тесно прижавшись друг к другу, устремив глаза в полумрак. Он слышал лихорадочное биение ее сердца; за все эти часы она не сказала ни слова, целовала ненасытно и вновь отрывалась, клала платочек между своими губами и его, словно дохнуть на него боялась; и теперь отвернула лицо, устремила во тьму горячечный взор…
Он сел, обняв колени. Да, пропал; пойман на удочку, связан, выдан с головой филистимлянам.
А, пусть теперь будет, что должно быть. Отдашь оружие в руки тех, кто его использует. Погибнут тысячи тысяч. Смотри — не видишь разве бескрайнее поле руин? Вот это была церковь, а то — дом; это был человек. Сила страшна, и все зло от нее. Будь проклята сила, душа злая, не искупленная — как кракатит, как я, как я сам!
Созидательная, трудолюбивая слабость людская, от тебя пошло все доброе, все честное; твое дело — связывать, сцеплять, соединять разрозненное и удерживать соединенное. Будь проклята рука, развязавшая силу! Будь проклят тот, кто нарушит связи стихий!
Все человеческое всего лишь лодочка в океане сил; и ты, ты выпустишь на волю бурю, какой не было никогда…
Да, я выпушу бурю, какой никогда еще не было; отдам кракатит, освобожденную стихию, и разобьется вдребезги лодочка человечества… Погибнут тысячи тысяч. Истреблены будут народы и сметены города; не будет предела тому, у кого оружие в руке и гибель в сердце. Ты это сделал. Страшна страсть кракатит человечьих сердец, и все зло — от нее.
Прокоп взглянул на княжну — без ненависти, разрываемый тревожной любовью и состраданием.
О чем она сейчас думает, застывшая и устрашенная?
Наклонился, поцеловал ее в плечо. Так вот за что я отдам кракатит; отдам его и уйду, чтоб не видеть позора и ужаса своего поражения. Страшную цену заплачу я за свою любовь — и уйду…
Прокоп вздрогнул от сознания бессилия: да разве дадут мне уйти? На что им кракатит, пока я могу открыть его тайну другим? А, вот зачем хотят они связать меня навеки! Вот зачем заставляют отдать им душу и тело! Здесь, здесь ты останешься, скованный страстью, и вечно будешь страшиться этой женщины; будешь метаться в зловещей любви, и выдумывать адское оружие… и служить им будешь…
Княжна обратила к нему безмолвный взгляд. Он сидел, как изваяние, и по грубому, тяжелому лицу его стекали слезы. Она приподнялась на локтях, не спуская с него пристальных скорбно-пытливых глаз; он не замечал этого, сидел зажмурясь, цепенея в тупом отчаянии поражения. Тогда она тихонько встала, зажгла ночник на туалетном столике, стала одеваться.
Он очнулся, только когда звякнул гребень о столик. С удивлением посмотрел Прокоп, как она обеими руками поднимает, скручивает непокорные волосы.
— Завтра… завтра отдам, — прошептал он.
Княжна не ответила — она держала шпильки во рту, торопливо свивая волосы в тугой узел. Он следил за малейшим ее движением; она лихорадочно спешила, но временами застывала, потупясь; потом, кивнув головой, еще быстрее приводила себя в порядок. Вот встала, близко, внимательно посмотрела на себя в зеркало, провела пуховкой но лицу — словно никого тут не было. Ушла в соседнюю комнату и вернулась, надевая через голову юбку. И снова села, задумалась, покачиваясь всем телом, еще раз кивнула своим мыслям и скрылась в гардеробной.
Прокоп встал, тихонько подошел к ее туалетному столику. Боже, сколько вещичек, странных и хрупких! Флакончики, палочки, пудреницы, баночки с кремами, безделушек без числа; так вот оно, ремесло женщины: глаза, улыбки, ароматы, ароматы резкие, манящие… Его изуродованные пальцы, взволнованно вздрагивая, касались этих тонких, таинственных вещичек, словно трогали запретное.
Княжна вошла в кожаной куртке и в кожаном шлеме, натягивая перчатки с широким раструбом.
— Приготовься, — сказала бесцветным голосом. — Поедем.
— Куда хочешь. Собери что тебе нужно, только скорей, скорей!
— Что это значит?
— Не теряй времени. Здесь тебе оставаться нельзя, понимаешь? Они тебя так просто не выпустят. Ну, едешь?
— На… надолго?
— Навсегда.
Сердце у Прокопа бурно забилось.
— Нет, нет… я не поеду!
Княжна подошла, поцеловала его в щеку.
— Надо, — сказал она тихо. — Я объясню тебе, когда мы выедем за ворота.
Приходи к подъезду замка, только скорей, пока темно. А теперь иди, иди!
Как во сне, шел он к "кавалерскому покою"; сгреб свои бумаги, свои драгоценные, незаконченные записи, быстро огляделся; и это все? Нет, не поеду! — блеснуло в голове, и он бросил бумаги, выбежал из замка. У подъезда стоял большой, глухо рокочущий автомобиль с потушенными фарами; княжна уже сидела за рулем.
— Скорей, скорей! — шепнула она. — Ворота открыты?
— Открыты, — буркнул сонный шофер, опуская капот машины.
Какая-то тень обошла издали автомобиль, остановилась в темном месте.
Прокоп подошел к открытой дверце.
— Княжна, — забормотал он, — я ведь. решил уже, я отдам все. и останусь.
Княжна не слушала его; наклонившись вперед, она напряженно всматривалась туда, где неясная тень слилась с темнотой.
— Скорей! — повторила она и, схватив Прокопа за руку, втащила на сиденье рядом с собой; одно движение рычага — и машина тронулась. В этот миг в замке осветилось чье-то окно, а тень выскочила из мрака.
— Стой! — прозвучал голос, и тень бросилась навстречу машине; это был Хольц.
— Прочь с дороги! — крикнула княжна, зажмурилась и дала полный газ. Прокоп в ужасе взметнул руки; раздался нечеловеческий вопль, колесо подскочило на чем-то мягком. Прокоп хотел выпрыгнуть, но княжна круто свернула за воротами, дверца захлопнулась сама собой, и машина с бешеной скоростью помчалась во тьму. Потрясенный, обернулся Прокоп к княжне; едва разглядел ее лицо, низко склонившееся к рулю.
— Что вы наделали?! — взревел он.
— Не кричи, — свистящим шепотом оборвала она Прокопа, все так же всматриваясь вдаль. Впереди, на светлой полосе дороги, вырисовывались три фигуры; княжна притормозила, остановила машину, подъехав к ним вплотную. Это был военный патруль.
— Почему едете без света? — сердито окликнул один из солдат. — Кто за рулем?
— Княжна.
Солдаты подняли руки к головным уборам, отступили.
— Пароль?
— Кракатит.
— Потрудитесь зажечь фары. Кого изволите везти с собой? Пожалуйста, пропуск.
— Сейчас, — спокойно ответила княжна и перевела рычаг на первую скорость.
Машина рванулась вперед, солдаты едва успели отскочить.
— Не стрелять! — крикнул один из них, и машина свободно понеслась во мраке. Потом круто завернула, поехала почти в обратном направлении. Остановилась перед самым шлагбаумом у выезда на шоссе. Два солдата приблизились к машине.
— Кто дежурный офицер? — сухо спросила княжна.
— Лейтенант Ролауф, — доложил солдат.
— Позвать!
Лейтенант Ролауф выбежал из дежурки, застегиваясь на ходу.
— Добрый вечер, Ролауф, — приветливо проговорила княжна. — Как поживаете?
Пожалуйста, прикажите открыть шлагбаум.
Он стоял в почтительной позе,
