Поттер послушался и закусил губу, когда Драко осторожно попытался перевязать его предплечье куском ткани, за минуту до этого оторванным от белоснежной шелковой рубашки.
«Спасая этого недоумка, ты замерзнешь насмерть, - нашептывал здравый смысл, когда Драко снял пальто и отрывал лоскут от своей рубашки. - Представляешь, кому-то рождественский подарочек - на завтра здесь будет два хладных трупика». Малфой улыбнулся: он еще не утратил способность шутить, значит, все будет нормально. Но через пару минут юноша стал чувствовать, что не может унять дрожь, прекрасно понимая, что это не от холода, а от того, что он очень нежно сжимает руку Гарри в своей.
- Пойдем, Гарри… - нерешительно сказал Драко, поразившись тому, что он впервые назвал своего недруга по имени, и тому, как странно звучит почему-то его собственный голос.
Но черноволосый мальчик прошептал:
- Еще чуть-чуть, пожалуйста…
Блондин почувствовал неладное:
- Ты что-то скрываешь от меня? Что такое?
Не получив ответа, Малфой легонько потянул гриффиндорца за плечо, и это вызвало новый стон.
- Гарри… что?.. - Драко поперхнулся, увидев слезы в глазах за стеклами очков, и вдруг его словно озарила догадка. Мгновенно, но стараясь как можно аккуратнее, парень стащил с Поттера свитер. И замер.
* * *
«Наверное, эта рубашка была когда-то белой», - думал Малфой, неся Гарри на руках. Это не было так легко, как казалось поначалу: Поттер определенно не походил на пушинку, особенно, если эту «пушинку» не опускать с рук уже в течение получаса. Но почему-то это было необъяснимо приятно. Гриффиндорец, обмотанный пальто Драко, обнимал бывшего недруга за шею и, похоже, время от времени терял сознание, потому что руки сползали, а потом, приходя в себя, Гарри снова сцеплял их на затылке блондина. Голова Поттера лежала у Драко на груди, а черные волосы трепал холодный ветер. На неестественно бледном лице почти не выделялись когда-то красные, а сейчас совершенно белые, бескровные губы. Обратив внимание, что они приобретают едва заметный голубоватый оттенок, Малфой ускорил шаг, пытаясь сохранять спокойствие и не впадать в панику, несмотря на то, что из полуоткрытых губ Гарри дыхание вырывалось все слабее и слабее. Драко на чем свет стоит продолжал про себя ругать Поттера, лишь бы не дать прорваться крику и непрошенным слезам. И снова в голове звенела одна-единственная мысль: «Только не умирай!..». И Драко ни на мгновение не задумывался над тем, чтоб оправдать хотя бы в собственных глазах свое нежелание видеть Поттера не только мертвым, но и даже страдающим.
Когда он снял с Гарри свитер, кто-то будто выключил вокруг все звуки. Остался только вздох Гарри и вскрик самого Малфоя. Он в первые мгновения не сообразил, почему рубашка Поттера покрыта какими-то странными разводами. В голове еще мелькнула мысль: «Откуда он мог ее взять?». Даже прикоснувшись и почувствовав под пальцами что-то горячее и мокрое, юноша все еще ничего не понял. Только поднеся руку к лицу и с удивлением рассматривая свои пальцы, вымазанные чем-то красным, Драко осознал, что он принял за замысловатый рисунок. Рубашка Поттера вся была пропитана кровью.
- Т… твою мать! - только и смог произнести Малфой, видя, как Гарри, превозмогая боль, делает тщетные попытки улыбнуться ему. Слава Мерлину, и сейчас слизеринского принца не подвело обычное хладнокровие. Простонав: «Поттер, ну неужели ты не мог сразу применить самолечащее заклинание?! Или обязательно было ждать, пока из тебя вытечет вся кровь, до последней капли?», Малфой стянул с себя рубашку и, порвав ее на бинты, легкими прикосновениями попытался остановить кровь, хлеставшую из ран на груди Гарри.
- Против заклятия, которое на меня наложили, не действует почти ничего… - прошептал Поттер, - но я сделал кое-что, чтобы раны не раскрывались, а Снейп через неделю даст мне зелье. Но, наверное, этого недостаточно - как видишь, тебе все же не стоило меня трогать… - Гарри снова старался улыбнуться, но у него вышло лишь подобие улыбки, и мальчик опустил голову, надеясь спрятать катившиеся по лицу слезы. Но Драко все равно увидел и, удивляясь своим действиям, протянул руку и осторожно стер их с щек гриффиндорца. Гарри изумленно поднял голову, и Малфой снова на мгновение потерялся под взглядом лучистых глаз. А потом, словно очнувшись, отдернул руку, и язвительно сказал:
- Я сейчас ничего не буду говорить об уровне твоего интеллекта, - и чуть мягче:
- Только скажи, ты сможешь идти?
Гарри попытался подняться, но не смог.
- Ты не обязан этого делать, Малфой. Позови кого-нибудь из гриффиндорцев, они вон там, - и он кивнул на светящий вдали окнами дом.
«Ну уж нет, - подумал Драко. - Знаю я твоих гриффиндорцев: они сначала делают, а только потом до них доходит, что надо было сперва подумать. Вон Уизли первым же по пьяни применит какое-нибудь заклятие, после которого вообще на ноги не встанешь», - и Малфой, молча обмотав Гарри сначала его курткой, а потом укрыв своим пальто, осторожно поднял мальчика на руки. Гриффиндорец вздрогнул, напрягся, но потом нерешительно обнял Драко за плечи, и так и замер.
* * *
Всю дорогу к больничному крылу Драко переполняло какое-то странное чувство. «Может, такое появляется, когда спасаешь кого-то? - думал парень. - Может, именно из-за него Поттер и стал Героем-Избавителем?». Да, наверное. Но гораздо в большей мере это чувство вызывали пока еще теплые, но с каждой минутой холодеющие пальчики Гарри на шее Драко. У Малфоя появилось ощущение, что он несет на руках ребенка, которого нужно защищать и оберегать ото всех бед.
Почти осязаемое тепло распространялось от тела Гарри и передавалось Малфою, согревая его так, словно и не было этого пронизывающего ветра и мороза на улице, а на Драко была одета не одна только тонкая майка - свой свитер он тоже отдал этому ходячему несчастью.
В палате так не хотелось отпускать Гарри, что мадам Помфри даже поторопила Драко:
- Быстрее, мистер Малфой, ему срочно нужна помощь, бедный мальчик потерял слишком много крови. Спасибо, что доставили его сюда. Еще пару часов промедления - и его уже невозможно было бы спасти.
Не слушая причитаний колдомедика по поводу того, «...как только директор позволил мальчику подняться!», Драко опустил Гарри на кровать, но все еще не выпускал его руки из своих.
- Простите, мистер Малфой, но вам придется уйти, - мягким, но не терпящим возражений тоном сказала мадам Помфри.
- Да, да… - проговорил Малфой, а потом наклонился к Гарри и шепнул, собственно, сомневаясь даже, что гриффиндорец его слышит:
- А ты все-таки полный дурак, Поттер. И это еще не все, что я хотел бы тебе сказать!
Веки мальчика дрогнули и, приоткрыв глаза, он прошептал:
- Да, я знаю, я дурак. Потому что пошел в Хогсмид из-за тебя, Малфой…
- Мистер Малфой! Уходите немедленно, или я вынуждена буду забыть о вашем благородном поступке и попросить увести вас отсюда насильно!
* * *
До самого вечера Драко не мог выкинуть из головы то, что сказал Гарри, а ночью слизеринцу стало плохо. Почувствовав внезапную слабость, он буквально упал на кровать. Заснуть так и не удалось, хотя глаза и закрывались. Ужасно болела голова, настолько, что больно было даже смотреть. Несмотря на теплое одеяло, юноша никак не мог согреться. Он и не понял, что у него жар, что, видимо, сказывалось хождение на морозе в одной майке.
На утро, прометавшись без сна всю ночь, Драко не смог дойти до душа - покачнулся и упал, не сделав и двух шагов.
Постучав в дверь и не получив ответа, в комнату заглянул Винсент Крэбб, и замер, увидев своего товарища лежащим на полу.
- Драко… - нерешительно позвал он, но тот не ответил.
Крэбб тихонько вошел и прикрыл за собой дверь. Подошел и наклонился над блондином, пытаясь понять, что с ним, потом присел рядом и легонько провел рукой от груди до бедра Драко. Находясь все время рядом с Малфоем, слизеринец никогда не мог позволить себе такого: приятель, как его называл Крэбб, всегда оставался недосягаемым Серебряным Принцем. Им можно было только любоваться, а ведь столько раз Винсент просыпался среди ночи оттого, что ему снился Драко - не тот недоступный, холодный аристократ, а другой - нежный, тающий под жаркими ласками…
Видения, как картинки, мелькали в подсознании Крэбба, и он не способен был оторвать взгляд от распростертой перед ним беззащитной фигуры.
Винс не услышал, как отворилась дверь за его спиной, хотя, наверное, не услышал бы и грохот от Бамбарды Максима. Он заметил присутствие другого человека, только когда Грегори Гойл опустился на колени с другой стороны от лежащего Малфоя. В глазах Гойла Винсент увидел будто отражение собственных чувств, мыслей и желаний, кипевших в его душе.
- Я закрыл двери заклинанием, - прошептал Грегори. - Потом применим к нему Обливиэйт…
…Словно боясь не успеть, Грегори и Винсент торопливыми движениями раздевали Драко, не обращая внимания на то, что он даже не оказывал сопротивления, находясь в полуобморочном состоянии. Его тело горело, и это еще больше подстегивало их. Он был для слизеринцев всего лишь очень красивой игрушкой, в которой им так долго отказывали, вещью, которую можно было использовать и выкинуть.
