СМС, позвала в гости и хотела ситуацию обсудить. Поднимаюсь, вижу, что дверь открыта. Не понял, но вошёл. Тишина. Иду на кухню – пусто. Смотрю в зале – никого. Наконец, дошёл до спальни, на кровати – месиво. Она лежит на красном одеяле, пропитанном её кровью. Живот вспорот, глаза вырезаны. И тут – хуяк мне по голове.
– Стасик подставил?
– Ну, такие вот дела, – Егор взял бутылку, налил и опрокинул без закуси.
– Невиновного посадили! – Витя кружился по комнате, как отличница перед экзаменом, как поэт в психушке или как героинщик у барыги.
– Смирился.
Егор знал, что Стасик – мент и что семья его – ментовская. Он же сирота – на тот уже момент – и всего лишь слесарь. Он сел, за месяц изучил понятия, познакомился с кем надо и стал мужиком. Словом, адаптировался.
Старые друзья молчали.
– Ладно, раз ты мне о своей жизни поведал, то и я раскрою карты, – Витя вернулся за стол, налил по рюмке. – Я не соврал, но недоговорил. Занимаюсь я товаркой, но вот товар запрещённый.
– Дети, оружие, наркотики? – Егор спросил с улыбкой, потому что к запрещёнке он привык за двенадцать лет.
– Травка, иногда марки, – Витя ждал, как отреагирует Егор – положительно или отрицательно.
– Хорошо хоть, что лёгкие. А как ты в бизнес вошёл?
– Не поверишь. С одноклассником всё замутили.
– С Петькой Протасовым? – Егор откинулся на спинку, потом встал и тоже закурил у окна.
– С ним! А ты откуда знаешь?
– Он всегда на торчка похож был, – смех разнёсся по кухне.
Тёмные страницы оставили, перешли к светлым, если торговлю наркотиками мимо жены и детей и двенадцатилетнее заключение можно так назвать.
III
– А ты курой побыть не хочешь? – Витя уже икал и расползался по столу.
– Это типа ещё ниже петуха? – Егор усмехнулся, но шутки не понял.
– Нет, я говорю про курьера. – Витя икнул чуть не до рвоты, рыжая каша поднялась к горлу. – Тот, кто товар доставляет.
– Не-не-не, я официально хочу, – Егор мотал головой, и евроремонт двоился и сверкал калейдоскопом.
– Ты ж только откинулся, тебя никуда не возьмут.
– Возьмут! Я в себя верю. К тому ж не виноват ни в чём.
– Морали у работодателей нет. Есть только бумажки. И у тебя бумажка – попорченная, не целка совсем, – Витя приобнял Егора. – Ты подумай. Месяц поразносишь, а потом я тебя на координатора посажу. Знаешь, какие бабки?
Егор убрал его руку и встал. Шматком мяса он брёл до комнаты. Нащупал во тьме кровать – и упал.
Во сне его мучили сомнения. То он идёт в школу и проваливается в яму, а учителя кричат: «Свернул не на ту дорожку!» То он лежит на коленях матери и плачет, а она ему твердит: «Будь честным, но не всегда. Честных мир не любит».
Проснулся Егор в поту, с сотней картинок перед глазами. Башка раскалывалась. Каждое движение отдавало болью в темечко. Лучше бы рубили пальцы или били палкой. Первое, о чём Егор подумал, – закладки.
Его ломало изнутри. Он никогда не нарушал закона и всегда верил в правосудие. А тут – и закон, и правосудие испортили ему жизнь, пережевали и выплюнули её. Может, если обратиться во зло, мир станет подобрее?
Уже днём Егор шёл по вчерашним улицам. И гадил ту природу, что его вчера вдохновляла, синими свёртками. На третьем часу работы он понял, куда лучше закладывать и как незаметно проверить, нет ли рядом полиции.
Поздним вечером Егору оставалось разложить две закладки. Первая – опасная, рядом с церковью. С ней новоиспечённая кура справилась на ура. Вторая – безопаснее, на заброшке.
Егор вошёл в убитый дом, где холодным взглядом его поглощали голый бетон и ржавая арматура. Оставил марки на подоконнике и спалил патруль. Бело-синий бобик орал и мигал вовсю.
Егор присел и наблюдал, куда поедет. К нему. Потом вторая машина. Егор бежит по лестнице, выбегает на крыльцо – там двое. Он ломится в коридор, выбивает двери и ищет окно без стекла. Прыжок – прямиком на мента.
На допросе Егор ничего не отрицал, во всём сознавался и так понравился следователю, что тот причмокивал и улыбался, когда вносил показания. Витю он не сдал, хотя не знал, есть ли его вина в этом.
Егора чудом отправили в Карелию, где он промотал половину первой ходки. Там ещё остались знакомые, которые слушали о воле, об июльской природе и о том, какие вилы встретили Егора там, на свободе.
Из невиновного виновным стать легко, надо лишь откинуться, понять, что обществу уже не нужен, и вернуться туда, где выслушают, нальют чифирь, почешут репу и скажут: «Да, брат, жизнь – такая штука».
Философ по вызову
Иван Гобзев
– Господа, а давайте вызовем?
– Вызовем?
– Вызовем!
Мужчины переглянулись. Они сидели в халатах, распаренные, розовые. На столе водка, пиво, закуски.
– Вы про так называемых девчонок? – спросил тонким голосом Андрей Иванович.
Андрей Иванович попал в эту компанию впервые. Он уже был наслышан, как весело проводят время его коллеги, но они никогда не приглашали его с собой. Хотя он и имел должность немаленькую и работал давно. И вот, в этот четверг он внезапно получил приглашение от самого Сергея Моисеевича. Мысль о том, чтобы «вызвать», отозвалась в нём непривычным, давно забытым волнением. Приятный холодок пробежал по телу и заставил задрожать колени. Он даже широко раскрыл глаза и рот. Никогда он ещё никого не вызывал, только слышал, что такое делают и как об этом рассказывают вполголоса.
Вопрос Андрея Ивановича проигнорировали. Понятное дело, что речь шла о девчонках, больше вызывать было некого.
– А вызовем! – весело закричал курчавый Сергей Моисеевич.
Все тут приходились подчинёнными Сергею Моисеевичу, поэтому он принимал решения и последнее слово всегда было за ним. Сразу было понятно, что он главный, он даже был больше всех – высокий, с широким, в крупных порах лицом и огромным животом.
– Толь! – закричал он. – Толь!
Появился сутулый банщик в белом халате.
– Чего, Сергей Моисеевич?
– Вызвать хотим. Кто там свободен у тебя?
– Многие свободны, кабинеты сегодня только вы арендуете.
– Добро! Подожди Толь, мы решим сейчас.
И Сергей Моисеевич стал с коллегами обсуждать.
Иван Андреевич решил устроить себе выходной. Он сварил кофе и по-домашнему, в тёплом длинном халате с капюшоном устроился на кухне. Неделя была тяжёлая, каждый день лекция, а то и не одна. Многим даже пришлось отказать. Ну да всех денег не заработаешь. На этой
