— Я серьезно, Гарольд. Вы разобрались в посылке жреца?
— Угу. Магия у них — пальчики оближешь! Правда, в схватке с Темным Лордом эти артефакты мне не помогут.
Северус разочаровано покачал головой.
— Но есть очень важная деталь. Воспользоваться этими артефактами можно и нужно для поиска хоркруксов Лорда. Но работать они начнут только тогда, когда Лорд потеряет телесную оболочку. Иначе говоря, я должен его убить, и тогда откроется возможность разыскать оставшиеся осколки его души.
— Как вы это объясняете?
— Пока никак, я э–э–э… собственно хотел посоветоваться с вами.
— Можно предположить, что при потере тела хозяином хоркруксов они переходят из режима ожидания в режим активного поиска будущего носителя. И вследствие этого начинают оставлять магические следы, которые можно обнаружить вашими индийскими сувенирами.
— Прекрасно! Надо просто прикончить Лорда. Я готов!
— Не так просто. Если вы не успеете засечь все хоркруксы, а один из них сработает, то оставшиеся опять уснут. Обнаружить их будет нельзя. А носителя хоркрукса разыскать и вовсе будет невозможно до тех пор, пока Лорд не начнет действовать вновь. А ведь он может нанести удар первым. В спину.
— Чччерт!
— И еще одно. Лорд знает о своих хоркруксах все. Он понимает угрозу. Я уверен, что один из хоркруксов расположен вплотную к будущему носителю. Это очень опасно. Тем более, что Лорд наверняка избрал жертвой человека, на которого не подумают никогда. И которому безоговорочно доверяют, или не воспринимают всерьез!
— То есть от Северуса Снейпа и Аластора Хмури до Колина Криви и мадам Помфри?
— Именно!
— Плохо…
— Ладно, надо подумать. Но мне сейчас надо привести Драко в чувство.
— А он давно очнулся. Я ощутил шевеление мыслей в его сознании еще три минуты назад.
— Драко. Ты слышишь? Почему ты притворяешься?
Блондин открыл глаза и с упреком посмотрел на Северуса.
— Я надеялся, что после обсуждения вопросов глобальной стратегии, мой крестный догадается прикрыть меня одеялом, чтобы я не сверкал яйцами перед двумя выдающимися деятелями магического сообщества!
Гарольд быстро выскочил из спальни. Северус и Драко услышали из коридора приглушенный хохот.
Гарольд в сопровождении Снейпа появился в больничном крыле после обеда. Предупрежденная профессором Макгонагал мадам Помфри лишь негодующе зыркнула на зельевара и молча пошла в свой кабинет.
— Она спит? — окликнул ее Гарольд.
— Я все сделала, как меня просили, — сухо ответила Помона и скрылась за дверью.
Гарольд остановился у кровати, на которой лежала Гермиона. Девушка спала. Ее каштановые волосы свободно разметались по подушке. Ровное дыхание легко вздымало грудь под тонким одеялом, а выражение лица было спокойным и умиротворенным.
Юный маг почувствовал себя очень неловко. Гермиона была перед ним виновата. Это бесспорно. Но ведь она и сама подверглась серьезной опасности. В конечном итоге затея с двойной ментальностью была именного его, так что обвинять ее — это все равно, что винить малыша, который побежал за мячиком и попал под машину. Кто виноват? Малыш? Мячик? Или тот придурок, который привел его играть рядом с дорогой и оставил без присмотра? Тут и говорить нечего. У кого выше уровень познаний в магии, у того и выше уровень социальной ответственности. Гарольд покосился на Снейпа. Это его слова. Все учит меня. И правильно. Дураков учить надо. Надо было тогда вести себя осторожнее. Набрал магических лошадиных сил, что твой паровоз. Хогвартс–экспресс, блин! Ладно, надо сосредоточиться.
Ну надо же. Еще полгода назад и в страшном сне не могло присниться, что буду ментально общаться со своим хоркруксом. Жесть! Сейчас он мне врежет. За обман, за предательство. Лысый Мерлин! Залезть бы под кровать и пусть Снейп сам разбирается. Он умный, вот пусть и пыхтит. А я дурак, мне и под кроватью хорошо.
Снейп перехватил взгляд Гарольда, устремленный под кровать, выхватил палочку и быстро наклонился, заглядывая под нее. Под кроватью никого не оказалось. И не удивительно — юный маг еще не залез под нее. Зельевар вопросительно посмотрел на Гарольда. Тот сморщился — не стоит обращать на него внимание. Северус пожал плечами и взглядом показал, что ждет дальнейших действий. Поттер обреченно присел на стул у изголовья Гермионы и закрыл глаза.
Девушка спала. Ее сознание было укрыто покровами сна, как слоем ваты. В памяти царил полный порядок, как в ухоженной библиотеке. Все было на своих местах. Никакой сумятицы и хаоса. Странно. Это свидетельствовало о том, что в душе девушки и в ее мыслях царит полный комфорт. Этого не могло быть. Этого просто не могло быть. Дальше. Гарольд осторожно скользнул в подсознание. А здесь помойка была та еще. Пробираясь, продвигаясь и протискиваясь по подсознанию Гермионы, Гарольд на ощупь находил фрагменты стертой памяти и собирал их для восстановления. На границе сознания и подсознания еще можно было что–то «разглядеть». Этим термином Гарольд называл свои ощущения, когда мысли визави были, как на ладони. Но по мере погружения в глубину подсознания девушки, рассматривать становилось все сложнее, и вскоре он двигался уже наощупь. Наконец, его ощущения уперлись в твердый и прочный барьер. Гарольд понял, что он у цели. Ментальный щит такой жесткости мог принадлежать только хоркруксу. Преодолеть его было нельзя. Странно, что он вообще смог сюда добраться.
Теперь можно попробовать пообщаться с ментальностью хоркрукса. С его второй ментальностью. С Гарри.
— Гарри, — тихонько позвал Гарольд.
— А, это ты дружище! Здорово! А я думаю, кто это по подсознанию Герми шастает. Нашел способ навестить меня?
— Как ты? — выдавил из себя Гарольд. Он ничего не понимал. Уж не розыгрыш ли это? Или того хуже — ловушка.
— Да ничего. Странно ощущать себя без тела. Я ведь теперь тела не чувствую. Я могу смотреть глазами Герми, когда она разрешает. Могу слушать ее ушами, когда она позволяет. Если честно, то могу, когда она и не разрешает. Но зачем мне ее огорчать. Я ее люблю.
Баммзз! Стукнуло в голове у Гарольда. Что происходит. Почему Гарри так миролюбив. И вообще, умиротворен и доволен! Влюблен или любит? А я вот еще никого по–настоящему не любил. А теперь, когда душа разорвана, так, может уже и не полюблю. Вон Лорд — никого не любил и не любит. А первый хоркрукс он создал примерно в те же годы, что и я!
Ужас и безысходность захлестнули Гарольда, да так, что его чуть не выбросило из подсознания Гермионы. Огромным магическим усилием он удержался у щита хоркрукса. Надо разобраться. Потом будем переживать и лить слезы над разбитой тарелкой души. Гарольд пришел в себя, но был сильно потрясен. Разрыв души не чувствовался физически, и до сего момента ситуация осознавалась умозрительно. Но столкнувшись со своим хоркруксом, он вдруг осознал произошедшее, и первый приступ отчаяния посетил его. Гарольд опасался, что это только начало. Впрочем, Гарри–то любит! Любит!!! Что это значит? Может душа раскололась неровно и в хоркрукс попал гораздо больший осколок, чем осталось ему самому? Проклятье! Сопли пока побоку.
— Ты ее любишь? Как это? Объясни.
— Объяснить… как можно объяснить тепло солнечного света на щеке? Как объяснить удовольствие от журчания ручья в знойный день? Я люблю и все.
— Мда… ладно, оставим это. Я рад за тебя, дружище.
— Ты не ревнуешь?
— Я? — разговор явно сворачивал в сторону психиатрической клиники Мунго. Сейчас построимся и с песнями пойдем к колдомедику–психиатру.
— Ну да, тебе ведь нравилась Гермиона. Ты просто боялся признаться себе в своих чувствах. А я теперь не боюсь.
Гарольд припомнил, что в ментальности Гарри имелся некомплект воспоминаний о Джинни. Видимо этот некомплект и сыграл решающую роль в сердечных предпочтениях его младшей ментальности. Стоп! «Я могу смотреть глазами Герми, когда она разрешает. Могу слушать ее ушами, когда она позволяет». Кретин! Получается, Гарри находится в полном ментальном контакте с Герми, тьфу, с Гермионой?
— Вы разговариваете с Герми…оной?
— Да. Она мне все рассказала. Про тебя. Про меня. Про ее ошибку. Она очень обрадовалась, когда я сказал, что не сержусь. А потом я сказал, что люблю ее. Она была так рада и смущена. Она сказала, что теперь она самая счастливая девушка в мире. Мы много разговариваем. Она даже не высыпается слегка. Но теперь я придумал для себя некое подобие сна, и она спит подольше.
Блин, как все скверно! Как прервать словесный поток этого влюбленного мальчишки? И ведь надо его уговорить не рассказывать ничего Гермионе. Иначе последствия будут непредсказуемыми. Хотя нет. Расскажет. Даже если пообещает, что не расскажет — все равно расскажет. Влюблен — значит, болен. Вспомнилось откуда–то.