— А ну отойдите! — яростным, не своим голосом вскрикнул Фалко на братьев, которые так и стояли посреди комнаты, те, как какие-то безвольные тени, под действием ветра, отшатнулись к стене. Туча вжалась в противоположную стену, и видно было, как трепещет, дрожит ее поверхность.
— А-а-а, испугались!!! Есть, значит, и на тебя управа!!! — прохрипел Фалко, размахиваясь.
Из тучи вырвалась тонкая молния — это был судорожный, неточный удар израненного создания, он ударил в стену позади Фалко, но и так его рука было сильно обожжена, сразу почернела.
И вот ларец, а вместе с ним и вся годовая боль, все светлые грезы эльфийского государя, с гудением рассекли воздух, и врезались в тучу — за мгновенье до этого обратились в сияющую сферу — потом все потонуло в грохоте и слепящих вспышках. Фалко почувствовал, что его охватывает пламень, но не знал, куда бежать, чтобы спастись, так как ничего не было видно. Боль была чудовищная, и он не выдержал, закричал.
* * *
А Маэглин бежал по дрожащему, наполненному огненными бликами коридору. Впереди был завал, и он метнулся в соседний коридор, а там, из широкой трещины в потолке обрушился огнепад, буруном на него устремился — сбоку дверь, если бы она была запертой, то Маэглин бы уже обратился в пепел, но дверь оказалась открытой, и он влетел в какой-то пустующий покой — прижимая к груди девочку, покатился по полу — вот из стороны в сторону, ища хоть какой-то выход. Но — это был подземный этаж, и из него выходила только одна дверь, которая вся уже объята была пламенем. Он знал, что должен быть какой-то выход — ведь не могло же все оборваться теперь, когда на руках наконец-то нес он свое счастье, когда, наконец-то, никого поблизости не было… А в голове билось частым, раскаленным пульсом: «Наконец-то, наконец-то счастье! Небо, покажи мне выход! Скорее же!»
Взгляд его все метался из стороны в сторону, но, так как пот заливал глаза, он уже почти ничего не мог видеть; и тут девочка крикнула:
— К аквариуму! Нет иного выхода — хоть этот!
И действительно — у дальней стены стоял метров десяти в длину, и метров двух в высоту аквариум в котором некогда спокойно переплывали, а теперь испуганно метались многоцветные рыбьи стаи, и вот Маэглин уже погрузился в блаженно-прохладную воду, побыл там некоторое время, и, перед тем, как пламень подошел вплотную, еще раз вынырнул, вдохнул воздух…
Теперь и Маэглин и девочки висели вцепившись в водоросли у дна, а совсем рядом с их лицами жадный, плотный племень лизал стекло. Вода становилась все теплее, и жутко было думать (а лучше то было и вовсе не думать), что вынырнуть никак нельзя, что там не воздух, но только пламень. Маэглин устремил взор к девочке, так как за нее волновался — как она то, не мучается ли без воздуха?! (то, что они могут задохнуться и вовсе ему в голову не приходило — слишком уж это жутко было!), а златовласая прижимала к груди чашу, в который были десять пальцев с кольцами. И тут через стекло пролегла белая трещина, затем — побежали матовые полосы, вода возле которых запузырилось. И тут к маэглину метнулась золотая рыбка, на голове которой была маленькая, но яркая, словно несколько сплетенных воедино звезд, корона. Маэглин услышал испуганный голос:
— Что случилось?.. Что ж случилось?.. Ах, беда то какая! Мое королевство гибнет!.. Вы, могучие, спасите меня и моих подданных! Ах, гибнет то все!.. Доченьки, доченьки мои — скорее ко мне! Здесь спасение наше!
И тут вынырнули, стремительно закружились возле них три рыбки — все яркие, одна изумрудная, другая лазурная, третья — янтарная. И все эти рыбки, разными голосками молили о прощении — и так то это жалобно у них выходило! Тут же Маэглин приметил, что вокруг кружит великие множество всяких рыбок, и слышались их стонущие голоса, все молящие о спасении, все стенающие на горькую свою судьбу. На глазах выцветали, изгибались, опадали ко дну безжизненными, бесформенными грудами те водоросли, которые росли ближе к стеклу — и все это королевство десяти метров в длину и трех в высоту, гибло прямо на глазах. И вспомнилось Маэглину, что также гибнет, выжигается Эрегион, тоже огороженный и тоже во сколько то протяжностью… и тоже там носятся и молят о спасении толпы, и тоже рыдания, плач — и теперь метания тех масс, и метания этих рыбок казались ему одинаково значимыми — те же волнения, те же страстные порывы к спасению, бесконечные мольбы…
— О великий, могучий, спаси нас! Молим тебя! — так стенал король рыбок с серебристой короной, даже и не подозревая, что этот некто огромный сам укрылся в их царствии от разгула огненной стихии.
Однако, не найдя у него никакой поддержки, они бросились к златовласой, и слышны были теперь голоса трех ярких рыбок-царевн.
Изумрудная пела:
— Погибнет мой сад
И коньки молодые,
Ах, огненный ад
Сжег глубины родные!
Лазурная пела:
— Не увидеть мне больше светлейший
Образ девы в небесном стекле,
Неба свод — весь в сплетении трещин,
Все падет в раскаленной золе.
Янтарная:
— Ах, мечтании тихих бликов
Уж горят, ах — спасите меня,
Не увидеть родных больше ликов,
Ах, погибну в дыханье огня!
И такие это были жалостливые, пронзительные голоса, что нельзя было их слушать без содрогания, без участия. Но что они могли сделать? Они сами уже задыхались, а вода становилась все более жаркой. Вот еще одна трещина пролегла через стекло, следом и еще несколько. Для рыбок это было бы тоже, что для людей, если бы земля вокруг них покрылась широченными трещинами, а оттуда бы вырвались огненные. Возле стекла вода начинала кипеть, а пламень исступленно бился за этой, готовой в любой мгновенье рухнуть преградой. Тут девочка подвинулась к Маэглину, перехватила его за руку (а другой рукой она придерживала у груди кубок с кольцами) — и взглянула на него так, будто хотела что-то сказать, и он понял: сейчас аквариум лопнет, но, все равно, надо бороться; они ведь пропитаны водою, а, значит, есть еще какое-то время, прежде чем пламень завладеет ими. Надо скорее, из всех сил, бежать к двери — там коридор, а в коридоре то драконов пламень все уже должен был бы выжечь, там одни головешки должны были остаться — там они бы спасенье могли бы найти.
Разом множество трещин разрезали стекло, и даже под водой был слышен его треск — рыбки еще быстрее заметались кругом; плачи, мольбы, пронзительные чувства, стенания, просьбы… а потом ничего этого не стало, так как стекло лопнуло. С бурным потоком воды вылетели они на пол, но тут же Маэглин вскочил на ноги, ну а девочка вцепилась ему в шею, крепко-накрепко к нему прижалась (не выпуская кубка, конечно же). Маэглин знал, что нельзя открывать глаза, так же знал, что у него есть лишь несколько мгновений, до того, как жар сделает его безумцем, — что, ежели он изначально ошибиться и побежит хоть немного против двери, то погибнет его Новая жизнь. Он бросился, и споткнулся обо что-то, перекинувшееся через пол. В ужасе, что теперь то потеряет направление, все-таки вскочил на ноги, вновь бросился и…
Через несколько мгновение, он уже стоял в коридоре, который, под напором драконьего пламени, действительно весь уже выгорел, но из обугленных, черных, уродливых теперь стен обжигал жаром — дышать же было практически невозможно, и, все-таки — это был уже не пламень. И вот Маэглин, исходя паром из тлеющей одежды, бросился дальше и вскоре свернул боковой проход — стремительными рывками взлетел по обугленной лестнице. Вновь открылся пышущий жаром, обугленный коридор; пот заливал Маэглину глаза, он задыхался, чувствовал, что, пройдет еще немного времени, и он повалится без сил. Однако, тут шепнула ему златовласая:
— Впереди окно…
И он, ничего не видя, доверившись только этому голосу, стремительно метнулся вперед, и вылетел через расплавленное окно. Он повалился на изожженную, покрытую вздутыми пластинами поверхность, попал в окружение бордовых зарниц, и орочьих воплей. Вообще, к этому времени, орки окружили дворец со всех сторон, и рвались во все проходы. Хотя эльфов там было еще довольно много, они не могли защитить всех проломов, и орочьи лапы уже топтали те коридоры, уже пробивались из залы в залу… Но у этого окна никого еще не было — орки попросту не приметили его, но вот теперь, когда Маэглин вылетел, и, волнуясь за девочку, громко спросил, как они — пробегавший поблизости здоровенный орчище, услышал его, и, оглушив и без того уже истерзанный воздух, еще и своим воплем, бросился на них. Он замахнулся ятаганом, и разрубил бы их надвое, но тут девочка поднесла к нему кубок Келебримбера, и орк дико взвыл, выронил свое оружие, сам же покатился по земле. Тогда же дворец часть которого была охвачена пламенем, а другая — либо выгорела, либо стояла растрескавшаяся — содрогнулся, от могучего, пришедшего из его глубин толчка. И тогда еще многие его части, вздымая веера искр, ввалились вовнутрь, и тогда же Маэглин, и девочка почувствовали что — это из кузницы пришел удар, и что там происходит сейчас последняя и решительная часть схватки.
