class="p1">— А я был у тебя вчера? — робко спросил Коля.
— Были. Но недолго.
— А где же я еще-то был?
— Не знаю.
— А не на вокзале?
— Да, были с нами и на вокзале. На Павелецком.
— А не на Курском?
— Не помню, — сказал Данилов. — Возможно, что и на Курском. Вы у Земского спросите, вы с ним вместе держались… Но инструменты вы, точно, с собой не носили…
— А я ел чего-нибудь? Отчего у меня дым изо рта идет?
— Табачный?
— Нет, паровозный!
Коля дыхнул, и из его рта действительно повалил тяжелый антрацитовый дым.
— Не знаю, — сказал Данилов. — Теперь и паровозов-то нет… Вы, Коля, бесалол примите, у вас все и пройдет…
— Я уж это принимал, а то бесалол!
Глаза у Коли стали вдруг хитрые.
— Знаешь что, Володя, — сказал Коля, — дай мне два раза по четыре рубля, и я буду молчать.
— Денег, Коля, у меня нет. А о чем молчать-то?
— О приятеле твоем. Андрее Ивановиче из Иркутска.
— Да говори о нем сколько хочешь!
— Ну смотри, — сказал Коля со значением. — А он мне шапку из белок обещал прислать. Он пришлет?
— Раз обещал — жди. А я побегу!
С этими словами Данилов вытолкал Колю в коридор, запер дверь и направился к лифту. Тут Коля закашлялся — и лестничную клетку заволокло дымом.
Проезжая Сретенку в троллейбусе, Данилов заметил, что по тротуару со скоростью машины, но и не спеша, за ним идет румяный Ростовцев. Круглыми глазами из-под очков Ростовцев поглядывал на Данилова, будто исследователь-натуралист. На голове его был черный котелок, каких уж лет восемьдесят не видели на Сретенке, в руке Ростовцев держал дорогую трость с желтой костяной ручкой, увенчанной фигуркой двугорбого верблюда-бактриана, а на левом боку его, там, где военные люди должны были бы иметь кобуру с пистолетом Макарова, прямо поверх пальто висел на ремне метровый турецкий кальян. Ростовцев шел, шел, а увидев, что Данилов заметил его, приподнял котелок и поклонился Данилову.
Однако выражение лица у него при этом было самое злодейское.
24
Не успел Данилов в театре сдать пальто и шапку на вешалку, как его осторожно взял под руку скрипач Николай Борисович Земский. Данилов все еще думал о Ростовцеве — что он следил за ним? А Земский непривычно для себя тихо поманил Данилова в буфет. Данилов взял бутылку "Байкала", Земский — три жигулевского.
— Ну, как люмбаго, Николай Борисович? — спросил Данилов. — Вижу, выписали вас.
— Люмбаго вчера — как рукой! Видно, после парилки… А вот… Смута какая-то в организме…
— Что так?
— Сам не знаю…
Тут Николай Борисович в некоем беспокойстве посмотрел на Данилова. И надежда была в его взгляде, и была просьба, словно он облегчение душе желал теперь получить у Данилова.
— Я не безобразничал вчера? — сказал Данилов.
— А ничего вчера не случилось?
— Много пили, вот и все…
— А разве не закусывали?
— Закусывали, — сказал Данилов, — но мало.
— Странно все, — покачал головой Земский, — странно… Какие-то сны дурные… Какие-то видения… Словно я был в путешествиях…
Земский замолчал и поглядел на Данилова испуганно.
— И вот квитанция… Штраф… Будто я без билета в Минск ехал…
Данилов развел руками.
— А у тебя ничто не пропало? — спросил вдруг Земский.
— Откуда?
— Из кухни?
— Не обратил внимания…
— Это не твой?
Земский из-под фрака, будто из недр своей басовой груди, извлек длинный предмет, запеленатый в полотенце. Положил предмет на колени, так, чтобы в буфете его никто не видел, и распеленал его. Обнаружился нож, пригодный для разделки окорока. Данилов повертел нож и на деревянной ручке его разглядел маленькие чернильные слова: "Буфет станции Моршанск-2. Тоня Солонцова. Кто сопрет — зарежется!" Данилову стало жалко Земского, он сказал:
— Да, это мой нож. Мне его Муравлев как-то привез.
— Никогда клептоманом не был, — сказал Земский, — а прямо перед пенсией — нате вам!
— Хотите, я подарю вам его? — сказал Данилов.
— Нет, нет, что ты! — со страхом отодвинулся от ножа Земский.
Пиво он допил вяло, был в напряжении, все ждал, как бы Данилов не огорошил его нечаянным воспоминанием. Но и любопытство возникало иногда в его глазах.
— А твой приятель Андрей Иванович, — наконец начал Земский, — он…
Тут же он замолчал, испуганно осмотрел буфет. Никогда не видел Данилов громогласного бузотера Земского таким сконфуженным и неслышным.
— Пора нам с вами в яму идти, — сказал Данилов.
— Ты, Володя, обещал зайти ко мне домой. Сочинения мои послушать. Поговорить о музыке. Ты бы зашел…
— Непременно. Как-нибудь…
— Да что же — как-нибудь! Вот хоть бы и завтра с утра. Я бы и о Мише Кореневе рассказал.
— Я вам позвоню, — сказал Данилов.
"Теперь еще Кудасов явится за объяснениями, — подумал Данилов. — Ну, Кармадон. Хорошо, хоть Кудасова днем в театр без пропуска не пустят. А оперы и балеты он не посещает…" Вовсе ни к чему были Данилову мысли о терзаниях Кудасова, Земского и водопроводчика Коли. Да и какая радость нож этот моршанский в полотенце таскать с собой! Данилову хотелось думать о Наташе и музыке композитора Переслегина. Слова Переслегина об альте казались ему справедливыми, хотя и не во всем, а что касается исполнения его симфонии на публике, то теперь Данилов оробел. Раньше об этом исполнении у Данилова были лишь грезы, и в тех грезах Данилов вел себя решительно, как Суворов в Альпах. Сейчас же открылась реальность с оркестром и дирижером, вот Данилов и заробел. "Да выйдет ли у меня? Да где уж мне…" И чем больше думал он о симфонии, тем крепче и крепче забирали его сомнения. Данилов совсем расстроился. Он боялся, что и сегодня сыграет скверно, — давали "Коппелию", — дирижер почувствует это — и опять поездка в Италию на гастроли окажется для Данилова фантазией. "В Италию! — подумал он. — А доживешь ли ты до Италии?"
Но пришла пора спектакля, и опасения Данилова рассеялись. Играл он хорошо, с жадностью. Да и как не быть жадности после утренних приключений! К тому же и при мыслях, что больше никакого спектакля у него может и не быть! Душевно Данилов играл. Большим артистом сидел он в яме.
Успокоился и застыл над оркестром занавес после первого акта. Данилов вспомнил слова Переслегина об импровизации, и у него были мысли об этом. Но поднял голову и увидел над барьером оркестровой ямы Кудасова. "А пошел бы он подальше! — с досадой подумал Данилов. — Пусть к Земскому пристает за разъяснениями! И ведь на билет потратился. Да и билет-то с рук, наверное, брал…" Данилов отвернулся с надеждой, что сейчас в
