глаза и увидел встревоженное лицо женщины, сидевшей напротив него. Это она его разбудила.
– Вам, наверное, что-то приснилось – что-то нехорошее: вы так… – женщина запнулась, подбирая слова, – страшно мычали.
– Да, спасибо! – он ещё не отошёл ото сна и водил очумелыми глазами по полупустому вагону. – Приснилось…
Посмотрел на проносившиеся за окном пейзажи: сосны, светло-коричневым забором выстроившиеся вдоль железной дороги, берёзы и осины, встроившиеся в этот забор, и высоченные зонтики ядовитого борщевика. Лужицы озёр, полустанки с опущенными журавлями шлагбаумов, дома, домики и домищи дач, и снова сосны. Оно и неудивительно – это же Сосновское направление. Сколько раз они вместе с женой ездили этой дорогой, а вот теперь он едет один, и ничего не изменилось.
Сергей сказал женщине ещё раз «спасибо», встал и, закинув на плечо рюкзак, пошёл к выходу – приближалась его станция. В тамбуре достал из куртки пачку сигарет и зажигалку и, как только двери разошлись, сошёл на потрескавшийся, выщербленный асфальт перрона и с наслаждением закурил. Электричка тоскливо и пронзительно вскрикнула у него за спиной, захлопнула двери и ушла по своим железнодорожным делам. А он так и остался стоять в одиночестве на краю перрона, вдыхая запах леса, загородного воздуха и табака. Решал, как ему идти к даче – лесом или через посёлок? Докурил, растёр окурок ногой и пошёл вдоль железной дороги, постепенно забирая влево: через подлесок к хлипкому мостку через безымянный ручеёк, по тропинке, вьющейся между невысокими ещё деревцами. Поднялся в горку и вышел на одну из многочисленных улиц дачного посёлка, от магазина повернул налево и через пять минут оказался у своей дачи. Постоял у калитки, тупо глядя на древний кодовый замок, заботливо накрытый пластмассовым горлышком бутылки из-под чего-то минерального. Кода Сергей не знал – замок всегда закрывала жена, а он всегда смеялся над этим и говорил, что вора этим не остановить. Снял рюкзак, протиснулся в щель между забором и калиткой, замаскированную лапами росшей у забора ели, и пошёл к дому.
Этот дом начинал строить дед Сергея ещё в прошлом веке. Сначала это был маленький домик в одну комнатку с маленькой же верандой. Потом повзрослевший отец Сергея пристроил ещё две комнаты и расширил веранду. Позже старший брат Сергея надстроил второй этаж. Дом как будто бы сам по себе рос вместе с его обитателями, вместе с ними взрослел и старился. Когда одни уходили, вместо них появлялись другие: дом знал минуты скорби и радости, звучали в нём детские голоса и старческое брюзжание, собачий лай и мяуканье кошек. По утрам он просыпался под пение птиц и засыпал вечерами под бормотание телевизора. И всем без исключения дарил покой, уют и своё тепло. Сейчас дом был зелёного цвета, когда-то – синим, а одно время даже радостно-жёлтым. Сергей на ходу достал ключи, отпер входную дверь, и аура дома – хоть и родного, но пустого – прокралась к нему в сердце. Дом молчал, словно затаился в ожидании гостей: наверное, ему тоже было одиноко, и он скучал. Сергей сразу же развил бурную деятельность: сбросил рюкзак на диван, включил газ и поставил чайник греться на плиту, прошёлся по первому этажу и везде раздёрнул шторы. По скрипучей лестнице, стараясь не наступить на сломанную третью ступеньку, поднялся на второй этаж и здесь тоже распахнул все окна. Вставил в магнитолу диск Deep Purple, и, когда зазвучали пронзительные аккорды знаменитого рифа из ‘Smoke On The Water’, дом вздрогнул – открыл глаза и стал просыпаться после долгого забытья…
Чайник закипел и громко свистнул, как заблудившаяся в ночи электричка. Сергей ещё немного постоял у окна на втором этаже, глядя на соседний участок, – похоже, что и там тоже кто-то появился (из трубы дома шёл дым), – и спустился вниз. Нашёл в старом и обшарпанном буфете банку кофе, кружку и сахар. Заглянул и в холодильник на всякий случай – пусто, как в колхозном амбаре. С кружкой в одной руке и пачкой сигарет в другой вышел на улицу и присел на скамеечку, примостившуюся справа от крыльца. Короткими глотками пил горячий кофе и смотрел на высоченную старую берёзу, росшую напротив дома. Скворечники, которые вешал на дерево ещё отец Сергея, совсем развалились, и скоро, судя по всему, осыплются трухой на землю. Отец рассказывал ему, что раньше, когда дед только получил этот участок, на нём росло очень много берёз. По мере строительства дома дед валил берёзы на дрова, и сейчас их осталось всего лишь две.
Сергей закурил, откинулся спиной на стену дома, и это будничное движение неожиданно напомнило ему одну так до конца и не понятую историю.
Они с женой частенько сиживали на этой скамеечке: Сергей обычно обнимал жену за плечи, она прижималась к нему – так и сидели, греясь на солнышке. И однажды прилетела птица, да где там птица, так – птичка. Маленькая, серенькая. И зависла в воздухе примерно в метре, прямо напротив их лиц. Поражённые этим дивом, они с женой замерли, а птичка висела в воздухе, трепеща крыльями, и внимательно разглядывала их, как-то механически поворачивая малюсенькую головку то в одну, то в другую сторону. Как бы спрашивая: «Вы кто? Вы здесь зачем?» Потом сорвалась и упорхнула в сторону, но тут же вернулась и снова зависла, рассматривая их по очереди то одним, то другим глазом. Повисела, посмотрела, и они на неё успели налюбоваться, а потом полетела куда-то дальше. То, что колибри умеют так делать, Сергей с женой знали, но чтобы местные птицы были способны на подобное… чудеса!
Сергей вернулся в дом, поставил пустую кружку на стол и пошёл в комнату жены, хотя и знал, что делать этого ему не надо бы. Не стоило ворошить былое, зачем тревожить больное, и так истерзанное сердце? Но всё равно пошёл, потащился, как на Голгофу. Вошёл и застыл в дверях: здесь тоже ничего не изменилось – ну почему, почему ничего не изменилось?! Это неправильно, так не должно быть! Раскрыл платяной шкаф, и запах – запах его жены, её духов, её тела, – как сладкий яд, проник в него. Схватил первое попавшееся под руку платье, прижал его к лицу, вцепился в ткань зубами и завыл совсем уже по-собачьи, присев возле шкафа на корточки. Безумие накрыло Сергея: вцепилось в кадык, выдавило из глаз слёзы и прибавило решительности – он швырнул платье обратно в шкаф и выскочил из комнаты. В узком коридорчике ногой отбросил в сторону разноцветный коврик, поднял три половицы, под
