Когда колдунья объявила себя новой правительницей, а точнее — первой НАСТОЯЩЕЙ правительницей, поскольку до неё в Жёлтой стране единого руководства уже несколько столетий не имелось, Ворчуны восприняли её появление и заявление с присущим им «оптимизмом». Естественно, они тут же принялись ворчать. На разные лады, с разной степенью недовольства, и все, как один — в полный голос:
— Вот ещё и колдунья на наши головы свалилась! Мало нам того, что мы без повелителей жили, теперь она нами править будет. Только ведьмы нам для полного счастья не хватало. Но почему именно старуха? Неужели помоложе волшебницы не нашлось!
Бастинда, слушая их речи, только кривила рот в безобразной ухмылке. Ворчуны были так похожи на неё! Вечно всем недовольные, ну просто родственные души. Нет, кажется, она вытянула нужный жребий!
Она приказала навести в заброшенном Жёлтом дворце порядок, и с мрачным энтузиазмом принялась обживать новое место. Припрятала понадёжнее сундук с Золотой Шапкой, устроила в укромном уголке спальни тайное место для зонтика, крепко-накрепко заперла в дубовом комоде свою магическую книгу, заставила повесить на все окна дворца тяжёлые жёлтые шторы, а в комнатах поставить побольше свечей, велела вынести на задний двор вёдра, бочки и прочую тару с водой… Ну, кажется, всё. Можно и отдохнуть.
Ворчунам только того и надо было. Сколько прекрасных поводов для недовольства, сколько ведьминых странностей можно со вкусом обворчать! Они зудели по всей стране с утра до вечера и с вечера до утра. Они ворчали, работая, ворчали на отдыхе, ворчали во сне… В слушателях они не нуждались. Когда все вокруг ворчат, слух поневоле отключается, и слышишь только себя любимого. В Жёлтой стране даже поговорки отражали эту не слишком приятную черту тамошних жителей: «Кто много ворчит, тот зла не таит», «Лёжа на печи, спи да ворчи», «Ворчать бояться — в лес не ходить» и т. д.
Для постороннего человека находиться в обществе Ворчунов было подобно самому страшному наказанию. Даже робкие, славящиеся почти безграничным терпением Жевуны, приезжая в Жёлтую страну по торговым делам, через пару часов впадали в чёрную меланхолию, принимались то и дело лить слёзы и старались поскорее покинуть ворчливые пределы. Ближайшие родственники Ворчунов Болтуны вообще старались в этих краях не появляться. Потому что одно дело — жизнерадостно молоть языком, обсуждая разные новости, и совсем другое — с унылым остервенением трындеть о том, как всё вокруг плохо.
Бастинду это не пугало. Она любила одиночество, ей не нужен был никто, кроме неё самой. Она вообще старалась как можно реже встречаться и общаться с другими людьми. Вот и на Ворчунов она поначалу почти не обращала внимания. Мол, на то они и Ворчуны, чтобы ворчать. Она выше всех этих маленьких человечков, она — волшебница, повелительница, почти небожитель, могучая и ужасная.
Однако при всём при том она страдала болезненным любопытством. Ей нравилось шпионить. Ей нравилось подслушивать, что о ней говорят.
Ну и наподслушивалась на свою голову.
Вот служанка выбивает пыль из ковров на заднем дворе. Бастинда притаилась на балконе и навострила уши.
— Принесла же нелёгкая эту старуху. Песок из неё уже сыпется, а всё туда же — в правительницы лезет. Страшна как неизвестно кто, одевается неизвестно во что, мыться не хочет, одежду не чистит. Выхлопать бы её, как этот ковёр. А потом засунуть в чан с горячей водой и отмыть до бела…
После этих слов Бастинду аж перекорёжило! Любое упоминание о воде и умывании для неё было невыносимо. Злобно просверлив служанку единственным глазом и отложив страшную месть на потом, колдунья отправилась в другое крыло дворца.
На кухню заходить она не решилась. На кухне, как известно, слишком много воды. И никакие повеления и приказы даже самой могучей волшебницы не сумеют заставить поваров готовить вкусные кушанья всухую. Жарить можно на масле, но мыть, тушить и кипятить без воды, к огромному сожалению, невозможно! Поэтому Бастинда подкралась со стороны чёрного хода и приникла к маленькой отдушине.
— Сварите мне суп без бульона и компот из сухофруктов без компота! — рассерженно бурчал главный повар, энергично помешивая на сковороде жарящийся лук. — Вон чего захотела! Сухая, обезвоженная старуха! Сидит как сыч за шторами, одним глазом сверкает, кто, интересно ей второй выбил, узнать бы, приготовил бы тому человеку самый лучший пирог! Честное слово, приготовил бы! А потом как треснул бы вот этим самым черпаком, да и выбил бы ведьме второй глаз. Пусть бы тогда попробовала покомандовать!
Бастинда зашипела от злости и скрючила иссохшие руки. Глаз она потеряла довольно давно, но память о той неприятной истории всё ещё жгла её чёрную душу раскалёнными углями. Напрасно, ой, напрасно повар затронул в своём ворчании эту тему. И его тоже придётся наказать, а то как бы и в самом деле не треснул однажды своим черпаком. Ведь не зря говорится: «Что у Ворчуна на языке, то и на уме».
Колдунья так разозлилась, что не могла успокоиться целых два дня. Но потом не утерпела и вновь отправилась шпионить.
Два садовника возились в дворцовой оранжерее. Бастинда встала за стволом большого дерева и вся обратилась в слух.
— И не говори! Неправильная со всех сторон досталась нам повелительница. Ну что за дело! Понаставила свечей и шлындает под ними туда-сюда, людей пугает. Злые колдуньи, они ведь — ого-го! Они же в темноте должны жить, ночь для них лучшее время. А наша? Взять бы однажды, да и задуть все свечи в её комнате.
Нет, ну что за наказание! Бастинда не выдержала и выскочила из-за дерева. Опешившие садовники выронили инструменты, с испугом глядя на рассвирепевшую волшебницу.
— Хватит болтать! — завопила Бастинда. — Почему не работаете? Почему везде трава? Почему здесь столько воды? Убрать! Осушить и высушить! Я вам всем ещё покажу!
Садовники послушно кивали, не забывая при этом — опять во весь голос! — ворчать:
— Всё сделаем, Ваше волшебное величество! Ишь, как разоралась, того гляди лопнет! Осушить, говорит, воду убрать… Вон как её раззадорило, аж посинела вся от злости. Не любит она у нас воду-то, ох не любит! Неспроста это, я вам говорю… Наше дело маленькое. Сказали убрать, значит, уберём…
— Хоть бы ругалась по-человечески, а то орёт не пойми что. Не работаем мы, видите ли. А сама много ли наработала. Две недели уже нами правит, а палец о палец не ударила. Нужна нам разве такая повелительница? Да на кой она нам сдалась!
Проглотив рвущуюся из глубины души злобу, волшебница удалилась. Орать на Ворчунов было совершенно бесполезно и неинтересно. Потому что ты ругаешь его, костеришь, а он в ответ согласно кивает и тут же прямо тебе в глаза с невинным видом выдаёт всё, что думает о тебе и о твоих приказах. И ничего с ним поделать нельзя. Бастинда даже заподозрила, что прикажи она отрубить какому-нибудь Ворчуну голову, тот и перед смертью будет ворчать, что плаха ему досталась неудобная, что топор у палача не наточен, что время для казни выбрано крайне неудачно… А палач, конечно, тоже ворчал бы, что его оторвали от более приятного времяпровождения, что лучше бы колдунья сама попробовала рубить провинившиеся головы, что платят за такую работу слишком мало… А собравшиеся на казнь зрители все как один ворчали бы, что палач какой-то невидный, что погода сегодня для казни неважная, что отрубленную голову плохо видно из задних рядов… А отрубленная голова ворчала бы, что…
Бастинда открыла глаз и села на постели. Приснившийся кошмар был настолько реален, что она даже потрогала свою шею, словно это ей во сне отрубали голову. Она прислушалась. В ночной тишине потрескивали догорающие свечи. Волшебница боялась темноты и всегда спала при свечах.
Наступающий день не сулил ничего хорошего. Невыспавшаяся повелительница бесцельно бродила по дворцу, цепляясь к каждой мелочи и шпыняя недовольных слуг. Слуги в ответ ворчали с удвоенной силой. Страсти накалялись. Чем громче орала Бастинда, тем ворчливее становились слуги. Дворец гудел, как растревоженный улей. Все были недовольны, всем было плохо, хуже всех было Бастинде.
