Пару раз я так напугался, что чуть все не выболтал. Но чем больше вопросов они задавали (где я был, когда получил удар по голове? Видел ли я кого-то, говорил ли с кем-то, пока спускался вниз?), тем яснее становилось — они вообще не знают, что со мной было: ни в каком я был зале, когда взорвалась бомба, ни как я выбрался из здания.
У них был план здания, но комнаты на нем были пронумерованы, а не подписаны — Галерея 19А и Галерея 19В — лабиринты из букв и цифр до числа 27.
— Ты здесь был, когда раздался первый взрыв? — спросил Рэй, тыча в план. — Или здесь?
— Не знаю.
— Подумай, не спеши.
— Я не знаю, — повторил я немного истерично.
Схема выглядела как-то путано, компьютерно — будто рисунок из видеоигры или реконструкция гитлеровского бункера, которую я как-то видел на канале «История», я в ней, если честно, ничего не понимал, да и помнил музей совсем по-другому.
Он ткнул в другое место.
— Вот этот квадрат, — сказал он, — Вот здесь были картины. Понимаю, все комнаты похожи друг на друга, но, может, ты помнишь, как далеко ты был от этого места?
Я с отчаянием глядел на схему и ничего не отвечал. (Отчасти план казался мне таким незнакомым потому, что на нем была изображена та часть здания, где нашли тело мамы — очень далеко от того места, где я был, когда взорвалась бомба, — хоть это я понял гораздо позже.)
— И ты никого не видел, когда выходил? — ободряюще повторил Моррис то, что я им уже и так сказал.
Я покачал головой.
— И ничего не помнишь?
— Ну, помню — накрытые трупы. Оборудование везде валялось.
— И с места взрыва никто не уходил? Не входил?
— Я никого не видел, — упрямо повторил я. Это мы уже проходили.
— И ты не видел ни спасателей, ни пожарных?
— Нет.
— Тогда, похоже, мы установили, что как раз, когда ты очнулся, им велели покинуть здание. Выходит, с момента взрыва прошло где-то от сорока минут до полутора часов. Как думаешь, похоже на правду?
Я вяло пожал плечами.
— Это да или нет?
Глядя в пол:
— Не знаю.
— Что — не знаешь?
— Не знаю, — снова сказал я, и наступила такая затяжная и неуютная тишина, что я даже боялся — вот-вот разревусь.
— А второй взрыв ты слышал?
— Простите, что перебиваю, — сказал мистер Биман, — но это действительно так необходимо?
Задававший мне вопросы Рэй обернулся к нему:
— Что, простите?
— Мне не слишком ясно, зачем заставлять его снова все это переживать.
Моррис сказал — старательно нейтральным тоном:
— Мы расследуем преступление. Наша работа — выяснить, что там произошло.
— Да, но есть же у вас какие-то другие способы для таких проверок. Я-то думал, что там все везде утыкано камерами.
— Само собой, — ответил Рэй довольно нелюбезно. — Только вот через пыль и дым камеры смотреть не умеют. Или если их взрывом к потолку развернуло. Так, ладно, — сказал он, со вздохом откидываясь обратно. — Ты говорил про дым. Пахло дымом или ты его видел?
Я кивнул.
— Пахло или видел?
— И то, и другое.
— А как думаешь, с какой стороны шел дым?
Я хотел было снова сказать, что не знаю, но мистер Биман еще не все сказал, что хотел:
— Прошу прощения, но в таком случае я никак не пойму, в чем смысл камер наблюдения, если они не срабатывают в экстренных ситуациях, — произнес он, обращаясь в целом ко всем присутствовавшим. — В наш-то век технологий, в месте, где столько шедевров…
Рэй резко вскинул голову, будто хотел огрызнуться, но стоявший в углу Моррис поднял руку и ответил:
— Мальчик — важный свидетель. Система наблюдения не рассчитана на подобные происшествия. А теперь простите, сэр, но если вы и дальше будете своими комментариями прерывать беседу, нам придется попросить вас выйти.
— Я здесь, чтобы защищать права этого ребенка. Задавать вопросы — мое право.
— Только если вам кажется, что ему причиняют вред.
— Надо же, это мне и показалось.
Услышав это, Рэй крутнулся на стуле.
— Сэр! Если вы и дальше будете препятствовать нашей работе, — сказал он, — вам придется покинуть комнату.
— У меня нет намерений вам препятствовать, — сказал мистер Биман после напряженной паузы. — Уверяю вас, у меня и в мыслях такого не было. Давайте, продолжайте, пожалуйста, — он раздраженно махнул рукой. — Разве смогу я вас остановить?
И снова потянулись вопросы. Откуда шел дым? Какого цвета была вспышка? Кто входил и выходил из галереи непосредственно перед взрывом? Не заметил ли я чего необычного до или после взрыва, ну хоть что-то? Они показывали мне фотографии — невинные отпускные лица, я никого не узнал. Паспортные снимки азиатских туристов и пожилых людей, матери и прыщавые подростки улыбаются себе на голубом студийном фоне — обычные, незапоминающиеся лица, от которых в то же время так и тянуло горем. Потом мы опять вернулись к плану. Может, я попробую, ну еще разочек, показать на схеме, где я был? Здесь или здесь? А может, здесь?
— Не помню, — повторял и повторял я, отчасти потому, что и впрямь мало что помнил, отчасти потому, что был напуган и только и ждал, когда же этот разговор закончится, и еще потому, что в комнате стояла ощутимая атмосфера беспокойства, нетерпения — похоже, остальные взрослые уже решили про себя, что ничего я не знаю и потому надо бы от меня отстать.
И вдруг, не успел я и опомниться, все — конец.
— Тео, — сказал Рэй, встав и опустив свою мясистую лапу мне на плечо. — Спасибо тебе, дружище, за то, что согласился нам помочь.
— Да ладно, — сказал я, растерявшись от того, как резко все закончилось.
— Я правда понимаю, как тебе было тяжело. Про такое никому вспоминать неохота. Но, понимаешь, — он растопырил пальцы рамочкой, — мы сейчас собираем воедино куски головоломки, пытаемся понять, что же там произошло, и может статься, как раз у тебя есть такие части этой головоломки, которых ни у кого больше нет. Ты правда нам очень помог, разрешив с тобой пообщаться.
— Если ты вдруг вспомнишь что-то еще, — сказал Моррис, протягивая мне свою карточку (которую на лету перехватила миссис Барбур и сунула к себе в сумочку), — позвони нам, ладно? Вы ведь ему скажете позвонить нам, мисс, — обратился он к миссис Барбур, — если он вдруг что-то еще нам захочет сказать? Там рабочий номер, но, — он вытащил ручку из кармана, — можно мне карту на секундочку?
Миссис Барбур молча открыла сумочку, вытащила карточку и отдала ему.
— Так, так, — он щелкнул ручкой и нацарапал на обратной стороне номер телефона. — Это мой мобильный. Для меня можно оставить сообщение в конторе, но если не дозвонишься вдруг, звони на мобильный, договорились?
Пока все толклись у выхода, ко мне подплыла миссис Свонсон и так по-свойски приобняла за плечи.
— Привет, — доверительно сказала она, будто я был ее лучшим в мире другом, — ну как жизнь?
Я отвел глаза, скорчил гримаску — ничего, вроде.
Она погладила меня по руке, как любимого котика.
— Ну и славно. Знаю, тебе нелегко пришлось. Не хочешь зайти ко мне в кабинет на пару минут?
Я беспокойно оглянулся на психолога Дейва, который мельтешил на заднем плане, за ним торчал Энрике, уперев руки в боки, с выжидающей полуулыбкой на лице.
— Пожалуйста, — сказал я, похоже, с заметным отчаянием в голосе, — мне нужно вернуться на урок.
Она сжала мою руку и — это я заметил — бросила взгляд на Дейва с Энрике.
— Конечно, — сказала она. — Какой у тебя сейчас предмет? Я тебя отведу.
9
Уже шел английский — последний урок. Мы проходили поэзию Уолта Уитмена.
Ты не спеши, и вновь вознесется Юпитер, ночью другой погляди, выйдут на небо Плеяды,
Звезды все эти — серебряные, золотые — вновь засияют на небе, бессмертны они [20].