Честно говоря, Миранда сомневалась, что Дамблдор удовлетворился этим объяснением, но внешне профессор Трансфигурации явно решил сделать вид, что инцидент исчерпан. Том был вполне с ней согласен – Дамблдора он сильно недолюбливал и не верил в его простодушие и лукавую улыбку.
С того вечера Миранда еще плотнее засела за книги, чтобы выяснить, что такое Ритуал Призыва и какой магией удалось заколдовать столько человек сразу. За почти полгода, что она провела в этом времени, ничего дельного ей отыскать так и не удалось, но сейчас у нее внезапно появилась зацепка – странные слова Этьена: «В вашей стране о таком не слышали». В библиотеке Хогвартса было несколько стеллажей, посвященных специфическим заклинаниям и магическим практикам иных стран и народностей, и Миранда теперь обреталась поблизости от них. И лишь в конце февраля ей наконец-то улыбнулась удача.
В тот вечер они с Томом вновь находились в коридоре за портретом Эльфриды Клегг. Почему-то в этом коридоре они теперь сидели часто, чуть ли не каждый вечер, и это уже стало для них своеобразным укрытием, о котором не было известно никому, кроме них. В коридоре было несколько дверей, и за всеми, кроме одной, скрывались такие же заброшенные классы, вроде того, где они натолкнулись на боггарта. Одна-единственная дверь – самая последняя в ряду таких же – была надежно заперта, и Том в эти недели был поглощен тем, что пытался отыскать способ ее открыть. На простые заклинания замок не реагировал, на непростые тоже, и Реддл, казалось, с каждым днем воспринимал эту загадку как свой личный вызов. Пока он пытался отомкнуть замок, Миранда сидела неподалеку. Она облюбовала один из заброшенных классов, прибралась в нем, очистила от пыли, убрала разрушенную мебель, трансфигурировала себе целые парту, стул, лампу и теперь таскала сюда книги из библиотеки, отыскивая любые упоминания о магии времени и о заклятиях, сходных по действию с «Империусом».
Февраль пробежал быстро. Это был очень странный месяц – на редкость мирный и спокойный во всем, что касалось общения с Томом. Целые вечера они теперь проводили в потайном коридоре, занятые каждый своим делом. Временами один из них делал перерыв и выходил проверить, как дела у второго. Нередко такая проверка заканчивалась страстными поцелуями в коридоре или в классе, после чего они возвращались к своим делам. Иногда они обменивались мнениями, где стоило бы еще поискать информацию, но больше занимались каждый своим.
Несмотря на такое разделение, Миранда все равно весь месяц ощущала странное единение с этим человеком. Он сводил ее с ума, от его поцелуев и объятий в ее голове становилось горячо, темно и пусто, во время каждого разговора ее сердце по-прежнему трепетало от ожидания чего-то необычного, непредсказуемого. Каждый раз, находясь рядом с Томом, она ощущала себя, как на действующем вулкане, но еще… Странно было испытывать эти два ощущения одновременно, но в то же время ей было, как никогда, комфортно и спокойно рядом с ним. Она никогда не знала, какой поворот примет их общение в следующий раз, но в то же время она… чувствовала себя защищенной рядом с ним, словно точно знала, что никакие враги не посмеют приблизиться к ней, пока Том рядом. Временами голос разума в ее голове принимался в панике вопить, что она спятила, раз из всех людей именно лорд Волдеморт дарил ей подобное ощущение безопасности, однако за последний месяц этот голос стал куда тише и неотчетливее.
Нет, холодная рациональность не покинула ее полностью, и Миранда вполне отдавала себе отчет в происходящем. Находясь весь этот месяц в непосредственной близости от Реддла, общаясь с ним, она все больше открывала для себя, каким человеком будущий лорд Волдеморт был на самом деле. В эти последние зимние недели он не делал новых откровений, не посвящал ее в свои планы, она больше не присутствовала на его встречах со слизеринцами – но мелочей, которые она видела, подмечала, было достаточно, чтобы делать новые выводы о личности Тома. Он куда сильнее отличался от обычных подростков семнадцати-восемнадцати лет. Чем больше времени Миранда проводила рядом с ним, тем больше убеждалась, насколько чужды ему были привычные человеческие эмоции. У Реддла не было друзей и близких в привычном понимании слова, и Миранда все сильнее крепла во мнении, что они попросту не были ему нужны. Этот человек чувствовал себя совершенно комфортно в одиночестве, он был абсолютно самодостаточен и не нуждался в компании.
То же самое касалось и любви. Разумеется, точного подтверждения у нее не было, и Реддл не давал ей ни одной подсказки, но Миранде казалось, что такой человек, как он, в принципе не мог любить, как все обычные люди. Просто не был способен и не видел смысла в этом чувстве.
Эти мысли приносили ей самую настоящую боль – однако Миранде хватало сознательности и смелости признаться самой себе, что и она не станет для него той, кем, например, стала ее мать для ее отца. Да, сама Миранда была уже по-настоящему влюблена в Тома, и это чувство захватило ее с головой и несло вперед, как бурный горный поток, и она уже не могла самостоятельно выбраться на сушу. Но несмотря на розовые очки, присущие всем влюбленным, разум упорно твердил ей, что нельзя заниматься самообманом. Реддл никогда не полюбит ее по-настоящему, ему это попросту не нужно.
Вероятно, эти мысли не покидали ее исключительно потому, что Миранда хорошо знала, кем станет Реддл в будущем. Не родись она через сорок лет, будь она девушкой из 1940-х годов – и она бы тешила себя иллюзиями, что Том влюблен в нее так же, как она в него. Но Миранде была известна правда, было известно, на что Реддл окажется способен – и это знание отрезвляло ее не хуже ледяного душа, не позволяя забыться в сказочных мечтах.
Конечно, она начала занимать в его мире какое-то свое место. Из случайных признаний, что делал ей Том, когда самообладание ему отказывало – на балу или после повторного нападения людей Гриндевальда – можно было сказать, что Миранде все же удалось подобраться к его сердцу куда ближе, чем всем девушкам до нее. В определенном смысле он даже доверял ей – ведь она знала о его истинной сущности гораздо больше, чем друзья-слизеринцы или профессор Дамблдор. И даже то, что Том начал столько времени проводить с ней, что они постоянно проводили вечера вместе в том коридоре, говорило само за себя – ему хотелось, чтобы она была рядом. Но какова была истинная природа этих чувств, как вообще можно охарактеризовать их отношения? Несмотря на то, что они явно перешагнули грань деловых, у Миранды бы язык не повернулся сказать, что они с Томом встречаются. На людях они вели себя так же, как и всегда, и Миранда видела, что Том намеренно не выставляет их отношения напоказ. На уроках, в библиотеке, или когда их пути пересекались в коридорах, он всегда был с ней вежлив, корректен, иногда насмешлив, и ни жестом, ни словом не показывал, что она для него хоть что-то значит. Но стоило им остаться наедине в коридоре Эльфриды – и с него точно спадала маска, он становился куда более открытым, а уж когда он целовал ее…
Она ничего не требовала от него, зная, что это бесполезно, и не находила в себе сил прекратить это безумие. Но к чему эти отношения в результате приведут? Судя по тому, в кого превратится Том Реддл в будущем – ни к чему хорошему. Когда он решит, что Миранда для него только помеха, и все же захочет избавиться от нее окончательно?
Мерлин, как это глупо – позволить себе впасть в зависимость от такого человека, не суметь совладать со своим желанием видеть его, быть рядом с ним, закрыть глаза на то, кто он есть, и самостоятельно рыть себе могилу…
Я не хочу об этом думать. Никогда в жизни я не была так счастлива, только сейчас я ощущаю себя по-настоящему живой. И если причиной этого счастья стал не кто иной, как лорд Волдеморт, пусть будет так.
Все равно это не продлится долго.
***
Удача улыбнулась ей в самом конце февраля, когда Миранда добралась до книг, посвященных ритуалам и чарам африканского континента. Талмуд, который она взяла в библиотеке этим вечером, оказался просто необъятным, и к десяти часам Миранда уже начала клевать носом, когда вдруг ее внимание привлек рисунок человека с совершенно бессмысленным, безразличным лицом. Она встрепенулась, внимательно вчиталась, а через полчаса выскочила из класса с громким возгласом: