой его понял — вышел из гостиной и побрел куда-то, не замечая Драко, глядя прямо перед собой и улыбаясь своим мыслям.
— Бедный мой, — прошептал Драко. Он стащил с Гилдероя летние брюки и не без труда уложил на кровать: тот был намного выше и тяжелей юноши. Отец выделил поэту спальню для гостей, и Драко не высыпался ночами, постоянно вскакивая и бегая проверить, все ли в порядке. От переживаний и бессонницы Драко побледнел как привидение, под глазами лежали черные круги, и казалось, чем лучше выглядит поэт, тем хуже — его любящая нянька. Драко забросил друзей, квиддич и даже учебу, но Люциус и Нарцисса терпеливо молчали: юноша стал таким нервным, что взрывался по любому поводу, швырял тарелки и громил мебель заклинаниями.
Драко лег рядом с Гилдероем, опершись локтем на подушку. Он задумчиво провел пальцами сквозь густую волну золотистых кудрей поэта и мягко поцеловал в губы. Внезапно глаза юноши широко распахнулись от удивления — он почувствовал, что губы Гилдероя приоткрылись ему навстречу. Драко обнял его за шею и вновь прижался губами к губам мужчины. Он не ошибся — поэт ему отвечал! Горячие слезы комком подступили к горлу юноши. Все это время Гилдерой был не чувствительней, чем мраморные статуи в саду Малфой-мэнора.
— Гилли, хороший мой… — Драко покрыл поцелуями его лицо и опять приник к губам. Не веря своему счастью, он ласкал и гладил тело, вдруг ставшее отзывчивым к его прикосновениям. Одним рывком Драко сорвал с себя белый махровый халат. Юноша лег сверху, прижавшись всем телом к телу любимого. Сомнений не было — хотя душа Гилдероя витала в эмпиреях, тело его было здесь, принадлежало Драко и с каждым мгновением наполнялось желанием близости. Давясь подступившими к горлу рыданиями, до конца не веря в происходящее, Драко дрожащими пальцами снял немногую оставшуюся на них обоих одежду. От прикосновения к обнаженной теплой коже, от запаха тела, ставшего родным и бесконечно драгоценным, от избытка нахлынувших чувств Драко начало трясти, и дрожа от нежности, восторга и возбуждения, он целовал и целовал блаженно прикрытые веки поэта, улыбающиеся губы, безволосую грудь с бусинками сосков, выгибающиеся ему навстречу бедра, светлую дорожку золотистых волос в паху. Драко опустился на него сверху, краем сознания ощущая опекающую его тело боль, но не было на свете такой боли, которая бы остановила его сейчас. Из полуоткрытых губ Гилдероя вырвался стон. Его руки легли на грудь Драко, касаясь его кожи так внимательно, будто изучая заново, а в незабудковых глазах вспыхнуло детское любопытство и восторг.
— Гилли, это я, ну вспомни, ты не мог… не мог забыть совсем… — шептал Драко, теряя голову от знакомых и незнакомых ощущений и интуитивно ускоряя темп. Глаза поэта вдруг изумленно распахнулись, он жадно обхватил ладонями ягодицы юноши и выгнулся всем телом, крепко прижав к себе узкие бедра Драко, сливаясь с ним в последнем отчаянном рывке к пропасти блаженства и наслаждения. И вдруг, увлекаемый вслед за Гилдероем в эту пропасть, юноша услышал то, что уже не надеялся услышать никогда.
— Драко, — сказал Гилдерой.
Его руки, обнимающие юношу, вдруг бессильно упали на постель, глаза закрылись, и по лицу и плечам разлилась странная бледность. Он потерял сознание.
*****
Аберфорт Дамблдор со стуком поставил перед братом чашку дымящегося сладкого чая. Альбус охладил заклинанием любимый напиток и с шумом отхлебнул глоток.
— Угадай, зачем я тебя позвал, — сказал Аберфорт.
— Отточить искусство игры на моей хрупкой нервной системе, — буркнул Альбус.
— Не угадал, — сказал Аберфорт. — Попробуй еще раз.
— Маглы. Мои сбережения. Отношения с Геллертом. Компромиссы с Риддлом. Хронотрон. Беспредел в школе.
