переводом на русский язык, однако при более пристальном изучении вопроса несложно видеть, что речь идет о глубоких культурных различиях в отношении к науке и к ученым. Кстати сказать, нивелирование докторской степени в книге В. Сибрука «Роберт Вуд» датируется периодом существования СССР (1985), а в книге П. Ферриса «Зигмунд Фрейд» — периодом современной России (2001). Следовательно, генеральная линия в восприятии ученой степени доктора наук не нарушилась даже при трансформации Советского Союза в капиталистическую Россию.
Таким образом, западная модель восприятия ученой степени базируется на глубокой укорененности ее высокого социального статуса и подкрепляется стройной системой артикулирования данного факта, в то время как российская модель такой укорененности нигде не фиксирует.
Выявленное различие в западной и российской моделях социализации ученой степени подводит к пониманию того, что именно на Западе имеются серьезные социальные предпосылки для гипертрофированного стремления к ее получению. Было бы не удивительно, если бы «диссертационная ловушка» приобрела наибольшее распространение в США. Если же учесть, что в США сосредоточена основная масса богатейших людей мира, способных заплатить почти любые деньги за постоянное озвучивание уважительного отношения к себе, то кажется вполне естественным формирование «американского лица» «диссертационной ловушки». Однако этого не происходит. «Диссертационная ловушка» как некая специфическая норма прижилась именно в России, а не в США. Внешне данный факт выглядит как парадокс. Каковы же его корни?
ПРОБЛЕМА УКОРЕНЕННОСТИ: ИСТОРИЧЕСКИЙ АСПЕКТ
На наш взгляд, вполне справедливо предположить, что генезис «диссертационной ловушки» в России можно расшифровать через исторический анализ укорененности высокого статуса ученых степеней. Однако эта линия анализа, как ни странно, приводит к пониманию, что и в этом направлении у России меньше было шансов для вступления на «теневой» рынок диссертаций.
Дело в том, что российская система ученых степеней не совпадала и пока не совпадает с западной, само существование которой неразрывно связано с университетской системой. Наличие в России одноуровневой системы специалистов с высшим образованием и двухуровневой системы ученых степеней в виде кандидата и доктора наук совершенно не совпадает с западной, для которой характерна двухуровневая система специалистов с высшим образованием в виде бакалавров и магистров и одноуровневая система ученых степеней в виде доктора философии. Что это означает с точки зрения проблемы укорененности?
Во-первых, история существования западной системы ученых степеней гораздо богаче истории российских степеней. Это связано с тем, что западная система непосредственно опирается на многовековую историю европейских университетов и чрезвычайно высокий статус последних. История же нынешних российских степеней кандидата и доктора наук не достигает даже 90 лет, а этого явно недостаточно для того, чтобы в сознании населения на генетическом уровне, как это произошло в Европе, укоренилась идея высокой ценности ученой степени. Например, совокупная история гратификации ученых степеней в России насчитывает никак не более 250 лет, так как первые ученые степени российским исследователям были присуждены лишь в 1765 году, а на законодательном уровне они были закреплены Указом «Об устройстве училищ» (1803). Некоторые исследователи отмечают, что институт защиты диссертаций в дореволюционной России до конца так и не утвердился; период же с 1917-го до середины 1930-х характеризовался почти полным отсутствием гратификационной структуры.
Во-вторых, западная система ученых степеней всегда была и остается универсальной, действующей практически во всем цивилизованной мире, в отличие от российской системы, которая даже в лучшие годы была распространена только в социалистических странах. Традиции международной конвертации докторской степени западного образца опять-таки связаны с ролью европейских университетов, которые изначально были направлены на распространение универсального католического учения (богословия). Православная ориентация России привела к тому, что она выпала из европейской университетской системы и пошла своим путем. Достаточно вспомнить, что первый университет в России был основан по инициативе государства в лице императрицы спустя несколько веков после появления первых европейских университетов.
В-третьих, старые традиции европейских университетов заложили мощную основу повышенного уважения и пиетета к докторам наук со стороны простого населения. Достаточно вспомнить, что для присвоения степени доктора Сорбонны помимо всего прочего соискателю необходимо было пройти своеобразную экзекуцию-диспут: с 6 часов утра до 6 часов вечера он подвергался «нападению» 12 диспутантов-докторов, которые сменялись каждые полчаса; сам же соискатель за все 12 часов диспута не имел права ни есть, ни пить. Выдержавший испытание становился доктором богословия. При таких традициях носитель докторской степени простым населением воспринимался безо всякого преувеличения в качестве своеобразного супермена, на 2–3 порядка превосходившего обычного крестьянина или горожанина. По-видимому, такая система и привела к широчайшей манифестации ученой степени. В связи с этим весьма симптоматичной является история легендарного Фауста, который, заключив сделку с Мефистофелем, подписал кровью договор следующим образом: «Иоганн Фауст, доктор богословия». В России ученая степень никогда не была овеяна таким ореолом всеобщего восхищения и уважения.
В дополнение к сказанному можно отметить, что высокий статус университетской докторской степени на Западе базировался еще и на особом статусе самих университетов, каждый из которых выступал в качестве своеобразных «государства в государстве». Например, даже в современной Франции действует формальное правило, в соответствии, с которым полиция не может войти в здание университета без разрешения ректора. Хотя это правило часто нарушается, само его наличие говорит о силе университетов и университетских традиций, в том числе и в отношении ученых степеней.
В-четвертых, западные дипломы доктора наук по сравнению с российскими сертификатами имеют более высокую именную стабильность. Это опять-таки связано с университетскими традициями западной системы, где диплом доктора выдается конкретным университетом, а сами университеты являются, можно сказать, вечными структурами, которые практически никогда не расформировываются и не меняют названия. Грубо говоря, докторский диплом Гарварда, Оксфорда или Сорбонны говорит сам за себя и не требует никаких комментариев. В России все обстоит иначе. Так, диплом кандидата наук выдается Высшей аттестационной комиссией с указанием организации, в которой прошла защита диссертации. Однако в настоящее время многие «старые» научно-исследовательские институты и вузы страны либо исчезли, либо радикально поменяли свои названия. Идентифицировать место защиты держателя диплома становится порой весьма непросто. Докторские же дипломы в России выдаются цен тральной бюрократической структурой — Высшей аттестационной комиссией, которая также время от времени меняет свое название и статус. Кроме того, российский докторский диплом является как бы безымянным, ибо формально он совершенно не связан с организацией, где прошла защита диссертации (по крайней мере, из самого диплома этого не видно). Еще более странной является российская система присуждения ученых званий доцента и профессора. Так, ученое звание профессора можно получить по специальности, и его выдает Высшая аттестационная комиссия Министерства образования и науки РФ без указания организации, по ходатайству которой выдан диплом
