На эдакую громадину под тяжким гнетом посмотреть, конечно, стоило. Его изображения вы могли видеть на первых картах мира, в его честь их назвали атласами. Да и воды к западу от него тоже до сих пор именуются Атлантическим океаном.
– Прощения прошу, – сказал Геракл. – Принес приветы от брата твоего Прометея.
– Ха! – крякнул Атлант. – От дурака этого. Выучил горький урок, что дружить с Зевсом даже опаснее, чем враждовать с ним.
– Он сказал, что ты мог бы помочь мне добыть золотые яблоки из сада Гесперид.
– Сам добывай – поглядим, что у тебя получится.
– Там был дракон, но я его убил.
– Ух, ну и ловок же ты. А чего ж яблок не набрал заодно?
– Когда б ни потянулся я за ними, они исчезают.
– Ха! Это все Геспериды. Их видно только по вечерам. Они мои подруги. Приходят поболтать. Обмывают мне лоб, когда по вечерам жарко. С чего же помогать тебе воровать у них? А ты мне что взамен?
Геракл объяснил суть своего похода.
– Понимаешь, если не вернусь в Тиринф с этими яблоками к моему родственнику Эврисфею, не отмыться мне вовек от своего ужасного преступления. Поэтому твоя помощь – громаднейшая ценность. Но и я могу кое-что для тебя сделать. Не одно поколение сменилось, пока ты стонал под грузом небес. Я бы освободил тебя от этого бремени, пока ты ходишь за яблоками. Я получу то, что мне надо, а ты – блаженную передышку: небеса какое-то время не будут давить на тебя.
– Ты? Удержишь небеса? Да ты же смертный. Мускулистый, спору нет, – добавил он, оглядывая Геракла с головы до пят.
– О, сил мне хватит, я уверен.
Атлант поразмыслил.
– Ну хорошо. Если считаешь, что удержишь небеса и они тебя не раздавят, вставай рядом, давай попробуем.
За свою жизнь Геракл совершил множество подвигов сверхчеловеческой силы, но с этим ничто и близко не стояло. Когда Атлант передал небо на плечи Гераклу, у того подкосились ноги и он едва удержал равновесие.
– Ради всего небесного, дядя, ты калекой остаться хочешь? На ноги вес принимай, а не на спину. Ты про поднятие тяжестей вообще ничего не знаешь, что ли?
Геракл сделал, как велено, – перенес невероятное напряжение на бедра.
– Все путем, – просипел он. – Все путем!
– Неплохо, – сказал Атлант. Выпрямился, выгнул спину. – И думать не смел, что еще хоть раз постою во весь рост. Тебе все яблоки?
– «Принеси мне… яблоки… Гесперид…» – вот что мне… приказали… – проговорил Геракл. – Да… видимо… все…
– А дракон сдох?
– Дохлее некуда.
– Ага. Отлично. Одна нога здесь, другая там.
Атлант удалился, Геракл сосредоточился на дыхании. Что бы ни случилось, говорил он себе, я смогу рассказывать детям, как однажды держал небо на плечах. Когда он думал о детях, на уме у него были не бесчисленные сыновья и дочери, которых он зачал по всему свету за долгие годы, а лишь те двое, кого он убил под чарами Геры. Небо на плечах, размышлял Геракл, ничто по сравнению с бременем крови собственных детей на руках.
Что-то Атлант не торопится.
Низко над головой Геракла пролетел Гелиос и исчез в багрянце своего западного дворца.
Наконец Атлант объявился с корзиной, доверху набитой золотыми яблоками.
– Спасибо тебе, Атлант! Спасибо большое. Доброе дело ты сделал.
– Не за что, – ответил Атлант, и в глазах мелькнуло лукавство. – Помощь – в радость. Более того, я тебе еще больше помогу – отнесу в Тиринф эти яблоки и отдам их твоему родственнику Эврисфею вместо тебя. Вообще никаких хлопот…
Наш герой отчетливо понял, что у титана на уме. Но Геракл, как мы уже успели заметить, пусть и не самый изощренный человек на свете, дураком все же не был. В поступках своих он предпочитал прямоту и незатейливость, однако за годы накрепко усвоил, что притворство и хитрость иногда оказываются оружием помощнее честной силы и простой отваги.
– Правда? – переспросил он с великим воодушевлением. – Чудеснейше мило с твоей стороны было б. Но ты же вернешься?
– Конечно-конечно, – заверил его Атлант. – Отнесу яблоки Эврисфею и сразу назад – даже и ночки одной во дворце не задержусь. Идет?
– Вот уж не знаю, как тебя и благодарить-то! Но пока ты не ушел – мне нужно подложить что-нибудь на шею… Может, примешь вес еще разок, а я сложу плащ и закину себе на плечи?
– Да и впрямь же натереть плечи может, верно? – согласился Атлант, бодро освобождая Геракла от бремени. – Даже у моих мозолей мозоли возникли… Погоди! Ты куда? Вернись! Предатель! Жулик! Врун! Я тебя порешу! Порву в клочки тебя! Я… я…
Прошла целая ночь, а за нею день, и лишь тогда перестали долетать до Геракла рев, вой и проклятья титана. Много лет спустя, когда дни богов подошли к концу, Зевс смилостивился и превратил Атланта в горы, что носят его имя и поныне. До сих пор подпирают они марокканское небо.
Эврисфей знал, что яблоки ему оставить себе не дадут. Жрицы Геры и Афины настояли на их возвращении. Все плоды оставили на ночь в храме Афины, и наутро их уже не было. Афина лично вернула их в сад Гесперид.
Но желанные людям золотые яблоки из истории человечества не исчезли.
Тем временем на устах Эврисфея возникла неприятная улыбка: он задумался, какую двенадцатую – последнюю – задачу поставить. Двенадцатую и очень последнюю.
– Доставь мне… дай подумать… да. Доставь мне…
Эврисфей насладился напряженной тишиной, воцарившейся среди придворных, и все тянул и тянул драматическую паузу.
– Доставь мне… – повторил он, разглядывая свои ногти, – доставь мне Кербера.
Придворные охнули громче любых его ожиданий.
Но, будьте покойны, Геракл испортил этот праздник.
– О, Кербера? – спросил он, и если б добавил: «И все?», еще пуще размочить драму грандиозного объявления Эврисфея ему бы вряд ли удалось. – Ладно. Своим ходом или на поводке?
– Сгодится в любом виде! – рявкнул Эврисфей. А затем, сухо кивнув, добавил: – Прочь с глаз моих.
По правде говоря, беззаботность Геракла была напускной. Геракл услышал, чего от него хочет Эврисфей, и сердце у него екнуло и заколотилось о ребра, как хорек в клетке. Кербер, адская гончая, – еще одна гротескная гадость, порожденная союзом Тифона и Ехидны. Геракл уже убил сестру Кербера гидру и братцев Орфа и Ладона. Возможно, Кербер об этом не знал. Быть может, эти чудища к своим родственникам никакого обожания не питали. Геракл не сомневался, что усмирить дикого трехглавого пса ему по силам, но вот вытащить его из царства Аида – совсем другое дело. Царь мертвых возведет перед Гераклом непреодолимые преграды.
Пока Геракл брел прочь от Эврисфеева дворца, в голове у героя складывался план. Чтобы в целости и сохранности убраться из загробного мира вместе с Кербером, Аида нужно будет умаслить. Кратчайший путь к тому, что можно было бы счесть у Аида сердцем, – через его жену ПЕРСЕФОНУ. По шесть месяцев в году она царствовала в загробном мире вместе с ним. В посюстороннем мире ее мать Деметра, богиня плодородия, оплакивала утрату возлюбленной дочери, и все растительное и животное, за что отвечала Деметра и чем одаривала мир, постепенно усыхало до осенней погибели и бесплодного холода зимы. Затем, проведя полгода под землей, Персефона восходила из мира мертвых, и повсюду расцветала весна, а следом наступало изобильное, плодородное, урожайное лето, пока Персефоне не приходила пора возвращаться в подземный мир, и круг замыкался.
Со временем греки научились праздновать этот годичный ритм смерти и обновления ритуалом Элевсинских таинств, церемониальным спектаклем о похищении Персефоны Аидом и ее нисхождении в его царство, об отчаянных поисках дочери, предпринятых Деметрой, и о ее возвращении в верхний мир. Геракл подумал, что, если он пройдет инициацию в Элевсинских таинствах, это расположит к нему Царицу загробного мира, а через нее, быть может, удастся добиться позволения Аида вывести его любимую зверушку на свет дня.
Жрецы, жрицы и иерофанты Элевсина во главе с Эвмолпом, основателем этого празднования, удовлетворили просьбу Геракла и посвятили его в таинства культа цветения, смерти и обновления[81].
Затем Геракл подался к мысу Тенарон на Пелопоннесе – на самую южную точку всей Греции[82], там находилась пещера со входом в подземный мир. У той пещеры его ждал верховный психопомп, главный проводник умерших душ – сам Гермес; он предложил составить Гераклу компанию. Никто не знал путей среди гротов, проходов, галерей и залов Аида лучше Гермеса.
Как раз по дороге к тронному залу Аида и Персефоны Геракл наткнулся на своего дальнего брата Тесея, прикованного к трону забвения рядом с другом ПИРИФОЕМ. В отличие от прочих призрачных теней, что витали вокруг, эти двое ни духами, ни бесплотными призраками не были – оставались живыми людьми. Лишенные дара речи заклятьем Персефоны, накрепко окольцованные двумя громадными змеями, Тесей и Пирифой тянули руки в безмолвной мольбе. Геракл освободил Тесея, и тот подался к свету дня, лепеча слова благодарности, но когда Геракл взялся освобождать Пирифоя, земля под ним содрогнулась. Преступление Пирифоя, как ни крути, – попытка похитить саму Персефону, а это для прощения уже чересчур[83].
